Сын мой сей мертв бе, и оживе:
и изгибл бе, и обретеся.
Лк. 15, 24

Мученик Константин родился 11 мая 1874 года в городе Орле, в семье капитана артиллерии Александра Викентиевича и его супруги Александры Константиновны Минятовых, и был крещен в орловской Крестовоздвиженской церкви. Глава семейства, Александр Викентиевич, скоро скончался, и мать Константина вышла замуж за статского советника Рупасова, владельца имения Глинки при станции Жуковка Риго-Орловской железной дороги. Затем семья переехала по месту службы отчима – в Ташкент. В 1892 году, по окончании гимназии, Константин поступил в Санкт-Петербургский университет, где учился сразу на двух факультетах – на естественном отделении физико-математического и на юридическом. Еще будучи студентом, он женился на девице Надежде, дочери священника Павла Николаевича Ягодовского, служившего в церкви Архангела Михаила в селе Комаровка Борзнянского уезда Черниговской губернии. В 1893 году молодой ученый был командирован Санкт-Петербургским обществом естествоиспытателей на Соловецкую биологическую станцию; тогда же с научными целями он посетил Германию, Данию, Швецию и Норвегию.

В университете Константин увлекся народническими социалистическими идеями, захватившими тогда почти всю учащуюся молодежь. Он писал в то время супруге: «Считал бы для себя высшим счастьем, какое только возможно для человека, принести себя в жертву за народное освобождение».

В 1894 году Константин Минятов был привлечен к следствию по делу «Партии народного права», организованной в 1893 году в Саратове, но уже в 1894 году из-за вмешательства полиции прекратившей свое существование. В 1895 году его отчислили из Санкт-Петербургского университета «за участие в студенческой агитации в пользу подачи петиции на Высочайшее имя о пересмотре университетского устава 1884 года», но с осени 1895 года по весну 1896 года он продолжил слушание лекций в Казанском университете. Тогда же полиция установила за ним негласный надзор. В 1896 году Константин Александрович выехал в свое имение, где на его средства был приобретен ротатор и отпечатаны две брошюры и воззвания к московским рабочим. В ноябре 1897 года он перебрался в Германию и поселился в Берлине, слушая лекции и пользуясь указаниями профессоров местного университета, предпринимая в каникулярное время поездки в другие государства Западной Европы, Балканского полуострова.

В ночь на 12 декабря 1897 года по делу «О московском рабочем союзе» полиция произвела обыск у супруги Константина Александровича, Надежды. При этом были найдены письма мужа, из которых стало очевидно его увлечение марксистской литературой, а также и то, что он, как писалось в полицейском отчете, «бывая в Петербурге, Орле, Варшаве и Берлине, искал знакомства с тамошними нелегальными кружками и вращался среди лиц политически неблагонадежных». Вызванная на допрос, Надежда Павловна виновной себя не признала. После случившегося она уехала на родину, поселившись в доме отца-священника в Комаровке, и также была поставлена под надзор полиции. 26 декабря 1898 года Надежда Павловна выехала вместе с детьми к мужу в Берлин. В 1899 году она также была подчинена «гласному надзору полиции на два года с правом проживания вне столиц, столичных губерний и университетских городов». С этого времени вместе с мужем состояла в розыске, и как только 24 марта 1900 года вернулась в Россию, сразу же была задержана и препровождена к отцу в Комаровку.

Живя за границей, Константин Александрович увидел, что то западное общество, которое образованные русские люди считали своим наставником и дорогим учителем, поклоняясь ему как кумиру, отнюдь не преследовало широких преобразовательных целей. Оказавшись в Германии и вспомнив свою жену, тестя-священника и то, чем живет русский народ и насколько для него важно Православие, он как будто очнулся. Придя, подобно блудному сыну, в себя, Константин стал регулярно посещать посольскую церковь в Берлине, настоятелем которой был тогда выдающийся пастырь протоиерей Алексий Мальцев. Но путь в Россию, где его ждало уголовное наказание, был закрыт. Однако супруга уговорила будущего мученика  направить письмо правительству и просить о помиловании.

В сентябре 1900 года Константин Александрович обратился к товарищу министра внутренних дел князю Святополк-Мирскому с просьбой, чтобы «по возвращении в Россию быть судимым не исключительно на основании лишь уже пережитых увлечений». Эта просьба была подкреплена ходатайствами обер-прокурора Святейшего Синода Константина Победоносцева и настоятеля посольской церкви протоиерея Алексия Мальцева, что давало некоторую надежду на благоприятный исход. 22 сентября 1900 года при въезде на Родину Константин Александрович был арестован и 23 и 25 сентября допрошен. После допросов – освобожден и в жандармском отделении ему даны были словесные обещания, позволяющие надеяться не только на благоприятный приговор, но и на возможность кончить прерванное русское университетское образование.

