23.11.2020
Жизнь как подвиг служения Богу. Ко дню памяти архиепископа Августина Калужского (1937)
Священномученик Августин (в миру Александр Александрович Беляев) родился 28 февраля 1886 года в селе Каменка Костромской губернии в семье протоиерея Александра и его супруги Евдокии. У них было пятеро детей, и Александр был самым младшим. С детства в нем обнаружился глубокий, благочестивый настрой и проявилась искренняя любовь к храму.
Владыка впоследствии рассказывал, что когда ему было шесть лет, родители не взяли его на Пасхальную службу, и он убежал из дома и спрятался на хорах в храме, и там за поздним часом уснул. После службы родители пришли домой и тут обнаружили, что сына нет дома. Когда Александр был еще подростком, в дом к родителям ходил странник, которого многие почитали за благочестивую и праведную жизнь и который не раз, обращаясь к мальчику, называл его архиереем. По окончании Кинешемского духовного училища Александр поступил учиться в Костромскую Духовную семинарию, а затем – в Казанскую Духовную академию, по окончании которой в 1911 году он был направлен преподавать русский язык и литературу в Пензенское епархиальное женское училище.
Впоследствии он стал также преподавать и в мужском учебном заведении Пензы. В дневнике он в то время писал о себе: «Я не интересуюсь карьерой и положением в обществе и часто бываю, вопреки пословице, один в поле воин... Патриархальный уклад семейной жизни отца внедрил глубоко в моем сознании нравственную ответственность за каждый шаг. Вот почему я, учитывая себя, делаю учет и другим. И от степени требовательности к себе зависит требовательность моя и к другим...»
В 1913 году он принял решение жениться на горячо полюбившейся ему девушке Юлии, ученице старшего класса епархиального училища. Она была дочерью священника Александра Евлампиевича Любимова. Во время гонений на Церковь в начале двадцатых годов он был арестован и умер в ссылке. Перед венчанием Александр приехал домой к родителям, и его встретил тот же самый благочестивый странник и, приветствуя его, сказал:
– Ну, здравствуй, Саша-архиерей.
– Ну, какой же я архиерей, у меня невеста, – ответил тот.
– А все-таки архиерей! – не согласился с ним странник.
В 1914 году у Александра Александровича и его жены Юлии родилась дочь Юлия, а в 1919 году – вторая дочь, Нина. Начались гонения на Русскую Православную Церковь. Александр Александрович стал старостой в храме, явившись неустрашимым защитником православия против раскольников, организовавших в Пензе так называемую «народную церковь», которую возглавил лишенный архиерейского сана Владимир Путята.
За свою активную церковную деятельность Александр Александрович в 1920 году был арестован Чрезвычайной Комиссией города Пензы и провел в тюремном заключении полтора месяца. 22 июня 1920 года скончалась от скоротечной чахотки его жена Юлия, и он остался один с двумя сиротами – шести лет и младенцем девяти месяцев от роду, которых ему помогала воспитывать няня Анисия Ефимовна – неграмотная, но глубоко верующая женщина.
28 августа 1920 года Александр Александрович был рукоположен в сан священника. В 1922 году Пензенская ЧК снова арестовала его и продержала в заключении около трех месяцев. Выйдя из тюрьмы, он с детьми переехал на родину в город Кинешму, где стал служить в одном из городских храмов. Его самоотверженное, подвижническое пастырское служение вскоре сделали его известным не только среди православных города Кинешмы, но и во всей Иваново-Вознесенской епархии.
Верующие полюбили пастыря, который откликался на всякую просьбу о помощи. Было видно, что, несмотря на свое затруднительное семейное положение, он всего себя отдал на служение Богу и Его святой Церкви. Вскоре отец Александр был возведен в сан протоиерея. В 1922 году возникло обновленческое движение, которое в 1923 году достигло большого размаха; благодаря энергичной поддержке безбожной власти, большинство храмов в Иваново-Вознесенске были захвачены обновленцами. Епископ Иваново-Вознесенский Иерофей (Померанцев) отпал в обновленчество, а викарный епископ Кинешемский Василий (Преображенский) был арестован властями.
