Память преподобноисповедника Севастиана Карагандинского

Преподобноисповедник Севастиан родился 28 октября 1884 года в селе Космодемьянское Орловской губернии, в семье крестьян Василия и Матроны Фоминых, и в Крещении наречен был Стефаном – в честь преподобного Стефана Савваита. В 1888 году, когда мальчику исполнилось четыре года, родители посетили с сыновьями Козельскую Введенскую Оптину Пустынь – благословиться у старца Амвросия. На всю жизнь запомнил святой это пребывание у благодатного старца и его ласковые глаза.

После смерти отца и матери пятилетний Стефан поселился в семье старшего брата и помогал ему по хозяйству. Средний же их брат принял постриг в Оптинской обители.

Стефан окончил церковно-приходскую школу, причем показал хорошие способности в учебе, и приходской священник стал давать ему книги из своей библиотеки. Для обычных крестьянских работ юноша оказался слаб здоровьем и потому ему обыкновенно поручали пасти скот. Озорные сверстники недолюбливали его за смирение и кротость, обзывая «монахом». Самым большим утешением для подвижника стали посещения брата Романа в Оптиной Пустыни, что бывало всякий раз после окончания осенних крестьянских работ.

Утвердившись в желании иноческого жития, в 1909 году с разрешения старшего брата Стефан приезжает в Оптину, где становится келейником старца Иосифа (Литовкина). «Жили мы со старцем, – вспоминал он впоследствии, – как с родным отцом. Вместе с ним молились, вместе кушали, вместе читали или слушали его наставления».

Вскоре, 9 мая 1911 года, иеросхимонах Иосиф почил. В его келье поселился старец Нектарий (Тихонов), и Стефан, перейдя под его духовное руководство, остался келейничать и у него.

Меньше чем через год, 15 марта 1912 года подвижник был принят в число братии, а в 1917-м – пострижен в монашество с именем Севастиан – в честь мученика Севастиана.

В 1918 году безбожные власти официально закрыли Оптину, но монастырь продолжал существовать под видом сельскохозяйственной артели. Церковные службы были прекращены в 1923-м, и монахов постепенно выселяли. Братия разошлась кто куда, большинство, в том числе и отец Севастиан, разместились в Козельске.

За два месяца до закрытия обители святой был рукоположен в иеродиакона, а в 1927 году – в иеромонаха. Затем он получил назначение в Ильинскую церковь города Козлова, где служил до момента ареста, неутомимо борясь с обновленцами.

В 1933 году, 25 февраля, отец Севастиан был арестован и заключен в тамбовскую тюрьму. На допросах батюшка дал прямой ответ о своих взглядах: «На все мероприятия советской власти я смотрю как на гнев Божий, и эта власть есть наказание для людей. Такие же взгляды я высказывал среди своих приближенных, а также и среди остальных граждан, с которыми приходилось говорить на эту тему. При этом говорил, что нужно молиться, молиться Богу, а также жить в любви, только тогда мы от этого избавимся. Я мало был доволен соввластью за закрытие церквей, монастырей, т. к. этим уничтожается Православная вера».

Впоследствии преподобноисповедник вспоминал: «Когда меня принуждали отречься от Православной веры, то поставили в одной рясе на всю ночь на мороз и стражу приставили. Стража менялась через два часа, а я безсменно стоял на одном месте. Но Матерь Божия опустила надо мной такой „шалашик“, что мне было в нем тепло. А утром меня повели на допрос и говорят: „Коль ты не отрекся от Христа, так иди в тюрьму“».

Его приговорили к семилетнему заключению и работам на лесоповале – несмотря на слабое здоровье и поврежденную левую руку. Первое время батюшка трудился в Тамбовской области, но затем был перенаправлен в Карагандинский лагерь, в поселок Долинка.

В заключении отца Севастиана били и истязали, вновь требуя отречься от Бога, но он остался непреклонен. И тогда его посадили в барак к уголовникам: «Там тебя быстро перевоспитают». Однако Господь сохранил жизнь Своему исповеднику, зная, сколько тот еще послужит людям.

По физической немощи отца Севастиана поставили работать сначала хлеборезом, а затем сторожем склада. В ночные дежурства он никогда не позволял себе спать, непрестанно молился, и потому начальство, приходя с проверкой, всегда заставало его бодрствовавшим. Иногда в зону привозили фильмы и всех заключенных сгоняли в клуб. Но отец Севастиан туда никогда не ходил, прося в таких случаях напарника-сторожа: «Ты ступай за меня в кино, а я за тебя подежурю».

В последние годы заключения святому разрешили передвигаться по лагерю без конвоя. Жил он в каптерке в 3-м отделении лагеря, рядом с Долинкой; работал водовозом, доставляя на быках воду для жителей поселка. В зимнюю стужу старец подходил к быку и грел об него окоченевшие руки. Ему, бывало, вынесут и подарят варежки. А на следующий день он опять приезжает без рукавиц (те или отдаст кому, или украдут) и снова греется об животное.

Одежду святой носил старую, ветхую. Когда по ночам он начинал замерзать, то забирался в ясли к скоту, согреваясь его теплом. Жители подкармливали батюшку, давали продукты – хлеб, пироги, сало. Что мог, он ел, а мясное отвозил в лагерь, своим соузникам. «В заключении я был, – вспоминал старец, – а посты не нарушал. Если дадут баланду какую-нибудь с кусочком мяса, я это не ел, менял на лишнюю пайку хлеба».

