С самого начала христианства в России начались и попытки римских пап утвердить власть свою в нашем отечестве. Со времен Ольги стали появляться в Киеве послы от папы, и даже после того, как Владимир принял веру христианскую от Византии, папы не теряли надежды подчинить себе новообращенную страну. Мы упоминали о епископе Реймберге при Владимире, о письме папы Григория VII к Изяславу. Многие из наших митрополитов писали о римской вере, в этих писаниях мы не видим вражды к латинянам, но в них выражается и скорбь о разделении Церкви, и твердое, ясное сознание правоты Восточной Церкви, наши святители ревностно заботились о том, чтобы святое учение сохранялось во всей чистоте своей, и потому ясно обличали заблуждения латинян. Митрополит Никифор в послании к князю о латинской вере прибавляет: «Прочитай это, сын мой, не раз и не два, а несколько раз; и ты, князь, и сыновья твои. Князьям, которых Господь призвал править народами и исповедовать истинную веру, следует знать хорошо слово Христово и главные основания веры, дабы могли они ее защищать, сохранять и в чистоте распространять между подданными, порученными им Богом».

Тщательно ограждая паству свою от влияния латинства, православные святители сожалели об отпадении Западной Церкви от древнего единства и потому с искреннею радостью приветствовали всякую надежду на восстановление этого единства. В 1080 году, когда был папою Григорий VII, партия императора Генриха, враждовавшего с ним, избрала на папский престол архиепископа равенского, который стал называться Климентом. Этот антипапа искал сближения с Востоком и присылал епископа и в Россию. С любовью и радостью приветствовал митрополит Иоанн эту попытку к примирению.

«Приятна любовь твоя в Господе, человек Божий, — писал он Клименту, — ты и из дальней страны призираешь на наше смирение, касаешься нас крылами любви; догматы православной и чистой нашей веры приемлешь и изумляешься им, как возвестил нам и ясно показал епископ твоего святейшества. Да покрывает тебя Божественная Всевышняя рука! Да даст благий и милостивый Бог тебе и твоим дням увидеть улучшение дел между вами и нами.

Не знаю, откуда и как явились соблазны и препятствия на пути Божьем, отчего и как они не исправились. Не понимаю, какой злобный враг истины и благочестия наделал все это, разрушив братскую любовь вашу и союз, соединявший христиан. Не скажу, что все погублено, мы знаем и многим ясно убеждены, что вы христиане, но кое в чем отделились; вот смотрите».

Затем митрополит указывает на некоторые отступления Западной Церкви от древнего предания и умоляет римского первосвященника обратиться за наставлением к патриарху константинопольскому.

Но подобные увещания были тщетны. Они доказывают только добросовестность наших пастырей, искренно веривших, что Рим искал и желал истины и возобновления древнего единства Церкви в любви и вере. Не того искали папы; они искали преобладания и власти на каких бы то ни было условиях.

В продолжение XII и XIII веков сношения латинян с Киевом продолжались; есть известие, что в Россию был назначен миссионером знаменитый в Западной Церкви Бернард, аббат клервальский. «Если ты привлечешь к Христу грубый народ русский, — писал к нему по этому поводу один латинский епископ, — то тебя ожидает большая слава, нежели какой достигли Орфей и Амфион, смягчавшие своими песнями каменные сердца дикарей». Неизвестно, был ли в России знаменитый аббат; наши летописи молчат о том. Но хотя в Киеве было очень много христиан латинского исповедания из чужестранцев и хотя они беспрепятственно могли совершать богослужение свое, распространять латинство в Киеве было труднее, чем в других местностях. Киев был средоточием духовного образования в духе восточного православия, и проповедь латинства встречала здесь сильный отпор. Пастыри действовали поучениями и обличениями, а князья были готовы и силою стоять за учение Православной Церкви. В первой половине XIII века был основан близ Киева латинский Доминиканский монастырь, но князь выгнал приора и братьев, как скоро узнал, что они позволяли себе порицать веру православную и старались распространять римскую.