14 сентября 1923 года в Покровском кафедральном соборе в Иваново-Вознесенске состоялось собрание представителей 11 православных религиозных общин города, съехавшихся для обсуждения вопроса о приглашении православного епископа на свободную архиерейскую кафедру. Собрание единогласно постановило: «принять кандидатуру протоиерея Александра Беляева, проживающего в городе Кинешме, временно, впредь до возвращения епископа Василия и просить Патриарха Тихона посвятить протоиерея Александра Беляева на просимую должность».
«Согласно означенного постановления, – писалось в ходатайстве собрания Патриарху, – просим Ваше Святейшество благословить наше общенародное избрание протоиерея Александра Беляева во епископа города Иваново-Вознесенска и совершить над сим народным избранником хиротонию во епископа».
17 сентября Патриарх Тихон постановил: «Ввиду явного уклонения в раскол Иваново-Вознесенского епископа Иерофея, считать кафедру города Иваново-Вознесенска свободной; назначить на нее протоиерея Александра Беляева». 21 сентября 1923 года протоиерей Александр по пострижении в монашество с именем Августин был хиротонисан во епископа Иваново-Вознесенского.
Прибыв в Иваново, владыка ревностно принялся за исполнение архиерейских обязанностей. Он часто служил и за каждой литургией после чтения Евангелия произносил вдохновенное слово. Православные в Иванове полюбили архиерея. Перед богослужениями и после них его встречали и провожали толпы верующих. Его богослужения привлекали к себе сосредоточенностью и духовным миром. После литургии владыка не спеша благословлял всех подходивших к нему.
Ознакомившись с положением дел в епархии касательно обновленческого раскола, преосвященный Августин отправил доклад Патриарху Тихону, в котором, в частности, писал: «Почитаю долгом уведомить Вас, Ваше Святейшество, что по прибытии на вверенную мне Иваново-Вознесенскую кафедру я нашел в некоторых приходах рознь между духовенством и мирянами, решительно не принимающими обновленческого епископа Иерофея. Последним духовенство запугано. Однако, всё же некоторые причты явились ко мне, испрашивая прощение и благословение: к концу всенощной на Воздвижение Креста Господня прибыли приходские советы 11-ти церквей и все городское духовенство за исключением духовенства Крестовоздвиженской церкви, состоящего в управлении обновленцев, а также и тех, которые состоят должностными лицами в обновленческом управлении...
Духовенством было выражено раскаяние в уклонении от Православной Церкви, и после приличного случаю слова с моей стороны, под напев молитв пасхальных произошло в подлинном смысле трогательное примирение духовенства и мирян. После в храмах с этого момента стали возносить Ваше имя. На следующий день, 14 (27) сентября, после литургии я был позван в местное ГПУ. По-видимому, злонамеренные люди сообщили о мне ложные сведения, как якобы об административно-высланном из города Пензы.
Я рассказал истинное положение вещей о себе и получил предложение удалиться в Кинешму в 24 часа и жить там под подписку о невыезде до выяснения моей личности в Пензе. Отслужив после этого вечерню в Александро-Невской церкви при плаче верующих, наполнявших храм, я утром следующего дня выехал в Кинешму, где живу и служу доныне. Однако настроение церковное не понизилось. О чем свидетельствует тот факт, что 27 сентября (10 октября) ко мне явились представители от Крестовоздвиженской общины города Иванова и вручили протокол общего собрания, заключавший просьбу ко мне принять общину под свое управление ввиду желания общины порвать общение с обновленцами. Я благословил их решение и принял в общение. Таким образом, обновленческий епископ Иерофей остался без кафедры в городе...
В городе Кинешме 23 сентября (6 октября) мною принята делегация от города Шуи и пригородных сел, постановивших на благочинническом собрании от 21 сентября (4 октября) "выразить свою преданность Святейшему Патриарху в лице преосвященного Августина". Сообщение с отдельными селами более затруднительно. Но по имеющимся сведениям, ликвидация обновленческого духа и здесь идет быстро...»
В Иванове в доме вместе с епископом жил его келейник, иподиакон Борис Семенов, и няня Анисия Ефимовна с двумя дочерьми владыки. Знавшие преосвященного Августина в это время так вспоминают об этом периоде его жизни в Иванове. Любовь, смирение, терпение и милосердие к ближнему – всеми этими качествами обладал владыка Августин. Имея высокий сан, он смирялся перед каждым, даже перед нищим. Имея возможность, даже в те годы, как-то устроить свою жизнь материально, хотя бы с большими удобствами, он не имел ничего, кроме одежды на себе, и ту по усмотрению других.