После освобождения 29 апреля 1939 года преподобноисповедник поселился в пригороде Караганды. Со всех концов страны к нему стали съезжаться духовные чада, всех он принимал с любовью и помогал устроиться на новом месте. «Дорогие мои, – говорил батюшка, – будем жить здесь. Мы здесь больше пользы принесем, здесь наша вторая родина».

Наступило голодное время – и для карагандинцев, и по всей России. Особенно недоставало хлеба в военные и послевоенные годы. Отец Севастиан сам ходил в магазин получать хлеб по карточкам. Одевался он как обычный пожилой человек, в скромный серый костюм; как и все, вставал в очередь. Бывало, что когда его черед подходил, отца Севастиана по его малосилию оттесняли; тогда он снова становился в конец длинной вереницы голодных людей – и так несколько раз. В итоге карагандинцы это заметили и, проникнувшись незлобием и кротостью «дедушки», начали пропускать его без очереди.

В 50-е годы жизнь карагандинской общины стала налаживаться. В 1953 году было получено разрешение на открытие молитвенного дома, в 1955-м добились регистрации религиозной общины.

Священников батюшка подбирал сам. Вокруг него собрались желающие монашеской жизни жены. Архиепископ Петропавловский и Кустанайский Иосиф (Чернов) говорил о них так: «Маленькая церковь, от земли не видно, а столп горит до Неба».

В день празднования иконы Божией Матери «Нечаянная радость», 22 декабря 1957 года, архиепископ Иосиф (Чернов) возвел батюшку в сан архимандрита.

Отец Севастиан был настоятелем храма 11 лет – с 1955-го по 1966 год, до дня своей кончины. Все это время он безупречно соблюдал Церковный устав, не допуская при богослужении пропусков или сокращений. Очень утешался старец оптинским напевом, иногда сам приходил на клирос. Пение любил молитвенное, умилительное, следил, чтобы читали и пели со страхом Божиим, внимательно и благоговейно.

Батюшка обладал тонким чувством юмора и любил пошутить, но всегда доброжелательно. Он не жалел времени на беседы с людьми, учил во всем полагаться на волю Божию.

Власти, видя его авторитет, пытались закрыть храм, но это им не удавалось: когда батюшку вызывали для беседы в органы, он обезоруживал хозяев кабинетов так, что те буквально лишались дара речи, удивляясь после его ухода: «Что это за старичок такой, что мы сделать ничего не можем?»

С января 1966 года здоровье преподобноисповедника сильно ухудшилось, обострились хронические заболевания, и вскоре он уже не мог дойти до церкви даже после обезболивавшего укола. Видя такие страдания, врачи предложили старцу, чтобы его носили в кресле. Сначала он противился, но когда после долгих уговоров доктор заплакала, разводя руками, дал согласие. Мальчики-послушники соорудили легкое кресло из алюминиевых трубок, келейница укутывала отца Севастиана теплым шарфом, и так его доставляли в храм.

Отец Севастиан уважал медиков и ценил их труд. Когда к нему приходили с вопросом о выборе профессии, он чаще всего благословлял поступать в медучилище, изредка – в институт. Работать же нередко советовал устраиваться санитаркой в больницу. «Лечиться не грех, – говорил он, – кто в больнице трудится, это спасительно, это доброе дело – за людьми ходить».

Шло время, и с каждым днем силы отца Севастиана слабели. Он часто говорил о смерти, о переходе в вечность. Когда духовные чада с тревогой вопрошали: «Как же мы будем жить без Вас?», он строго вразумлял: «А кто я? Что? Бог был, есть и будет! Кто имеет веру в Бога, тот, хотя за тысячи километров от меня будет жить, и спасется. А кто, пусть даже и тягается за подол моей рясы, а страха Божия не имеет, не получит спасения. Знающие меня и видевшие меня после моей кончины будут ценить меньше, чем не знавшие и не видевшие. Близко да склизко, далеко да глубоко».

Схиархимандрит Севастиан почил на Радоницу, 19 апреля 1966 года, в 4 часа 45 минут. Хоронили батюшку на Михайловском кладбище. На катафалке гроб везли только небольшой отрезок пути до шоссе, а дальше понесли на вытянутых вверх руках. Он плыл над огромной толпой народа и был виден отовсюду. Движение перекрыли, народ шел сплошной стеной по шоссе и тротуарам. Сквозь толпу ко гробу пробирались люди, чтобы коснуться его рукой.
В 1997 году схиархимандрит Севастиан был прославлен как местночтимый святой Алма-Атинской епархии. Мощи преподобноисповедника обрели 22 октября 1997 года. Ныне они почивают в Свято-Введенском соборе Караганды.

На Юбилейном Архиерейском соборе в августе 2000 года схиархимандрит Севастиан был причислен к лику святых новомучеников и исповедников Церкви Русской для общецерковного почитания.

Подготовила Ксения МИРОНОВА

По книге игумена Дамаскина
(ОРЛОВСКОГО) «Жития
новомучеников и исповедников
Российских ХХ века. Апрель».
Тверь, 2006. С. 78–122.