Гораздо удобнее латинянам было действовать на юге и северо-западных окраинах России, где с нею граничили страны, уже признавшие власть Римской Церкви, волнения и смуты в этих странах облегчали дело. Туда и обратились попытки латинян, они стали стараться о распространении римской веры в Галиче и по Балтийскому поморью.

Княжество Галицкое очень усилилось в первой половине XII века, при князе Владимире, и особенно при сыне его Ярославе Осмомысле, владевшем всею Червонною Русью. Червонною Русью, а впоследствии Галицией, Галичем, Галичиной1 называлась вся страна, лежавшая на северо-восточных склонах Карпатских гор, по верхнему течению Днестра и Прута. По смерти Ярослава споры детей его о наследстве подвергли страну бедствиям междоусобной войны и влиянию чужеземцев. Соседи — поляки и венгры, — часто призываемые на помощь враждовавшими между собою князьями, составляли себе партии между галицкими боярами, и во второй половине XII века венгерский королевич сделался князем галицким: страна совершенно попала под влияние венгров. Они теснили православие, ставили лошадей в православных церквах, чем сильно раздражили народ; вскоре галичане изгнали венгерского королевича и призвали себе в князья Романа Волынского, славного победами над половцами и Литвою, человека нрава крутого и воли непреклонной. Под его твердым правлением утихли смуты и крамолы и соединенные Галиция и Волынь сделались очень значительным княжеством.

Тем временем совершилось событие, которое оживило и усилило надежды римского первосвященника на всемирное владычество. В 1204 году Константинополь был взят крестоносцами, и латинский патриарх поставлен в столицу восточного православия, из коей патриарх греческий едва спасся и в бедном рубище бежал во Фракию. Папа Иннокентий III, видя в этом полное торжество над “греческими отступниками”, как латиняне называли православных, надеялся, что скоро весь христианский мир признает власть папского престола. Нужно было склонить к тому Россию, и с этих пор попытки римских пап подчинить себе Русскую Церковь сделались и чаще, и настойчивее, и более неразборчивы в средствах.

В самый год взятия Константинополя Иннокентий прислал легата своего к Роману Галицкому, чтобы убедить его принять римскую веру. Легат стал доказывать князю превосходство римского исповедания перед греческим, но Роман, который был и умен, и образован, очень искусно возражал легату; тогда легат объявил князю, что если он примет латинскую веру, то папа даст ему королевский титул и мечом Петра покорит ему многие земли. Роман, обнажив свой меч, сказал: «Таков ли меч Петров у папы? Если такой, то он, конечно, может брать им города и дарить их, только это будет противно слову Христа, который запретил Петру действовать мечом. У меня же свой меч, от Бога мне данный, и пока он при мне, не имею нужды покупать города помощию меча Петрова».

Папа сильно ошибался, считая взятие Константинополя обстоятельством, благоприятным для сближения с Россией. Напротив, с этой поры раздражение против латинян у нас усилилось, ибо до России скоро дошли слухи о поступках крестоносцев в Константинополе, где они глумились над святыней храмов, осмеивали православные обычаи, в Софийском соборе производили бесчинства и вообще относились к православным враждебно и презрительно. На Романа так мало подействовало красноречие папского легата, что он в следующем же году, вступив с войском в Польшу, грозил истребить в ней латинскую веру. Смерть прекратила успехи его оружия.

Папа продолжал попытки свои. В 1207 году тот же Иннокентий прислал в Россию кардинала Виталиса с письмом, в котором убеждал князей, епископов, клир и народ покориться тому, которого, как писал он, Сам Спаситель поставил главою Церкви. «Греческая империя и Церковь покорились апостольскому седалищу, — писал папа, — и униженно приемлют от нас повеления, ужели Церковь Русская, часть Греческой, захочет отстать от целого?»

Писал папа Гонорий III к князьям русским, а папа Григорий IX к великому князю Георгию Всеволодовичу, в письмах своих уверяя, будто сами князья русские изъявили готовность присоединиться к Римской Церкви, но эти письма оставались без последствий и большею частью без ответа, а в народе и духовенстве между тем все усиливалось нерасположение к латинянам.