Имея возможность питаться хотя и постной, но изысканной пищей, он выбирал самое скромное и в малом количестве. Он был монах от первых дней пострига и благодушно нес крест постоянных скитаний по тюрьмам и ссылкам. На соболезнование близких о его скорбной участи он всегда спокойно и благодушно отвечал: «Что же тут удивительного, это наш путь. Господь об этом предупреждал, а иначе никогда не будешь со Христом».
Перед монашеским постригом и рукоположением в сан архиерея близкие уговаривали его подождать до того времени, пока дети не станут материально и морально самостоятельными, но он был на этот счет иного мнения и говорил, что они – сироты и он даже спешит, устраняя всякие колебания из своей души, вручить их именно сейчас попечению Божией Матери, чтобы тем самым сделать их положение наиболее прочным, так как уверен, что при таком высшем покровительстве они никогда и ни в чем не будут нуждаться.
Эта его несомненная вера оправдалась впоследствии вполне. Дочери владыки Августина, хотя и редко видели отца, никогда и ни в чем не нуждались – ни материально, ни морально. Его молитвы, напутствия, наставления и письма были главным воспитывающим руководством. И даже безбожная окружающая среда, с которой они столкнулись впоследствии, не могла подорвать благодатного влияния архиерея-подвижника. Он воспитал в них послушание воле Божией, терпение, незлобие и доброту, и всегда все окружающие чувствовали, что эти дети находятся под молитвенной защитой святого.
Для верующих вдохновенное служение преосвященного Августина всегда было событием незабываемым. Душа молящегося за богослужением вместе с епископом наполнялась чувством благоговения к совершаемому таинству, сознанием серьезности и значительности общей церковной молитвы. Это чувствовали даже люди, не имевшие глубокого церковного воспитания и опыта, – во время его богослужений храм всегда был полон молящихся. Будь то вечерняя служба с акафистом, или праздничная долгая всенощная, или литургия, люди не чувствовали усталости, никому не хотелось во время службы присесть и отдохнуть, казалось, что богослужение заканчивается слишком быстро.
После литургии владыка сам давал крест и всех благословлял и при этом запрещал торопить тех людей, которые желали что-нибудь у него спросить. Иногда он выходил из храма через два часа после того, как окончилась служба. Если он шел домой пешком, то его кроме келейника сопровождала целая толпа детей, которые не хотели идти домой, пока не проводят владыку.
Дети любили владыку, но всегда в его присутствии вели себя чинно, благочестиво. Летом все дети шли с цветами, которые владыка раздавал им из своего букета. Иногда детей звали к владыке во двор или в дом и наделяли тем, что было принесено епископу посетителями. Однажды его младшая дочь, которой было тогда пять лет, попросила отца, собиравшегося отдать нищему сверток: «Папочка, ты дай только посмотреть, что там есть». Владыка выслушал ее и сразу же отдал нищему сверток, принесенный кем-то всего полчаса назад, а затем наедине ласково объяснил ей, что не стоит доверяться чувству любопытства, как бы сильно оно ни было в нас.
Преосвященный Августин любил истовое, уставное богослужение, любил благоговейное неспешное пение и чтение, чуждое духа театральности. К сожалению, регенты городских храмов в Иванове, за исключением собора, где служил епископ, любили именно такое вычурное пение, и, несмотря на все разъяснения владыки об убивающей дух церковности театральности, они не хотели переделывать своих вкусов, чем доставляли ему немало огорчений.
Но зато если при объезде преосвященным Августином епархии попадался настоятель храма одних вкусов с владыкой и совершалось богослужение в духе строгой церковности, оно становилось для всех большим утешением. Сельские храмы Ивановской епархии, когда в них служил владыка, были всегда полны молящихся. Люди заранее узнавали, в каком сельском приходе будет служить епископ, и приходили в храм, расположенный от их сел и городов нередко на значительном расстоянии.
