Память Симбирского старца Василия Уреньского. Терпеливец и исповедник Христов
Старец Василий и преподобноисповедник
Гавриил (ИГОШКИН)
Православный Симбирск еще и ныне, в ХХI веке, хорошо знает старца Василия Уреньского – несмотря на то, что село Урень находится довольно далеко от города, а подвижник преставился ко Господу более полувека назад, в 1950 году. Так хранит народ память о своих наставниках и молитвенниках!
Сведений о жизни старца сохранилось немного, но почитание его духовных дарований уже долгое время не ослабевает, а, наоборот, крепнет и расширяется. В особенности же – после того, как недалеко от Урени, в селе Прислониха, где жил и трудился другой подвижник земли Русской, известный художник Пластов, открылась в 1990-е годы церковь, построенная в основном на средства живописца. В этот храм до сих пор по воскресеньям и праздникам ходят старушки, лично знавшие старца Василия и сами испытавшие на себе чудесное действие его молитв.
В молодости Василий Дмитриевич Струев был ничем не примечательным, но весьма благочестивым человеком. Жил с женой и детьми в сельце Урень, валял валенки. Но Господь призвал его на особое служение – все произошло как бы само собой, однако, если вдуматься, то для будущей судьбы и служения, по величине предстоящих страданий и подвигов – случилось по особому Божиему Промыслу.
Однажды Василий отлучился из своего села – на заработки в другую губернию. Валять войлочную обувь нужно в специально натопленной бане. В один из дней кто-то из заказчиков облил спину распаренного труженика холодной водой, и его тот час же парализовало. Болел подвижник тяжело, недуг принимал самые разные формы. Сначала все тело покрылось гнойниками, что связанно было, скорее всего, с заболеванием крови. Но затем они исчезли, и болезнь вступила в другую стадию – Василий ослабел настолько, что почти не мог разговаривать и самостоятельно питаться; по свидетельству ближних, некоторые продукты разжевывала для него жена. Пытаясь хоть как-то бороться с парализацией тела, он лежал на трех узких поперечных бревнышках на железной, тоже узкой, кровати и непрестанно молился.
И, если можно так сказать, с этого момента началась настоящая жизнь старца Василия. Жизнь не для себя, а для Господа и ближних. По Божией милости открылся в нем необыкновенный молитвенный дар. По его молитвам многие больные получали исцеление. Почти обездвиженный он лежал на кровати, но, возложив руку на человека и помолившись о нем, испрашивал для того у Господа прощение грехов и телесное здравие. И люди стали приезжать к нему со всего бывшего СССР – и с Украины, и с Кавказа, и из Средней Азии; весть о его духовных дарах распространилась повсюду.
И вот повод задуматься – исцеляя других, разве не мог старец вымолить у Бога здравие и для себя? Мог, но не просил, понимая, что сей суровый недуг – его спасительный крест. Главной добродетелью угодника Божия стало терпение: в этом незавидном положении он пробыл целых 46 лет, до самой смерти!
Матушка Александра, клиросная храма в Прислонихе, рассказывала: «Мне сейчас 77 лет. А когда отец Василий был жив, я была молоденькой, носила белые сапоги. У меня очень сильно болела грудь. Все думали, что на меня навели порчу. Хозяйка, у которой я жила, была знакома с отцом Василием, она решила привести меня к нему. Когда мы пришли в его домик, он велел сесть возле него и возложил мне на голову руку. Стал читать молитву, а я при этом кричала не своим голосом на всю келью. Когда возвращались домой, испытала облегчение и радость: давно на душе не было так хорошо. Как будто камень с души свалился. Отец Василий мне передал потом через хозяйку: „Пусть снимет белые сапоги, ей дорога в черных“». Очевидно, что старец Василий намекал Александре о монашестве, указал правильный для нее духовный путь.
Многие люди отмечали, что подвижник часто исцелял и бесноватых. Бывало, скажет такому человеку: «Полезай под мою кроватку». Страждущий выполнит наказ, а вылезти не может, пока старец не закончит читать молитвы.
Был у страдальца и дар прозорливости. Во время Великой Отечественной войны он рассказывал родственникам о судьбах ушедших на фронт: говорил, как молиться – о здравии или о упокоении. Ныне покойная Ольга Яковлевна Былинина, прихожанка храма Воскресения Христова в Симбирске, вспоминала: «Моя мама, Евдокия Степановна Бердникова, ходила в Урень к отцу Василию. Она благословилась у схимонахини Сергии купить корову. Пришла к отцу Василию, он ее благословил и вдруг, еще не узнав ее просьбы, сказал: „А корову купишь на той улице, в самом конце. Звать Малинкой. Только иди лесом и читай молитвы“. И точно, все получилось очень хорошо. Хозяева даже цену снизили, узнав, что за коровкой пришли с благословения отца Василия. И мама благополучно прошла с коровой до Ульяновска пешком 70 километров».
