Понимаете, чудо-то какое?

   Конечно, сруб я оставил за собой, а на другой день опять к отцу эконому; тот на этот раз был помягче, согласился. И через три недели (на четвертую-то), мы с женой ходили уже благодарить старца Анатолия из своего собственного дома… Вот он какой, старец Анатолий-то!..». 

   И много таких рассказов раздается вокруг святой келлии этого подвижника духа.

Духовное окормление 

   Старец подарил мне, – вспоминает один из его посетителей, – деревянную чашу работы оптинских монахов с весьма знаменательной надписью на ней: «Бог Господь простирает тебе Свою руку, дай Ему свою». Затем дал мне книжек: «Некоторые черты из жизни приснопамятного основателя Алтайской Духовной Миссии архимандрита Макария Глухарева», «Учение о благих делах, необходимых для вечного спасения», «Не осуждать, а молчать – труда мало, а пользы много», «Как живет и работает Государь Император Николай Александрович», «Молитвы ко Пресвятой Богородице преп. Нила Сорского».

   И все эти книги, когда я их потом просмотрел, действительно оказались чрезвычайно полезными и безусловно необходимыми именно мне. Для примера, укажу на следующее. Имея страшную массу работы по переписке, по подготовке к лекциям, к беседам частного характера, благодаря почти безпрерывным посещениям людей, интересующихся совершившимся во мне переворотом, равно как и другими вопросами, -я всегда затруднялся, как распределять свое рабочее время и свою работу, и нигде не мог найти на этот предмет прямого указания. Каково же было мое удовольствие, когда в книжке «Как живет и работает Государь Император», я увидел способ равномерного распределения работ в виде записи в начале дня их распорядка. Это сразу устроило меня и избавило от чрезвычайно неприятных затруднений».

Прозорливость старца Анатолия 

   Мать Матрона (Зайцева), постриженная в мантию с именем Николая, ныне здравствующая в Бар-граде в Италии, сообщила нам следующее: 

   «Восьми лет я осиротела, четырнадцати я ушла в монастырь по благословению одного прозорливого старца о. Афанасия. Монастырь был бедный, а я еще беднее. Там прожила я пять лет. Поехала в Оптину Пустынь за благословением переменить обитель. В то время был еще жив о. Иосиф. Я спросила его, как и куда лучше, а батюшка Иосиф сидел на диване в белом подряснике, как ангел, и смотрел на крест своих четок, и говорит, что нет благословения менять обитель, а надо продолжать жить на месте. И я успокоилась, получив благословение и у о. Анатолия. 

   Потом приехала в Оптину в 1909 году и от радости сказала о. Анатолию: «Видите, батюшка, я опять приехала». А батюшка мой ответил: «Это что, что приехала к нам, вот через четыре года поедешь в Италию». Вот тут я ничего не ответила, решив хранить это, как тайну, спросить же не смела, а думать еще больше. Вот прошло два года. Поехала опять. Заехала в Калугу, там встретила блаженного Никитушку, который мне сказал, что я два года как-нибудь проживу, и велел сказать батюшке Анатолию, что я его встретила. Батюшка удивился и сказал, что он великий человек. А я говорю: «Вот, блаженный Никитушка мне сказал, что я проживу два года, видимо, я умру». А батюшка Анатолий отвечает: «Нет, это не к смерти, а к перемене: через два года будет перемена. Вот наш архимандрит Варсонофий прожил здесь одиннадцать лет, и его перевели в Голутвин. Так и тебе будет перемена». Но и тут я не смела спросить, так ведь я помнила о четырех годах, как было ранее сказано, терпела и ждала. 

   Вот в 1913 году комитет решил приступить к постройке подворья в Бари. Решили взять меня туда. В это время одна семья поехала в Оптину Пустынь, с нею батюшка о. Анатолий прислал мне иконку и сказал: «Скажите ей: ведь не верила, а вот, Бог благословит, пусть едет». Батюшка показал мне адрес, где я буду жить, но я, конечно, не помню.

   Прожила год с большим трудом, пишу: «Батюшка, благословите приехать. Здесь очень трудно, ведь я привыкла быть в монастыре». Батюшка мне ответил: «Бог благословит, приезжай». Я так обрадовалась и даже не стала ждать разрешения от Палестинского Общества, так, думаю, зачем? Ведь я больше не вернусь в Бари. В то время там были наши Тульские паломники, я с ними уехала в Иерусалим, а потом домой. 