Если было лето, то все приезжие в ожидании богослужения располагались в ограде храма или в ближайшем лесу и затем отстаивали в храме всенощные, продолжавшиеся по четыре – пять часов. Верующие приносили обычно что-нибудь для детей владыки, но он все это раздавал по дороге, кроме одного-двух яблок или какого-нибудь свертка, предусмотрительно убранного келейником. Иногда какая-нибудь женщина в отсутствии владыки говорила детям: – Скоро ваш папа приедет и привезет вам много игрушек. Дети на это всегда отвечали одинаково: – Нет, папа ничего не привезет, он знает, что у нас все есть, а там, наверное, столько нищих, что на всех у него и не хватит подать. Как всякое лицо начальствующее, владыка сталкивался и с лицемерием, и с притворством, и с лестью. Он это видел, внутренне скорбел, но старался таким людям еще больше уделить внимания и любви.
Дети видели, какой подвиг нес их отец, и еще больше уважали его, и старались и себя приучить к терпеливому перенесению всех тех обстоятельств, которые посылал им Господь. Живя в одном доме с епископом, дети на все испрашивали его благословение. Однажды к владыке пришла некая женщина и пригласила детей к себе в дом на елку, сказав, что именно для них она решила устроить ее. Владыка поблагодарил и пообещал прислать детей, но с условием, что они пробудут там не более как до десяти часов вечера.
По уходе женщины владыка сказал детям и их няне, чтобы они шли вечером по приглашению. Дети не захотели идти, говоря, что приглашение сделано не искренне, но владыка, строго остановив их, объяснил пагубность осуждения и отсутствия терпения к людям и пояснил, каким образом нужно развивать в себе искренние и добрые чувства к людям и любовью и терпением приобретать их любовь. Затем он помолился вместе с ними и с такой любовью проводил их, что дети совершенно изменили свое отношение и радостные пошли на елку.
На елке хозяйка заставила вести детей шумно, как по ее представлению должны вести себя дети, и отпустила их значительно позже назначенного времени. Придя домой, они бросились просить прощение у отца и попытались пересказать ему обо всем, что было на елке, невольно переживая еще раз то настроение, в каком они там находились. Владыка предложил детям помолиться, помолился вместе с ними, и это совершенно изменило их настроение, введя его в прежнее благочестивое русло.
Иногда бывало, что перед возвращением епископа из храма заботливые прихожанки приносили к нему домой и ставили на стол много дорогих и вкусных вещей, расставляли вазы с цветами, так что, если бы вошел кто посторонний, он был бы чрезвычайно удивлен изобилием и изысканностью, которые окружали архиерея. Но недолго торжествовало на столах изобилие. Приходил из храма владыка – усталый, но бодрый, и с ласковой улыбкой приглашал к себе в комнату всех пришедших к нему на прием.
Каждый посетитель проходил к владыке со своими нуждами, горестями и печалями, а выходил утешенный, с узелком для детей или для больного, или для старого. Дети начинали уже волноваться – когда же владыка пойдет обедать и отдыхать, так как приближалось время вечернего богослужения, посылали иподиакона Бориса уговорить владыку прервать прием для обеда, но тот, жалея владыку и сам переживая за него, к нему, однако, не шел, так как ему это было строго-настрого запрещено. Наконец уходил последний посетитель, младшая дочь запирала дверь, и через несколько минут владыка, келейник и дети садились за стол и принимались за скромный постный обед.
От всего изобилия оставалось всего лишь несколько конфет или яблок, которые епископ отдавал детям после обеда. Если же что-нибудь все же оставалось, то он запрещал детям есть как уже лишнее и предлагал оставить для угощения – мало ли какой посетитель или странник еще может прийти. Дети слушались и всем были довольны.
Часто к епископу приезжали духовные дети из других городов, их владыка оставлял жить у себя в доме. Он искренне и радушно принимал всех, и верующие чувствовали в нем отца, чья любовь и самоотверженное служение многих вывели на узкий, спасительный путь, уведя с широкого, приукрашенного яркими, но пустыми утехами погибельного пути, пробудив в них жажду чистого жития во Христе.
В это время по благословению владыки были организованы религиозные кружки. В одном из таких кружков занимались дочери владыки, Юлия и Нина. Вела его молодая учительница Лариса Николаевна Гладцынова. В кружке занималось восемь девочек, Нина была самой младшей. Занятия проходили почти каждый день. Наибольшее значение придавалось религиозному воспитанию. Нередко Лариса Николаевна спрашивала, сделал ли кто из девочек что-нибудь хорошее сегодня. Она научила их быть внимательными к своей религиозной жизни, наблюдать за собой, вести дневники. Она ставила с детьми спектакли; девочки выпускали журнал, в котором помещались сочиненные ими рассказы. Впоследствии Лариса Николаевна была арестована и выслана из Иванова в Орел.
