Два пастырских течения

Еретика, после первого
и второго вразумления,
отвращайся.
(Тит. 3,10)

Тит был ученик святого апостола Павла. Апостол поставил его епископом о. Крита. И так как Тит был молодым и неопытным, то святой Павел пишет и ему, как и Тимофею, свое Пастырское послание.

По содержанию это послание сходно с первыми двумя. Сущность вопросов и наставлений почти одинакова. Каким должен быть епископ (также и священник), диакон и их жены, дети. Чтобы пастыри были бдительны, безстрашны, прямолинейны. Чтобы они сильны были наставлять и противящихся обличать. Ибо есть много непокорных, пустословов и обманщиков, особенно из обрезанных <...> Каковым должно заграждать уста, они развращают целые домы, уча чему не должно, из постоянной корысти (Тит. 1, 11–12). Глупых же состязаний и родословий, и споров, и распрей о законе удаляйся, ибо они безполезны и суетны (Там же. 3, 9). Благодать со всеми вами. Аминь.

Читая эти пастырские Послания (к Тимофею и Титу), отец Лаврентий и белел, и краснел, и холодел от внутреннего душевного напряжения. Ему было и стыдно, и больно, и обидно, и страшно. Какие высокие требования к пастырям! А какое высокое служение – ПАСТЫРСТВО!
«Как же мы теперь далеки от этого пастырского идеала! – думал с горечью отец Лаврентий. – И что мы теперь выполняем из апостольского Предания?! О, горе нам, горе великое и страшное!.. Где у нас апостольская вера, где любовь, где надежда? Где верность Евангелию, за которое они страдали и умирали? Где преданность Христу Спасителю, Которому Одному они служили и больше никому другому?.. О, времена! О, времена!.. Растлились нравы, поблекли идеалы!»

И вдруг припомнились отцу Лаврентию два знакомых священника, жизнь, цель и деятельность которых были диаметрально противоположны. Одного звали отец Сикст, что значит «выглаженный» (греч.), а другого – отец Феопист («Богу верный»).

Первый был довольно рассудительный, сдержанный, очень дельный и преуспевающий молодой священник. Он прямо, не колеблясь, шел к почестям, славе и богатству. Не только разные интриги, поиски хороших связей, проникновение в высшие церковные сферы бытовали в этом человеке своего времени, но и ловкость, такт, упорство, уменье быть любезным для всех: и церковных, и светских кругов – были его качествами.

Он в этом случае не только сам шел этим путем, но и развивал целую философию поведения современного пастыря, «евангельски» обоснованную будто на «мудрости змеиной» и «кротости голубиной». «Времена принципов и идей давно прошли, – говорил отец Сикст, – это уже что-то старомодное. Теперь пастырь – политиканствующий, образованный человек, делец и деятельный борец за мир и благо человечества. Он насмехается над побуждением чести и пастырского долга».

В его глазах это были сентиментальные предрассудки далекого прошлого. Он же – пастырь современный, деловой, рассудительный. Он жаждет власти, богатства, высокого положения, и для этой цели все безопасные средства хороши. Примкнуть к той или иной церковной ориентации, поддержать то или иное лицо, переметнуться в другую, более сильную сторону, изменить вчерашнее убеждение на более модное и всеми приемлемое, высказаться ласкательски по адресу сильного лица – все это была увлекательная игра отца Сикста с единственной целью – достигнуть личного успеха в жизни.

И он достиг этого успеха. Но поскольку средства к этому успеху были им избраны не совсем благодатные, то и дом личного счастья, построенный отцом Сикстом, скоро развалился. Да так, что из этих развалин ничего иного уже построить было нельзя, кроме бедного памятника на его... могиле.

Отец Феопист был совершенно иным человеком. Глубоко переживая судьбы Церкви Христовой, он тоже стремился как-либо помочь делу: он мирил враждующих, помогал неимущим, утешал скорбящих, горячо молился за весь бедствующий мир, даже часто плакал о том, что все человечество изолгалось, исстрадалось, измучилось в войнах, кровопролитиях, устроении лучшей жизни. И отцу Феописту было жалко весь мир, всю нашу бедную малую планету. Он всем хотел помочь, обо всех слезно помолиться, всем стремился дать какое-то, хоть малое, утешение в жизни. И все это отец Феопист делал у себя дома. Он никуда не рвался ехать. Церковные заграничные поездки и всякие делегации в этом роде казались ему фальшивыми, трафаретными, показными и совершенно безблагодатными.

Этому батюшке хватало дел у себя дома, на своей многострадальной и славной Родине. Славы он не искал, а боялся ее, как прирученного лесного зверя; шумной деятельности (общецерковной) терпеть не мог, а искал ДЕЛА... Театральную роскошь в служении считал прямо грехом (сверхсимонией), а достижение личного счастья искал в своем бедном храме и добросовестном исполнении народных треб.

И нельзя сказать, что отец Феопист был неразвитым и необразованным человеком. В свое время он окончил даже Духовную Академию. Ему сулили большие перспективы, но он, следуя чисто апостольским принципам, душой понимал, что теперь Церкви и верующему народу надо не подражание миру, а подражание Христу и апостолам в их свободной бедноте, верности и самоотвержении. Совершая такой путь служения, отец Феопист нес на себе печать презрения от многих своих сослуживцев-священников. Одни считали его фанатиком, другие – недалеким священником, а иные гордым и упорным самообольщенцем. Но эти титулы нимало не тревожили отца Феописта. Для него высшей наградой были добрая совесть и доверие к нему народа.

Благодаря добрым Евангельским мотивам, избранным им в жизни, отец Феопист действительно построил дом духовный на ниве пастырского служения. И так как он строил этот дом не мирским материалом, а чисто Евангельским, то и стоит этот дом доныне... И стоять будет вечно (см.: Мф. 7, 25).

Вот два пастырских течения: один по-мирскому выглаженный, а другой – Богу преданный. История уже подтвердила, какой из них правильный и какой – ложный, а если еще поживем, то еще подтвердит.

Архимандрит Тихон (АГРИКОВ)

«С Евангелием»

Могилка архимандрита Тихона
(в схиме Пантелеимона) (АГРИКОВА) в с. Тайнинском