Но в Галиче открылась им вскоре возможность утвердить свое влияние. По смерти Романа снова возникли смуты, и Галич опять попал под влияние венгров. Король венгерский писал папе, будто бояре и народ изъявили желание подчиниться римскому престолу с тем, чтобы им были оставлены их церковные обряды, и папа поспешил прислать в Галич латинских священников. Латинские священники стали изгонять православных, снова началась борьба, начались преследования и насильственные совращения. Мстислав Удалой, прибыв на помощь угнетаемому народу, изгнал было венгров, но в 1230 году король венгерский присвоил себе часть Галича, и папа учредил там латинскую архиепископию. Впоследствии обстоятельства стали еще более благоприятны для латинян, а русским становилось все труднее отражать их попытки.

И Новгороду пришлось тоже вести упорную борьбу против латинян. По делам торговли Новгород был в постоянных сношениях с немецким скандинавским севером и потому особенно дорожил владычеством над Балтийским поморьем и землями около Финского залива. Вся эта страна давно принадлежала Новгороду, но по временам финские и чудские племена, населявшие ее, пытались высвободиться из-под власти. Почти всем князьям новгородским приходилось воевать с чудью, — то распространяя владения Новгорода, то опять подчиняя ему племена непокорные, иногда в борьбу вмешивались соседи, имевшие тоже притязания на Прибалтийский край. Финнам помогали шведы, старавшиеся утвердиться в Северной Финляндии, на Западе полоцкие князья, враждовавшие с Новгородом, притягивали к себе Южную Ливонию, заселенную смесью чудских ливов с литовским племенем латышей. В XII веке почти все эти чудские племена были еще языческими; они полагали, что вся видимая природа заселена богами, из коих главный — Укко — представлялся вооруженным воином в огненном одеянии, радуга составляла лук его. Языческие понятия этих чудских племен отчасти сливались с языческими верованиями соседей их, литовцев, и об обращении их в христианство довольно мало заботились и новгородцы, которым они так долго были подвластны, и полоцкие князья, которые в XII веке владели частью Ливонии. Однако новгородцы имели в том краю крепости с церквами.

В это время Северная Финляндия была во власти шведов, а Южная принадлежала Новгороду. Около половины XII века шведский король Эрих, прозванный “Святым”, стал распространять христианство в подвластной ему части Финляндии; он действовал более мечом, нежели проповедью, и в порыве усердия или властолюбия внес войну и на земли новгородские: чудское племя емь, выбиваясь из-под власти Новгорода, обрадовалось союзникам шведам и стало помогать им. Новгородцы, занятые борьбою с суздальским князем, не могли сначала остановить успехов шведов, которые все далее распространяли власть свою и в 1142 году, с королем и епископом во главе, подплыли на шестидесяти ладьях к Ладоге. Новгородцы тут отбили их, но нападения шведов возобновлялись. Часто тревожили они окрестности Ладоги, Пскова и другие новгородские земли. С ними было племя емь, с новгородцами карелы. Со стороны Новгорода эта борьба была сначала совершенно чужда дела веры и Церкви, Новгород просто отстаивал свою власть над страною, издавна ему подчиненной, но со стороны шведов участие епископа в войне и насильственное крещение побежденных придавали борьбе религиозный характер. В 1188 году карелы, напав на шведские владения, убили упсальского епископа и сожгли один город; вскоре затем и новгородцы ходили на шведов, сожгли у них Або, уничтожили их колонии в Юго-Западной Финляндии и тем на время остановили попытки шведов приобрести в этом крае религиозное и политическое влияние. Борьба должна была вскоре возобновиться и усложниться.