15 февраля 1924 года власти арестовали епископа Августина, и он был заключен в тюрьму в городе Иванове. Его обвинили в нарушении законодательства об отделении Церкви от государства, «выразившемся в назначении следствия о выяснении возможности вступления в третий брак» некоего гражданина, а также в том, что он, «пользуясь положением духовного лица и используя религиозные предрассудки населения, старается направить последнее к сопротивлению законам советской власти».
Законным власти считали обновленчество, и потому объединение вокруг епископа Августина большинства православных, покаяние обновленческих священников и возвращение храмов, занятых обновленцами, в Православную Церковь было в их глазах незаконным. 8 августа 1924 года Коллегия ОГПУ рассмотрела «дело» епископа и постановила его освободить, а само дело прекратить.
В 1925 году почил Патриарх Тихон, и преосвященный Августин был на погребении Святейшего и принимал участие в избрании Местоблюстителем митрополита Петра в соответствии с завещательными распоряжениями Патриарха. Из Москвы епископ Августин вернулся в Иваново, но местные власти всячески препятствовали служению в городе архипастыря и потребовали, чтобы он покинул город. С середины 1925 года ему пришлось жить в Москве и в Кинешме, приезжая в Иваново лишь для совершения богослужений, когда в связи с большими церковными праздниками православным удавалось добиться разрешения на приезд епископа в город.
Дети в это время оставались жить с няней в Иванове. Приехав в город на рождественские праздники, владыка устроил елку для них и для детей своих прихожан. Он сам ее наряжал, и когда все было готово, позвали детей, которые с нетерпением ждали в другой комнате. И владыка с доброй улыбкой смотрел, как радуются дети празднику. Затем всем детям раздали подарки. Но после праздников он был вынужден по требованию властей ехать в Москву.
В Москве он служил в храме апостолов Петра и Павла на Преображенской площади, а жил в подвальном помещении под церковью Архангела Михаила на Пироговской улице. За время его служения в Москве у него появилось много духовных детей – люди чувствовали высокий духовный настрой епископа, его беззаветную преданность Богу и шли к нему за духовной помощью и советом.
Православные в Иванове не согласились с решением местных властей о высылке епископа Августина в Москву, тем более что это было сделано без суда; они стали добиваться возвращения архиерея в город. Было собрано множество подписей под обращением с просьбой вернуть епископа Августина в Иваново. Среди подписавшихся было много рабочих. Когда подписи были собраны, верующие отправили с документами своих представителей во ВЦИК к Калинину. Им удалось склонить к защите своего правого дела одного из чиновников ВЦИКа, который помог им добиться того, что незаконное решение о высылке епископа Августина было отменено, и владыка вернулся в Иваново.
Положение православных в те годы было тяжелым: власти преследовали их арестами, взимали с них огромные налоги, принуждали работать в двунадесятые праздники и в воскресные дни. Работницы ивановских ткацких фабрик и крестьяне спрашивали епископа, как им поступать, ведь работать в эти дни грех. И владыка ответил на этот вопрос в проповеди после литургии, пересказав им рассказ одного из русских писателей о злом и жадном помещике, который заставлял крестьян работать на себя всю неделю, оставляя им возможность работать на своем поле лишь в праздники. И крестьянам приходилось пахать даже на Пасху. Они ставили зажженную свечу на свой плуг и, идя за ним, пели пасхальные песнопения.
«Да, бывает, что мы всего оказываемся лишены, даже церковного богослужения, но веры и нашего внутреннего благочестия, нашей свободы во Христе нас не может лишить никто», – заключил епископ Августин свое слово.