Профессор одного из ульяновских вузов Денис Владимирович Макаров помнит следующий рассказ своей бабушки: «Раньше ходили на святую Николину гору на майского Николу пешком 120 километров – до села Промзино, где еще в ХV веке явился образ святителя Николая Чудотворца. По дороге заходили в Урень, к отцу Василию. Замечали, что он знал мысли людей, которые к нему приходили, некоторых обличал. Всегда знал, что кого заботит, их семейные проблемы…»
За старцем ухаживали многие его почитательницы. Особенно же – Гликерия («Луша») и ее духовные сподвижницы сестры Рябовы – Антонина, Капитолина и Рахиль, специально приехавшие из Ульяновска и оставившие свою городскую жизнь и квартиру. Называют еще Полину Богданову из близлежащего села Языкова и некую Зинаиду.
Гликерия была ревностной христианкой, готовой на все ради Христа. В трудные времена гонений от безбожных властей она не отступала от подвижника. Когда недвижимого старца бросили в машину и хотели везти в милицию, даже жена побоялась его сопровождать, а Гликерия сказала: «А я поеду». – «Да ты ведь не арестована». – «При чем здесь я? Дело в отце Василии, я поеду с ним!»
Преследование угодника Божия безбожными властями началось еще в 1930-х годах. Тогда его положили в больницу села Теньковка. Страдалец плохо говорил, и чаще всего за него объяснялась Гликерия. В это время из Куйбышева приехала некая медицинская работница, выделявшаяся среди остальных своей «большевистской прямотой» и особой ненавистью к старцу. Эта женщина откровенно называла его врагом народа и объясняла коллегам, испытывавшим совершенно естественные трудности в общении с ним, что она-то при желании быстро найдет с подвижником общий язык (имея в виду, конечно, известные силовые методы). Но, видимо, Сам Бог заступился за праведника: можно ли считать совпадением то, что в эти дни медработнице пришла телеграмма с известием о кончине сына?
Когда старца Василия мучили в больнице, на спинке его кровати, по свидетельству матушки Рахили и других, вдруг появился огненный голубь, и врачи в страхе разбежались. Как и следовало ожидать, официальная медицина «не знала, что с этим делать». Возили подвижника и в больницу села Майна, и в «психушку» под Ульяновск (так называемую «Карамзинку»).
Особую духовную близость избранник Божий имел с причисленным в 2000 году к лику святых преподобноисповедником архимандритом Гавриилом (Игошкиным). Отец Гавриил, служивший в московском храме святителя Николая в Пыжах, был сослан в Ульяновскую область. В 1942 году он оказался в Карсунском районе, а затем поселился в Димитровграде, где сейчас почитается как святой заступник города. Во время войны преподобноисповедник, вышедший из концлагеря, отправился в Ульяновск, чтобы получить место служения (т. к. именно туда, как известно, была эвакуирована Московская Патриархия). По дороге он решил повидаться и со старцем Василием, к тому времени уже известным почти на всю страну. Священнослужитель пошел к прозорливцу за советом и благословением, как и где ему жить. Однако в дороге он занемог, и старец велел ему остановиться в Базарном Урене. Богослужения в то время были запрещены – и Божественную Литургию архимандрит Гавриил совершал в домике подвижника.
Честна пред Господом смерть преподобных Его (Пс. 115, 6) – эти слова святого псалмопевца Давида вполне приложимы и к многоболезненному страдальцу и терпеливцу, исповеднику Христову старцу Василию. Умирая – а происходило это в Петров пост, – он вдруг сказал: «Готовьтесь, покупайте барашка». – «Какого барашка? Зачем? Ведь пост идет». Но старца привыкли слушать, и барашка купили. А в праздник Тихвинской иконы Богоматери угодник Божий преставился, и поминки пришлись на день памяти святых апостолов Петра и Павла. Таким образом, он провидел не только свою кончину, но и трапезу на день погребения. Люди вспоминают, что на похоронах старца и на поминальном обеде собралось не менее 500 человек; столы расставляли на улице. Но самое главное – свидетельства о том, что когда хоронили праведника, мироточили погребальные полотенца, являя знак свыше. С тех пор ежегодно огромное число верующих съезжается на праздник Тихвинской иконы в Урень – помянуть почившего страдальца.
Вслед за старцем Василием отошли ко Господу и ближайшие его духовные друзья, помогавшие и верно служившие ему при жизни: мать Гликерия и сестры Антонина и Капитолина Рябовы покоятся в одной оградке, рядом с праведником. Не так давно почила и матушка Рахиль, которая хранила ключи от дома старца и оградки этой могилы. Вспоминая ее добрые слова, ее безхитростный, но с молитвой приготовленный вкусный обед, будто и сейчас слышишь тот чудный, неповторимый голос: «Отец Василий, человек пришел, хочет тебя навестить. Что скажешь?» Спрашивала она старца, конечно, наперед зная его ответ...
Подготовила Ксения МИРОНОВА
По книге В.И. МЕЛЬНИКА
«Праведники Симбирской
епархии». Ульяновск, 2006.