В октябре 1900 года Константин Александрович подал прошение министру народного просвещения с просьбой разрешить окончить в России образование и «вознаградить громадный ущерб, нанесенный мне и моей семье моими собственными увлечениями, оторвавшими меня от возможности найти помещение своим силам и возможностям». «Из провинциальных университетов, – писал будущий мученик, – я просил бы указать мне по меньшей мере такой, который не лежал бы вне черты исторической и народной Руси, как Юрьевский, Варшавский, Одесский, Томский, и где, кроме естественного и юридического факультетов, я мог бы найти возможность заниматься русской историей, филологией, археологией, церковной историей и богословием».

Константину Александровичу разрешено было окончить Юрьевский университет, и его супруга, Надежда Павловна, все еще находившаяся в то время под гласным надзором полиции, обратилась к властям с прошением снять с нее административный надзор, чтобы переехать к мужу. «В действительности единственными против меня уликами были два-три письма ко мне, – поясняла она властям, – из которых можно было только заключить, что муж мой и его знакомые не скрывали от меня своих собственных конспиративных начинаний и иногда просили о таких услугах, исполнение которых само по себе еще нисколько не доказывало бы моего единомыслия с ними. Если бы производство дознания по политическим делам открывало бы больший простор для самозащиты и стремилось бы уяснить себе не одни „улики“, но хоть отчасти и саму личность обвиняемого, мне было бы очень нетрудно показать, как мало вяжется с представлением о каком-нибудь участии в конспиративной деятельности вся моя тогдашняя жизнь в деревне, среди безчисленных забот о хозяйстве и о детях, вдали от всяких городских „вопросов“, среди простых, богомоливых и трудящихся людей… Но как бы то ни было, приговор по этому делу состоялся, и я отбыла уже почти весь срок наказания совершенно безропотно, так как нисколько не хотела отделять себя от той судьбы, которая ожидала мужа по возвращении из-за границы. Муж мой, однако, в это время успел радикально измениться, а вместе с ним изменилась и его судьба... При таком существенном изменении к лучшему судьбы моего мужа мое собственное положение административно ссыльной утрачивает в моих глазах всякий смысл и становится очевидной ненормальностью…» В 1902 году Надежда Павловна была освобождена от гласного надзора полиции.

Окончив университет, Константин Александрович поселился в Москве, заняв должность присяжного поверенного. После пережитых испытаний и переосмысления прошлого он стал глубоко церковным человеком. Его дочь в начале Великого Поста 1914 года, пересылая фотографию отца брату в Санкт-Петербург, писала: «Посылаю тебе портрет папы, снятый на пятый день его поста. Он до сих пор ничего не ест и не пьет, кроме дистиллированной воды (уже семь дней)... и... страшно похудел...»

Летом 1917 года, когда в стране в результате Февральской революции воцарилась разруха, Константин Александрович переехал вместе с семьей в Тюмень. После прихода к власти большевиков, некоторые из которых были его бывшими соратниками по народническо-социалистической деятельности, Господь дал ему возможность не только на словах подтвердить искренность своей веры, но и свидетельствовать о Христе мученической кончиной. Константин Минятов пострадал за то, что вошел в состав церковной делегации для переговоров с большевиками об условиях освобождения из заключения великого святителя и христианского исповедника епископа Тобольского и Сибирского Гермогена (Долганева).

При этом важно отметить, что священномученик Гермоген был одним из духовных вождей дореволюционного черносотенного движения и активно противостоял разрушению духовных и политических основ Российской Империи. В 1907 году в обращении к крупнейшему монархическому мероприятию – «Всероссийскому съезду объединенного русского народа» – он писал: «Я, как пастырь Церкви, в нынешнее тяжелое время, полное искушений для истинно верующих членов Православной Церкви, обязан всею силою духа, всем пламенем ревности пастырской восставать против растлевающего духа времени, обличать, карать силою слова Божия и слова пастырского и авторитетом нашего великого и страшного служения святительского всякие хищнические преступные покушения и стремления лютых врагов Церкви Православной, врагов Верховной власти Богопоставленной и православного русского народа. То же самое повторяю и теперь, что я отнюдь не умолкну, не прекращу, не ослабну ни на одну йоту в своей пастырской огневой борьбе со злым духом времени, с гидрой революции».

Подготовила Ксения МИРОНОВА

По книге  игумена Дамаскина
(ОРЛОВСКОГО) «Жития
новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Июнь»
(Тверь, 2008. С. 220–353)