Почти ежедневные проповеди, все возрастающая известность архиерея, любовь к нему ивановской паствы, а также почти полное поражение обновленцев в Иванове приводили в ярость местных безбожников, и 1 сентября 1926 года начальник Ивановского ОГПУ отправил донесение начальнику 6-го секретного отдела ОГПУ Тучкову в Москву, потребовав от московских властей разрешения на высылку епископа Августина за пределы Ивановской области. В своем заявлении он, в частности, писал:
«Убаюканный неприкосновенностью... гражданин Беляев пришел к заключению, что бороться с ним Губотдел не может и что в размахах работы ему в настоящее время не стоит стесняться... Эта наглая уверенность гражданина Беляева вылилась в новые формы работы для создания нелегальных кружков пока не оформленных христиан, имеющих целью завлечь и возвратить в "лоно Церкви" детей вообще, в частности, коммунистов, в возрасте 13-16 лет. Работа по вербовке и наставничеству проводится монашенками Покровского монастырского собора, главного храма служения Беляева. Нами точно установлены два случая.
Первый. Дочь партийного товарища начинает отлучаться по вечерам из дома под предлогом посещения кинематографа, не возражающая ей мать давала ей деньги на билет и была далека от каких бы то ни было подозрений, таковые вкрались в голову более подозрительного отца. Последний установил наблюдение за дочерью и открыл причину кинематографической "горячки" дочери – оказывается, последняя... проводит вечера на службах Беляева в Покровском соборе.
Второй случай. Партийный товарищ узнает от своего сынишки, что он и его сестренка водятся монашкой Покровского собора к Августину, где их учат молиться. Указанная монашка исполняла в данной семье какие-то домашние работы и, воспользовавшись возможностью общения с детьми, обратила их в христианство. Указанные факты показывают, до чего обнаглел в своей черной деятельности зарвавшийся гражданин Беляев, не довольствуясь своей разрушительной работой над умами неразвитых широких масс рабочих и крестьян, он переносит свою деятельность на семьи партийных работников и если еще не дерзает на возвращение в православие самих партийцев, то уже дерзнул в этом на их детей. Указанные факты являются вопиющим требованием на немедленное удаление гражданина Августина Беляева из пределов губернии навсегда...»
8 сентября 1926 года Тучков распорядился арестовать епископа и под конвоем доставить в Москву. 9 октября епископ Августин был арестован и заключен в Бутырскую тюрьму в Москве. 21 октября власти допросили его.
– Скажите... по чьей инициативе был организован в Иваново-Вознесенске религиозный кружок для преподавания Закона Божьего детям, не достигшим совершеннолетия? – спросил следователь.
– Кружков я не организовывал никаких, рекомендовал лишь использовать... верующими законную возможность изучать Закон Божий при помощи священников или же самим родителям обратить на это внимание. Это я говорил с амвона в церкви, – ответил владыка.
В опровержение возводимых на него обвинений владыка написал пояснение: «Относительно возводимых на меня обвинений со стороны следователя в распространении провокационных слухов с контрреволюционной целью считаю своим долгом заявить, что мною, наоборот, были приняты меры к устранению явлений, компрометирующих советскую власть. Так, когда уездный уполномоченный вел себя нетактично в деле села Златоуста Иваново-Вознесенского уезда, с явным желанием покровительствовать обновленцам, употребляя средства чисто провокационного характера, я не дал возможности крестьянам этого села идти к прокурору с жалобой и представить дело суду.
Для того, чтобы уладить всё, так сказать, домашним способом, я направил их к губернскому уполномоченному ОГПУ с целью рассказать ему все как было и что им было известно по этому делу. Так и было сделано. Что в руках крестьян были все факты, уличающие уполномоченного по Иваново-Вознесенскому уезду, и что неотразимость показаний крестьян была полная, об этом свидетельствует факт отстранения от должности уездного уполномоченного. Что мои действия имели всегда своею целью сохранить добрые отношения с местной властью и ликвидировать возникающие конфликты, об этом может свидетельствовать губернский уполномоченный Иваново-Вознесенского ОГПУ... с которым в крайнем случае, если бы он стал отказываться от подобного засвидетельствования, я хотел бы иметь очную ставку».
После допроса было составлено заключение по делу епископа, где ему было поставлено в вину, что по его инициативе «была организована епархиальная канцелярия для управления Иваново-Вознесенской епархией. Эта епархиальная канцелярия не была зарегистрирована в отделе Управления, что и носило характер нелегальной организации. Кроме этого... с целью "возвращения в лоно Церкви" у себя на дому организовал нелегальный кружок, где и преподавал детям, не достигшим совершеннолетия, Закон Божий».