Между тем владениям русским и вере православной грозила опасность с другой стороны. Около половины XII века бременские купцы, пристававшие с своими судами к устьям Западной Двины, основали там поселения. Обратилось на этот край внимание Западной Церкви, и в 1186 году прибыл туда немецкий священник Мейнгард и, с дозволения полоцкого князя, который владел тою страною, поставил церковь в местечке Икскуле, затем стал стараться об обращении в христианство язычников ливов. Построение церкви в купеческом поселении было делом очень обыкновенным; торговые сношения русских с иноземцами основывались на полной веротерпимости, и латинские церкви существовали во многих русских городах. Сам Мейнгард был, может быть, воодушевлен искренним желанием просветить верою язычников, не знавших о Христе, но уже на Западе благовествование давно сделалось первым шагом к завоеванию. Латинский проповедник, обращая язычников, должен был непременно стараться подчинить их власти, покорной папскому престолу. Так случилось и здесь, и малая церковь Мейнгарда сделалась как бы зерном обширного замысла подчинить край немцам.

Мейнгард трудился сначала с немногими помощниками из лиц духовных и вскоре получил от папы звание епископа Икскульской епархии, но успехи оказывались медленными, ливы неохотно принимали крещение: те, которые крестились из страха или ради обещанных выгод, продолжали втайне совершать языческие обряды, и все туземное народонаселение стало относиться крайне враждебно к пришельцам немцам. Немцы тогда потребовали из Германии войско, и уже преемник Мейнгарда пал в бою, сражаясь с ливами. Побежденные ливы покорились силе, приняли крещение, но как только войско удалилось, то отказались от новой веры и перебили до двухсот немцев. Тогда немцы убедились, что если они хотят господствовать в крае, то должны иметь в нем постоянно войско. Действительно, в 1199 году епископ Альберт Буксгевден прибыл уже с значительною силою и в следующем же году основал на месте купеческого поселения крепкий город Ригу, куда перевел Икскульскую епархию. Но видя возрастающее раздражение туземцев и ожидая, вероятно, столкновения с более сильными противниками, Буксгевден испросил у папы учреждения военно-религиозного братства, которое стало называться братством “Креста Господня”, или “Орденом меченосцев”.

Немецкие рыцари-миссионеры обратились к полоцкому князю за позволением проповедовать христианскую веру в его владениях и даже обязались платить ему дань как владельцу края; он согласился. Но вскоре оказалось, что под предлогом распространения веры и призывая имя Христа и Пресвятой Девы, меченосцы просто стараются овладеть всею страною и поработить себе народ, которого силою заставляли принимать крещение. Закипела отчаянная борьба: чудь и ливы восстали против чуждых пришельцев, к ним через некоторое время присоединилась языческая Литва; князь полоцкий Владимир понял, что его обманули, и осадил Ригу, два князя, правившие латышами под верховною властью полоцкого князя, Вячко и Всеволод, отчаянно боролись с немцами. Но все было тщетно: к немцам прибывали все новые значительные силы, а несчастным туземцам не от кого было ждать сильной помощи. Новгород был отвлечен собственною опасностью от участия в борьбе.

Полоцкий князь принужден был снять осаду Риги и помириться с немцами, когда узнал, что к немцам идет на помощь морская сила датчан. Вячко, предательски взятый немцами и принужденный признать над собою власть рижского епископа, с отчаяния сам сжег свой город, Всеволод сопротивлялся долее: женатый на литовской княжне, он открыто стал во главе язычников, литовцев и латышей, и своей беспощадною жестокостью в боях сделался страшилищем для немцев, но и его одолели силою и изменою. Альберт, подняв на него его же подданных, отнял у него город, взял в плен его жену и возвратил ее тогда только, когда Всеволод клятвенно обещал не действовать против Латинской Церкви. Всеволод принужден был отдать свое княжение в лен церкви святой Марии и получил его обратно уже как вассальное владение от епископа. Таким образом, немцы постепенно подчиняли себе слабейших князей, но еще до времени хранили вассальные отношения к более сильному князю полоцкому, продолжая платить ему дань и стараясь жить в мире с ним.

