В день его рождения Императрица Екатерина Великая писала о новом внуке: «Великая Княгиня родила большущего мальчика, которого назвали Николаем. Голос у него – бас, и кричит он удивительно; длиною он один аршин без двух вершков, а руки немного меньше моих. В жизнь свою в первый раз вижу такого рыцаря. Если он будет продолжать так, как начал, то братья окажутся карликами пред таким колоссом».

Поль Лакруа, описавший историю жизни и царствования Императора Николая, отмечает: «Будучи только десяти лет, Николай не только знал наизусть военную историю России, но объяснял ее и истолковывал ее таким ясным взглядом, который был выше лет его». Он же свидетельствует, что в телесных упражнениях Николай Павлович отличался «быстротой и ловкостью движений, как и грациозною своею походкою».

Поляк-подолянин дворянин Михаил Чайковский, принимавший участие в первом Польском восстании, бежавший к туркам, став Садык-пашой, а потом вернувшийся в Россию, описал свои впечатления от встречи с Государем после турецкой войны 1828–1829 годов. В Конде был смотр 2-му пехотному корпусу под командой генерала Палена. Корпус, представлявшийся Государю, называли «варненскими львами». Чайковский вспоминал: «Вошел Государь <...>. Я должен сознаться, что ни один человек на свете не производил на меня большего впечатления, чем Император Николай, он был в то время во всем цвете красоты и царственного величия. По росту, осанке и выражению лица он казался владыкой мира. Лицо его загорело, только лоб, прикрытый козырьком каски, был бел. Я не могу себе объяснить причины, но сердце невольно влекло меня к нему, я не мог наглядеться на него, в нем было какое-то обаяние и величие.

<...> Обходя лазареты, Государь с отеческой заботливостью расспрашивал, где получены раны, но несколько раз он становился суровым, выговаривая смотрителям лазарета и даже некоторым докторам. Выражение его лица делалось тогда таким грозным, что я замечал, как дрожали окружающие, но в то же время он не произносил ни одного резкого слова, не возвышал голос. Это был истинный монарх, рожденный, чтобы повелевать народами. На обратном пути Государь уже не говорил так много, как прежде, а только сказал генералу Дибичу: „Неизлечимы, а надобно, чтобы вылечились...“

Император Николай Павлович произвел на меня столь сильное впечатление, что я постоянно думал: „Ах, если бы Польша имела такого короля! Отчего поляки не группируются вокруг него и своим послушанием добровольно не снискают его расположения, его любви? Лучше бы им было!“»

Близкая с Царственным Домом графиня А.Д. Блудова, ревностная деятельница церковного просвещения на Волыни, отмечала в своих записках о Государе: «Во время турецкой войны и во время Крымской кампании он особенно нежно и человечно относился к человеческой жизни и не мог вполне радоваться удачным сражениям, которые, как ни много стоили крови, не полагали конца войне, т. е. кровопролитию. Дмитрий Васильевич Дашков, сопровождавший его во время Турецкой кампании 1828 года, говорил по возвращении отцу, что тут, узнав Государя ближе, он глубоко полюбил его, видя на каждом шагу его доброе, сострадательное сердце и благородные порывы, его любовь к Отечеству и его сердечное сокрушение, когда было много убитых и раненых».

Английский посол Лофтус в 1840 году писал: «В Императоре Николае было что-то удивительно величественное и внушительное; несмотря на его суровый вид, он поражал пленительной улыбкой, и его манеры были очень приятны. Вообще это был благородный, великодушный человек, и все близко его знавшие питали к нему преданную любовь. Его суровость объяснялась не желанием его быть жестоким, а убеждением, что следовало в то время управлять всем светом твердой, железной рукой».

...В царствование Императора Николая сильно подвинулось дело воссоединения униатов с Православной Церковью. Государь желал соблюдения осторожности в проведении этого дела, особо указав придерживаться такого подхода в 1834 году. 12 февраля 1839 года собор униатских «епископов» и «высшего духовенства», собравшийся в Неделю Православия в Полоцке, составил торжественный акт о присоединении униатской «церкви» к Православной и всеподданнейшее прошение о том Государю, подписанное 1305 «духовными лицами». 25 марта Царь написал на прошении: «Благодарю Бога и принимаю». За «пастырями» присоединилось и полуторамиллионное униатское население Литовской и Белорусской «епархий». Торжественные богослужения совершены были в Витебске, Орше, Полоцке, Вильне. Выбита была медаль с надписью на одной стороне: «Отторженные насилием (1596) воссоединены любовью (1839)», на другой – под ликом Спасителя на убрусе: «Такова имамы Первосвященника». Бывшие униатские «архиереи», став православными, получили православные епархии Западного края.

Подготовила
Татьяна ВИНОГРАДОВА

 По книге Н.Д. ТАЛЬБЕРГА
«Очерки истории
Императорской
России». М., 2006.