22 октября 1926 года Особое Совещание при Коллегии ОГПУ приговорило епископа к трем годам ссылки в Среднюю Азию. Узников было назначено отправить этапом 26 октября. Время высылки владыки стало известно православным заранее, и к поезду на Казанский вокзал приехало много духовных детей епископа из Москвы и Иванова. Были привезены дочери епископа, которым было тогда 12 и 7 лет. Когда заключенных погрузили в вагон, женщины упросили конвоиров разрешить епископу проститься с детьми. Владыка вышел из вагона и благословил их.
Сразу после ареста епископа Августина верующие Иванова стали хлопотать об освобождении архиерея и собирать подписи под прошением об этом среди рабочих города. Но на этот раз власти не отреагировали на протест верующих. Когда приговор вступил в силу и владыка был выслан, верующие произвели сбор денежных средств как для самого епископа, так и для находившихся в тех же местах ссыльных священнослужителей. Средства собирались во всех православных храмах города Иванова.
В ответ на это власти стали усиленно преследовать православные общины, созданные епископом Августином, и арестовали всех организаторов сбора подписей в защиту епископа, а также сбора средств в помощь ссыльному духовенству. Все они были затем осуждены на различные сроки заключения за организацию «несанкционированного властями Красного Креста», – как писалось в обвинительном заключении.
Сначала епископ был сослан в город Ходжент, а затем в Педжикент, где он пробыл до марта 1930 года и куда к нему приехал его келейник и иподиакон Борис Семенов. Здесь владыка в комнате, которую снимал, устроил домашнюю церковь, где служил сам и куда приходили помолиться некоторые ссыльные. Из ссылки он писал письма духовным детям, которые читались не только теми, кому были непосредственно адресованы, но и всеми его духовными детьми, находившими в письмах своего духовного отца утешение и поддержку.
Среди духовных детей епископа много было и подростков, им владыка писал из ссылки отдельно: «Верю, что если мое пребывание среди вас было добрым семенем, то эти добрые семена в вас не умрут...» Отвечая на это письмо, они написали: «Мы, Владыко, стараемся по возможности чаще посещать церковь, хотя школьные занятия и не всегда способствуют этому. Однако вера наша не иссякает, несмотря на школьную пропаганду против Бога, а, к счастью, больше укрепляется...»
И в одном из следующих писем: «Многоуважаемый Владыко, просим Вашего благословения и поздравляем с днем Ангела. 2 июня мы кончили ученье, и все благополучно перешли в следующую группу. Теперь мы свободны и можем посещать святую церковь... Шлем Вам неизъяснимую на словах радость за письмо, мы его выучили наизусть. Посеянное Вами доброе семя за время пребывания среди нас не должно умереть, и мы постараемся его возрастить. По наставлению наших пастырей мы ежедневно читаем Евангелие, и это поддерживает наши силы... Любящие Вас деточки».
В ответном письме преосвященный Августин написал: «Родные деточки мои о Господе. Весьма радуюсь вашим учебным успехам, но скорблю, что в такой тесноте ваша религиозная совесть, вам уже заметили, что ношение креста позорит науку. Вот это характерно очень, ведь крест – символ терпения, самоограничения, которые необходимы для тех, кто встал на путь борьбы со всякой подлостью, живущей в человеке и в человечестве. Как же поэтому возражать против крестоношения.
Веруешь ли в Бога? На этот вопрос можно было бы ответить вопрошающему, что, согласно нашей конституции, вопрос этот – лично мой вопрос, и открываться в нем перед кем угодно вещь не обязательная. Думается, что это самый меньший компромисс, который мог бы немного быть оправдан в христианстве... Как можно выдержать взгляд терпящих все христиан тому, кто открыто отрекся от всего, он должен уйти от верных ему. Но мне кажется, верить в материализм, в материю (это бог материализма) для современности уж совсем срамно и неразумно, ибо современная наука, даже советская, и та не дает и не только не дает, а и отнимает всякое основание верить в этого бога материализма – материю".
Чтобы как-то утешить своих дочерей, которым так рано пришлось столкнуться с лишениями, владыка им написал:
«Спите, деточки родные,
Бог ваш сон хранит.
Сны пошлет вам золотые,
Лаской окружит».