Между тем и новгородцы встревожились за свои владения в Ливонии. Немцы, все далее распространяя власть свою, сулили независимость племенам, подвластным Новгороду. Начались волнения в окрестностях Юрьева и Медвежьей головы (Оденпе). Тогда явилось в Ливонию новгородское войско с князем Мстиславом Удалым. Теперь и новгородцы стали требовать не одной уже дани, но, видя, что немецкие рыцари заставляют ливов креститься в латинскую веру, со своей стороны стали требовать от подвластного им народа крещения в веру православную. Несчастные из страха соглашались на все, что от них требовали; новгородцы удалились, обещав прислать священников. Но как только они ушли, явились немцы и по всей стране опустошали города и села и сжигали жилища тех, кто не соглашался принять крещение от них. Новгород, сведав об этом, прислал сильное войско под начальством Мстислава Удалого (1214), к нему присоединились и псковичи со своим князем. Немцы, не чувствуя себя довольно сильными, чтобы сразиться с таким значительным войском, заперлись в Риге; а русские вновь подчинили себе часть Ливонии и Эстонии. Угнетенная чудь теперь с яростью восстала на немцев, избила немецких проповедников; ободрился присутствием русского войска и слабый князь полоцкий. «Ливонцы мои подданные, — говорил он, — я по своей воле могу крестить их и оставить некрещеными», — и поднялся было на немцев, но уже эти последние имели себе сторонников и между русскими. Псковский князь, выгнанный псковичами за то, что выдал сестру свою за брата рижского епископа, теперь пристал к немцам, помирил с ними полоцкого князя, помогал им, потом опять поссорился с ними и ходил на них с русскими. Восстало на немцев и чудское племя эстов, но немцам помогали датчане, которые, пользуясь смутами, овладели частью Эстонии и построили в ней укрепленный город Ревель, или Колывань.

Борьба ожесточалась и принимала более широкие размеры: немцы с покорными им литвами делали набеги на новгородские земли, часто опустошаемые и язычниками-литовцами; латыши нападали на земли псковские, сжигали села, грабили церкви, между тем и под знамена новгородцев собирались и эстонцы, и ливы, насильно крещенные немцами, и православные, и язычники-литовцы, чтобы общими силами изгнать ненавистных чужеземцев-немцев. Вражда и страсти разгорались все более и более, и борьба все более принимала характер войны за веру; папа громил проклятиями «русских вероотступников, защитников язычества», и проповедовал против них крестовый поход. Рижский епископ обещал прощение грехов тем, кто пойдет против русских. Немцы крестили не только язычников, но иногда даже и русских, давно живших в Ливонии и исповедовавших веру православную.

Несчастные туземцы; из-за просвещения которых как будто шла борьба, с ненавистью смотрели на веру, навязанную им силою: настоящего значения ее они не разумели, а из-за нее терпели насилие и бедствия. Они втайне совершали над собою заклинательные обряды, омываясь в Двине, чтобы отослать обратно в Немецкую землю силою сообщенное им крещение, вырывали даже трупы умерших, чтобы заклинаниями и языческими обрядами очистить их от принятого ими христианства. Погребая своих мертвецов, они говорили: «Иди, несчастный, в мир лучший, где немцы уже не могут господствовать над тобою, а будут твоими рабами». Эти племена, по природе не воинственные, в ненависти своей к немцам ожесточались до свирепого исступления. Шайками бродили они по стране, разоряли укрепления, возводимые немцами, жгли их поселения, предавали немцев самым ужасным истязаниям. С особенною свирепостью действовали эсты, соединившиеся с язычниками острова Эзеля. Такие действия вызывали со стороны немцев и страшные возмездия: весь край обливался кровью, пылал пожарами.

Успех в этой борьбе должен был теперь остаться за немцами. Новгородцы посылали по временам войска в Прибалтийский край, но не могли держать в стране постоянную военную силу, а по удалении их немцы мстили их приверженцам. Немцы же вели дело с упорством и постоянством: из Германии прибыли к ним новые силы, они приобретали новых союзников, овладели древним Юрьевом, поставили в нем латинского епископа. В 1225 году новгородцы и псковичи должны были заключить в Риге мир с Ливонским орденом. Посредником мира был папский легат, архиепископ Моденский, Ливония и Эстония остались за немцами, которые совершенно поработили себе народонаселение, застроили весь край крепостями, устроили епархии и военно-религиозное правление, во главе коего находился магистр ордена.

