Старческое служение отца Амвросия началось с окормления братии Оптиной пустыни. Но служение старца не ограничивалось только монастырем. Этот подвижник, живший в маленькой келии, сумел раздвинуть ее стены на необъятные пространства. Люди всех званий и положений, жители самых далеких губерний – все знали смиренного и прозорливого оптинского старца. К отцу Амвросию в Оптину пустынь тянулись тысячи верующих душ. Как часто келейники отца Амвросия, уступая многочисленным просьбам посетителей доложить о них старцу, говорили ему: «Батюшка, вас ждут». «Кто там?» – спросит старец. «Московские, вяземские, тульские, белевские, кадирские и прочие народы», – отвечают келейники. Десятиминутного разговора со старцем ждали по нескольку дней. Не хватало ямщиков для перегона между Оптиной и Калугой, а также номеров в многочисленных оптинских гостиницах.

Целый день отец Амвросий проводил среди народа, приходившего к нему за советом и благоговевшего пред своим наставником. Делая каждому наставления соответственно его духовным нуждам и духовному развитию, он вникал в положение каждого, обращавшегося к нему, определяя его личный характер, его склонности, и с любовью указывал лучший исход. Все уходили от него утешенными и с облегченным сердцем.

Духовный опыт старца Амвросия был настолько богат, что он как бы читал мысли приходящих к нему и часто указывал на их сокровенные тайны и в беседах прикровенно обличал их. Однажды одна монахиня пришла к нему на исповедь и говорила все, что помнила. Когда она кончила, старец сам начал говорить ей все, что она забыла. Но по поводу одного греха, названного батюшкой, она долго утверждала, что не делала его, и тогда старец ответил: «Забудь об этом, я так сказал». И еще не успел он закончить речь, как сестра неожиданно вспомнила, что этот грех действительно был совершен ею. Пораженная, она принесла чистосердечное раскаяние. Если старец беседовал с кем-либо при народе, то он не имел обыкновения обличать прямо и резко, но поучал так искусно, что его обличение, несмотря на присутствие множества народа, понятно было только одному тому, к кому относилось.

Познав на личном опыте спасительность смирения, старец стремился научить этому и своих духовных детей. На самый насущный вопрос каждого человека, как жить, чтобы спастись, старец давал такие шутливые ответы: «Нужно жить нелицемерно и вести себя примерно, тогда дело наше будет верно, а иначе будет скверно», или: «Жить можно и в миру, только не на юру, а жить тихо». «Мы должны, – говорил еще старец, – жить на земле так, как колесо вертится: чуть только одной точкой касается земли, а остальными непременно стремиться вверх; а мы как заляжем на землю, так и встать не можем». С первого взгляда простые и шутливые слова, но какой глубокий смысл содержится в них.

Отец Амвросий принимал посетителей или беседуя с каждым в отдельности, или выходил на общее благословение, сначала к мужчинам, а затем к женщинам. Иногда летом он выходил к народу на воздух. Медленно шел согбенный старец вдоль жердей, которые устанавливались от крыльца и служили ему опорой для передвижения, в то же время сдерживая народ от напора. Отец Амвросий по временам останавливался, давая ответы вопрошающим его. Тысячи вопросов сыпались ему из толпы; он все выслушивал внимательно. К старцу обращались со всевозможными вопросами. «Батюшка, – спросит кто-нибудь, – как мне благословите жить?» «Батюшка, – спрашивала другая, – куда мне благословите: замуж или в монастырь?» Вопросы один за другим: «Я гибну от нищеты»; «Я потеряла все, что мне было дорого в жизни. Мне незачем жить»; «Неизлечимая болезнь меня терзает. Я не могу не роптать»; «Мои дети, в которых я вложил жизнь и душу, стали мне врагами»; «Я потерял веру, я не вижу благости Божией. На моем языке одни проклятия». К кому идти, кому довериться, перед кем выплакать душу, кто сымет с человека это каменное оцепенение долговременного безысходного страдания? И все приходили к старцу как к последнему пристанищу. И среди этих стремнин горя, греха и отчаяния стоял отец Амвросий с любвеобильным сердцем, врачуя всех. Сколько раз самые сложные, отчаянные и запутанные житейские вопросы он решал двумя-тремя приветливыми, полными сердечного участия советами. Так, по-видимому, мимоходом решалась чья-нибудь судьба, решались важные вопросы, но всегда по благословению благодатного старца выходило хорошо и решение оказывалось мудрым и правильным. Многие, имея какое-нибудь дело, желали только одного, чтобы при начале этого дела старец молча благословил их.

Но не все приходили к отцу Амвросию за делом. Некоторые только отнимали у него время и этим очень отягощали его. Он сам жаловался на таких посетителей в своих письмах: «Старость, слабость, бессилие, многозаботливость и многозабвение и многие бесполезные толки не дают мне и опомниться. Один толкует, что у него слабы голова и ноги, другой жалуется, что у него скорби многи; а иной объясняет, что он находится в постоянной тревоге. А ты все это слушай, да еще ответ давай; а молчанием не отделаешься – обижаются и оскорбляются». И как тяжело ему было переносить ропот тех, кого он не мог по болезненности немедленно принять. Так однажды истомленный старец с потупленным взором едва брел среди толпы народной, а вслед ему послышался чей-то голос: «Этакая злоба! прошел и не взглянул». «Вот так мы день за днем и живем, – писал старец в одном из писем, – и несправедливыми слывем в приеме приходящих и приезжающих. А виновата моя немощь и неисправность пред Богом и людьми». И всегда старец не только не скорбел о своей болезненности, но был в веселом настроении и даже шутил. А выражавшие ропот вскоре начинали сожалеть о своей нетерпеливости и просили старца простить их. Старец принимал посетителей до вечера, делая небольшие перерывы на прием пищи и малый отдых. Иногда после обеда, когда старец был слаб, он принимал посетителей у себя в келии. А после вечернего правила к нему приходила монастырская братия на ежедневное исповедание помыслов.