После окончания трех лет ссылки Особое Совещание ОГПУ 14 октября 1929 года постановило: запретить преосвященному Августину в течение трех лет проживание в шести крупных городах и областях этих городов, а также в Ивановской области, с прикреплением на эти три года к постоянному месту жительства для удобства за ним надзора ОГПУ. Заместитель Местоблюстителя митрополит Сергий назначил епископа Августина на Алма-Атинскую кафедру, но местные власти запретили владыке жить в Алма-Ате, и митрополит Сергий направил его на кафедру в Сызрань.
В апреле 1930 года преосвященный Августин прибыл в Сызрань, где снял часть дома; сюда к нему приехал его келейник Борис Семенов. Здесь, в Сызрани, владыка рукоположил его в сан диакона. Весной 1930 года местные власти в Сызрани начали активную кампанию по закрытию церквей, когда сразу же было закрыто пять храмов. Верующие направили делегацию в Москву с ходатайством об открытии незаконно закрытых церквей.
Епископ Августин с начала своего служения на этой кафедре стал пользоваться огромным авторитетом среди верующих и объединил вокруг себя все духовенство, явившись для всех и заботливым отцом, и мудрым руководителем. Это не понравилось местной власти, и она стала искать повод для ареста архиерея и активной части духовенства и верующих. Меньше года прослужил преосвященный Августин в городе Сызрани.
21 февраля 1931 года ОГПУ арестовало его и с ним 16 священников, 1 монаха и 39 мирян, в их числе старост и членов церковных двадцаток. Всех обвинили в том, будто они вели борьбу против мероприятий советской власти, особенно против колхозного строительства и ликвидации кулачества как класса, организованно боролись за политические права Церкви путем отстаивания и пропагандирования монархических устоев тихоновской церкви, организовали помощь находящимся в ссылке верующим.
В обвинительном заключении так описывается роль епископа Августина: «С появлением на Сызранской кафедре епископа Августина церковная жизнь почувствовала в нем крепкую опору старых традиций, к нему потянулось самое реакционное духовенство... а также миряне из бывших людей и торговцев... видя в нем своего по духу человека, и с этого момента епископ Августин под флагом религиозной общины Казанского собора начал вновь концентрировать, до сих пор разрозненный, поповско-торгашский и монашествующий элемент. Таким путем под его непосредственным руководством произошло окончательное оформление ядра контрреволюционной организации...»
Вызванный 22 апреля на очередной допрос, владыка на настойчивые требования следователя признать себя виновным в участии в организованной антигосударственной деятельности ответил: «В предъявленном мне обвинении виновным себя ни по одному пункту обвинения не признаю. К ранее данным показаниям добавляю, что ни в какой организации я не состоял, среди верующих никакого возмущения ни проповедями, ни агитацией не проводил».
В конце апреля преосвященный Августин был ознакомлен с выдвинутыми против него обвинениями и на допросе потребовал от следователя разрешения дополнить свои показания письменно. Владыка написал: «По всем пунктам предъявленного мне обвинения виновным себя не признаю, причем к раннее данным показаниям добавляю: по первому пункту обвинения, предъявленного мне, что я являюсь организатором и руководителем контрреволюционной организации, я поясняю, что никаких собраний ни духовенства, ни мирян у меня не было ни в квартире, ни в соборе, а также и в других церквях; личности, указанные в обвинении, мне совершенно неизвестны…»
Владыка был приговорён к трём годам лишения свободы, находился в Свирьлаге, недалеко от станции Лодейное Поле Ленинградской области. 9 апреля 1934 года назначен епископом Калужским и Боровским. И опять на новом месте паства быстро полюбила его, во время архиерейских служб в храме всегда было много молящихся.
2 апреля 1936 года он был возведён в сан архиепископа. 20 сентября 1937 года арестован в Калуге. Отверг предъявленные ему обвинения в контрреволюционной деятельности. 19 ноября 1937 года приговорён по статье 58-10 Уголовного кодекса РСФСР к расстрелу. 23 ноября расстрелян вместе с группой духовенства и мирян в Тульской области. В августе 2000 года Деянием Юбилейного Освященного архиерейского собора Русской Православной Церкви его имя было внесено в Собор новомучеников и исповедников Российских для общецерковного почитания.
Источник: Житие свщмч. Августина, архиепископа Калужского