Папа Гонорий III обрадовался такому исходу дела и по этому поводу писал письмо русским князьям, убеждая их присоединиться к его пастве. «Ваши заблуждения в вере раздражают Небо, — писал он, — и служат причиною всех зол России. Бойтесь еще ужаснейших, если не обратитесь к истине. Увещеваем и молим, чтобы вы письменно изъявили нам добрую волю через надежных послов, а между тем жили мирно с христианами ливонскими».

Но послов русские князья не послали, и самый мир не был ни прочен, ни искренен. Новгородцы по временам сильно тревожили немцев набегами своими. Немцы отплачивали опустошениями новгородских земель. Папа, не достигнув желаемого, относился к русским враждебно и запрещал латинским купцам торговать с ними. В 1237 году орден Ливонский усилился соединением с тевтонскими рыцарями, а между тем, вследствие решения папы, должен был уступить датчанам часть Эстонии с Ревелем. Желая вознаградить себя за эту потерю, немцы собрали огромные силы; взяли Изборск, взяли затем Псков и замышляли идти на Новгород.

Тем временем и шведы вновь утвердились в Финляндии и опять через племя ем тревожили владения новгородские. Чтобы успешнее действовать, король шведский испросил у папы Григория IX буллу, которою проповедовался крестовый поход против языческих финнов и против русских «схизматиков и мятежников», не признававших власти наместника Петра и мешавших распространению веры в Финляндии. Обещалось отпущение грехов всем тем, кто примет участие в этой “священной” войне. Воззвание подействовало: собралось огромное войско шведов и норвежцев. Снарядились с ними и епископы, собираясь крестить в латинскую веру язычников, населявших новгородские земли, и подчинить русских схизматиков римскому престолу. Вскоре предводитель шведского войска и правитель Швеции, Карл Биргер, прислал сказать новгородскому князю: «Я пришел посетить твою землю; сопротивляйся, если можешь».

В Новгороде стали готовиться к войне как к делу святому, как к защите веры правой. Молодой князь Александр Ярославич, помолившись у святой Софии, принял благословение от владыки Спиридона и выступил в поход. Не многочисленна была рать новгородская, но, твердо уповая на Бога, князь ободрял войско свое. «Нас не много, — говорил он, — но не в силе Бог, а в правде». Между тем значительные силы шведов уже вступили в Неву и бросили якорь в устье Ижоры, намереваясь взять Ладогу и идти на Новгород. Александр помешал этому, неожиданно явясь у Ижоры.

Новгородцы всегда держали стражу на месте, где Нева впадает в море, потому что обыкновенно с этой стороны случались нападения. В ночь на 15 июля 1240 года на страже был крещеный вожанин (из племени водь, населявшего нынешнюю Петербургскую губернию), человек благочестивый, поутру он рассказал князю, что ему было чудное видение. «Стоял я на взморье, — говорил он, — и только что стало восходить солнце, как услышал я шум с моря, я подумал, не враги ли это, но вот вижу, плывет насад, посреди насада стоят святые братья Борис и Глеб, одежда на них красная, руки держат на плечах. На краю ладьи сидят гребцы и работают веслами, но их одевала мгла, и нельзя было различить их лиц. И слышу я, как один из святых братьев говорит другому: «Брат Глеб, вели грести, надобно помочь сроднику нашему Александру». И я слышал голос святых и от страха трепетал, а насад ушел из глаз моих».

Александр запретил вожанину говорить о бывшем ему видении, но обрадовался и, ободрившись надеждою на помощь свыше, в тот же день напал на шведов. Упорная битва продолжалась с утра до ночи. Наши воины бились храбро, сам Александр, нагнав Биргера, мечом ударил его в лицо. «Возложил ему печать на лице», — говорит летописец. Шведы были разбиты, и победа русских при Неве, за которую Александр прозван Невским, остановила надолго покушения шведов на земли новгородские и веру православную.