   Через три дня была уже в Оптиной Пустыни. Прихожу к батюшке Анатолию. Первое его слово было: «Ну, что, побывала в Иерусалиме?» – «Да, батюшка. Вашими святыми молитвами». – «Ну, вот, побудешь у нас, а потом обратно». – «Обратно? Нет, батюшка, я больше не поеду в Бари. Я уже сдала свой паспорт, да я теперь больше не состою на службе. Ведь я уехала, не получив разрешения». Батюшка ответил: «Это ничего, все будет хорошо». Прожила я в Оптиной почти две недели, и все время батюшка говорил: «Ведь твой дом в Бари». А я все говорю: «Нет, нет! Я не поеду в Бари!» Наконец, решилась сказать: «Батюшка, ведь вы меня благословили приехать, а теперь вот надо обратно ехать». Батюшка ответил: «Да, очень хорошо, что приехала – нас повидаешь и своих родных. Ведь ничего не знаешь, что будет». И батюшка сказал, подойдя к образу Божией Матери: «Матерь Божия! Тебе ее поручаю. Управь Ты Сама». После этих слов я не смела ничего говорить, а только слушала, и я стала просить благословения уехать. Батюшка спрашивает: «Куда?». Я отвечаю: «В Тулу». – «Не в Тулу, а в Бари. Но теперь вот я скажу день, когда надо ехать в Москву к моим духовным детям, войти в три дома, но только не заезжая в Тулу». Я, конечно, по неопытности заехала на один день в Тулу, а когда приехала в Москву, мне говорят: «А как жалко, что не приехали вчера, так как был ваш председатель тут». Стали спрашивать, как и что. Я сказал, что не хотела возвращаться в Бари. Тут, конечно, детки батюшки стали уговаривать, что они все устроят, по-старому все будет. Хорошо. Пришлось взять обратно паспорт и ехать. Батюшка говорил, что там князь поможет во всем. «Где, батюшка, князь? Ведь князь в Петербурге, а я еду в Бари!» И мы приехали с князем в один день, как будто сговорились».

Рассказ Елены Карцовой (1916 г., осень). 

   Написали мне, что старец Анатолий Оптинский собирается в Петербург и остановится у купца Усова. 

   Все мы втроем – брат, сестра и я, в положенный день отправились к Усовым. Купец Усов был известным благотворителем, мирским послушником оптинских старцев. Когда мы вошли в дом Усовых, мы увидели огромную очередь людей, пришедших получить старческое благословение. Очередь шла по лестнице, до квартиры Усовых, и по залам и комнатам их дома. Все ждали выхода старца. 

   Когда мы шли к Усовым, брат и сестра заявили, что им нужно от старца только его благословение. Я же сказала им, что очень бы хотела с ним поговорить. Когда до нас дошла очередь, старец благословил брата и сестру, а мне говорит: «А ведь ты поговорить со мной хотела? Я сейчас не могу; приди вечером». Старец уразумел мое горячее желание, хотя я не выразила его словами!

Рассказ О. Н. Т. из Австралии 

   Одна молодая девица, дав слово своему жениху тайно от родных, рвется на курсы сестер милосердия, чтобы попасть на войну. Мать решила поехать к старцам, дабы поступить так, как они посоветуют. Осенью 1915 года они приехали в Оптину. «Отдохнув с дороги, – говорит О. Н. Т., – я подошла к келье батюшки, взошла и села в приемной, а в душе думаю: как хорошо, что я одна попаду к старцу без мамы. Старец, конечно, меня благословит идти на войну, когда я попрошу его, а мама, поневоле, отпустит меня. Вижу, дверь из кельи в приемную открывается и входит маленький старичок-монах в подряснике и кожаном широком поясе, и прямо направляется ко мне со словами: «А ну-ка, иди ко мне». У меня, что называется, «душа в пятки ушла» при этих словах батюшки. Но я вижу, у него необычайно ласковая улыбка, описать которую нельзя! Надо видеть! Я пошла за ним в келлию. Он закрыл за нами дверь, посмотрел на меня, и я вмиг поняла, что скрыть что-либо я не могу: он видит меня насквозь. Я почувствовала себя какой-то прозрачной; смотрю на него и молчу. А он все так же ласково улыбается и говорит: «А ты почему мать не слушаешься?». Я продолжаю молчать. «Вот что я тебе скажу: мать твоя тебя лучше знает, тебе на войне не место, там не одни солдаты, там и офицеры; это тебе не по характеру. Когда я был молод, я хотел быть монахом, а мать не пустила, не хотела, и я ушел в монастырь тогда, когда она умерла. Теперь ты вот что мне скажи: замуж хочешь?». Молчу. «Ты сейчас любишь его за его красоту! Выходи за него замуж тогда, когда почувствуешь, что жить без него не сможешь. Я знаю случай такой: муж был на войне, его убили. Жена в этот же час умирает дома. Вот тогда только и выходи». С этими словами старец взял стул, влез на него и достал с верхней полки деревянную иконку – так, с четверть аршина в квадрате, «Казанской» Божией Матери; поставил меня на колени и благословил. Потом сказал: «Когда приедешь в Петроград, не думай, что тебе нечего будет делать – будешь занята». Слова батюшки точно оправдались. В первый день по приезде ей предложили работать в госпитале для солдат, и вышла замуж она за адьютанта штаба дивизии.