Но в следующем же году пришлось биться с ливонскими рыцарями. Несчастные псковичи с женами и детьми приходили в Новгород молить о помощи против рыцарей, которые крепко засели в Пскове и оттуда посылали отряды свои опустошать окрестности. Эти отряды доходили почти до Новгорода, убивали купцов, ехавших с товарами, взяли даже новгородский пригород Лугу. Вожане, не приставшие к немцам, убегали в леса, где иногда умирали с голода. Рыцари собрали значительные силы И были уверены, что не только удержат Псков, но еще возьмут и Новгород; уже земли води, ижоры, Карелия и берега Невы были причислены папою к епархии латинского епископа Эзельского, который поспешил договориться с рыцарями о взимании доходов с них.

Александра в это время не было в Новгороде, но как только он узнал о грозившей опасности, то тотчас явился, снарядил рать и пошел на врагов. Вскоре построенное немцами укрепление Копорье было взято, затем и Псков был отнят у немцев. Но немцы, собрав великую силу, с магистром и епископом, пошли к Пскову по льду Чудского озера. Это было в конце зимы. Александр с новгородцами вышел к ним навстречу по замерзшему озеру. Сотворив молитву, он стремительно бросился на немцев, совершенно разбил их и гнался за ними целых семь верст по льду. «Поднялся треск от ломки копий и звук от мечного сечения, — пишет летописец. — Казалось, двинулось замерзшее море, и великая сталась сеча немцев и чуди с нами, и льду не видно было; все покрылось кровью». «Я видел полки Божии на воздухе, — рассказывал участник боя, — они приходили на помощь князю Александру Ярославичу, и они-то обратили врагов в бегство и избивали их, гоня по воздуху. Александр победил силою Божией, святой Софии и святых мучеников Бориса и Глеба. Огромное число пленных досталось русским. Эта битва, известная под названием Ледового побоища, происходила на пятой неделе Великого поста, 5 апреля 1241 года.

Весь Псков, радостно торжествуя победу, вышел навстречу князю, с крестами, иконами и хоругвями. Пели хвалу «Господу, пособивому кроткому Давиду победить иноплеменника и ныне оружием крестным освободившему град Псков от иноязычников рукою верного князя Александра». В Новгороде встретили князя с тем же торжеством и в храмах молились о павших «в ледовом бою».

Славные победы Александра Невского на время остановили, но не прекратили совершенно попыток шведов и немцев. Позднее Новгороду и Пскову приходилось немало воевать с ними, и борьба эта постоянно имела характер борьбы за веру, ибо папы проповедовали крестовые походы против России и заранее дарили ее, как собственность святого Петра, немецким рыцарям под условием искоренить в ней «проклятый Греческий раскол». Тяжелые условия, в коих находилась Россия, казались особенно благоприятными латинянам, и они усердно пользовались ими.

Одна из самых серьезных попыток к обращению Северной России в латинство была в половине XIV века. Шведский король Магнус послал сказать новгородцам: «Пришлите на съезд своих ученых мужей, а я пошлю своих, пусть они порассудят о вере; я хочу знать, какая вера лучшая. Если ваша, то я пойду в вашу веру, а если наша лучше, то примите вы ее; а не захотите, пойду на вас войною».

Новгородцы, по совещанию с владыкою, отвечали Магнусу: «Если хочешь знать, какая вера лучшая, то пошли в Царьград к патриарху, ибо мы приняли правую веру от греков, мы же сами не хотим препираться с тобою о вере, а если чем тебя обидели, то скажи о том нашим послам».

Магнус объявил, что не имеет на новгородцев никакого неудовольствия, но желает обратить их к истинной вере. Вслед за тем Магнус стал осаждать города, принадлежавшие Новгороду, и крестить ижорцев и карелов православных. Но вскоре он принужден был оставить свое предприятие, не имевшее успеха, а только усилившее раздражение русских против латинян.