В 1963 году в Югославии историк живописи Здравко Кайманович, проводя учет памятников культуры Сербской Православной Церкви, в селе Пурачин около Тузлы обнаружил икону, на оборотной стороне которой имелась следующая надпись, сделанная по-русски: «Сия икона писана в Самарской губернии, Бузулукского уезда, Утевской волости, того же села, зубами, крестьянином Григорием Журавлевым, безруким и безногим, 1885 года, 2 июля».
Запрос в Государственный архив СССР подтвердил: действительно, был такой мастер. Так вспомнили о Божием избраннике, который, несмотря на страшный недуг, держа кисть в зубах, создавал прекрасные иконы, воистину нерукотворные…

Григорий Николаевич Журавлев появился на свет в 1858 году в селе Утевка Бузулукского уезда Самарской губернии, в семье владельца столярной мастерской, и был инвалидом с рождения – руки до плеч и ноги до коленей у него были атрофированы и не получили дальнейшего роста и развития. Передвигался Григорий на коленках.
Когда в семье Журавлевых родился младенец без рук и ног, родня ахнула: как же это могло случиться? Одно туловище да голова! Спросили о том у отца диакона.
– М-да, православные, – ответил он, – вопрос трудный. Может, Сам Господь усмотрел в этом младенце великого человека...
На восьмой день родители принесли младенца в церковь.
– Крещается раб Божий Григорий. Во имя Отца. Аминь. И Сына. Аминь. И Святаго Духа. Аминь.
– И что это за ребенок такой? Один только рот, – ворчал восприемник, заворачивая окрещенного малыша в сухие пеленки.
Батюшка укоризненно посмотрел на него и сказал:
– Мы еще не знаем, какой Божий Промысел об этом ребенке. А что касается рта, то и им он может сотворить большие дела. Рот служит не только для вкушения яств. В Писании как сказано? «В начале было Слово...» Что невозможно человеку, возможно Богу!
Слова священника оказались пророческими. У Гриши рано проявились способности к рисованию. Будучи совсем маленьким, он удивлял родных и соседей тем, что, ползая на животе по двору, сжимал зубами кусочек древесного угля и рисовал им все, что видел вокруг: людей, деревья, домашних животных. Причем штрихи его были твердыми, уверенными – своим детским умом он проникал в самую суть вещей и событий. Постоянно испытывая физическую немощь и телесные страдания, мальчик видел то, чего другие даже не замечали. Однажды пришел к Журавлевым учитель из земской школы и застал Гришу за этим занятием, заинтересовался. Попросил родных приносить 9-летнего отрока на уроки. Учеба давалась легко: Гриша успевал по всем предметам, хотя писал не как прочие дети, а с усилием, с помощью зубов.
Поначалу его воспитанием занимался дед по материнской линии – Петр Васильевич Трайкин. Он отвозил внука в школу и потом забирал домой. После смерти любимого дедушки Григорий стал учиться на дому. Много и с увлечением читал, а учитель помогал ему: давал книги, проверял задания, отвечал на вопросы.
Когда мальчик подрос, его отправили обучаться в Самарскую мужскую гимназию. Помощником стал брат Афанасий. Кроме гимназии Гришу возили на богослужения в Кафедральный собор и на занятия в иконописную мастерскую. В мастерской он становился просто сам не свой от счастья. Вдыхая запах олифы, скипидара и лаков, юноша испытывал радостное, праздничное чувство. Душа ликовала – это было главное дело его жизни!
Как-то раз он показал хозяину мастерской свои рисунки на бумаге карандашом и акварелью. Они пошли по рукам: мастера внимательно рассматривали зарисовки, покачивали головами, одобрительно похлопывали Григория по спине. Вскоре его талант был признан и началось обучение искусству тонкой иконной живописи.
Работать Грише было трудно и больно. Брат давал в рот кисть, и он принимался за дело. Доска должна была лежать на столе плашмя, ровно, чтобы краска не стекала вниз. Кисточку по отношению к иконе требовалось держать вертикально. Чем лучше это удавалось, тем тоньше выходил рисунок. После двух-трех часов такого напряженного труда наступал спазм челюстных мышц, так что у Гриши не могли забрать кисть. Открыть рот удавалось только тогда, когда на скулы иконописцу накладывали мокрые горячие полотенца. От слишком близкого расстояния болели глаза, от напряжения ломило шею. Но зато успехи были налицо: рисунок на иконах выходил четкий, твердый, правильный. Иной рукой так не сделает, как Гриша зубами. Начинал он с простых однофигурных композиций, но потом перешел к более сложной иконографии.
В 22 года Григорий окончил гимназию в Самаре и возвратился в родную Утевку. Художник обладал веселым и общительным характером, односельчане тянулись к нему. Имея прекрасный каллиграфический почерк, он помогал писать им разные письма и прошения, оформлял документы. А самое главное – стал писать иконы на заказ. Они расходились буквально нарасхват. Мало того, что святые образы были дивно хороши и благодатны, но особенно народ ценил их за нерукотворенность. «Григорий делает святое дело, – говорили люди, – это настоящий подвиг ради Христа!» Верили, что ему помогает Сам Господь, ведь не может так искусно творить человек, рожденный без рук и без ног.
В 1884 году Журавлев обратился к Самарскому губернатору, всегда принимавшему участие в его жизни, с просьбой представить написанную им икону святителя Николая Чудотворца Царевичу Николаю, будущему Императору.
Газета «Самарские губернские ведомости» (№ 1 от 5 января 1885 г.) писала: «...Желание его было исполнено, и в конце декабря Управляющий собственного Его Величества дворцом и конторою Августейших Детей Их Императорских Величеств уведомил тайного советника Свербеева, что Государь Наследник Цесаревич милостиво принял икону, писанную крестьянином Журавлевым, соизволил пожаловать ему единовременно пособие в сто рублей из собственной Его Императорского Величества суммы».
В 1885 году в Утевке начали возводить огромный соборный храм в честь Святой Живоначальной Троицы. Строительство его также связано с именем Григория Журавлева. Художник посмотрел проект, нашел какие-то недочеты, и односельчане доверили ему внести исправления. Так открылся еще один талант сельского самородка.
Храм созидали по усовершенствованным чертежам всем миром. Когда пришло время расписывать стены, конечно, пригласили Григория. Целые дни он проводил на специально созданных для него подмостках. Тяжело и страшно было работать под куполом собора. На огромной высоте установили специальную люльку. Иконописцу приходилось лежать на спине, страдать от боли и усталости, но свой труд он с помощью Божией довершил.
От этой напряженной работы на лопатках, крестце и затылке подвижника образовались болезненные кровоточащие язвы. От постоянного вглядывания в рисунок резко ухудшилось зрение. Трескались и кровоточили губы, основательно стерлись передние зубы-резцы. Сидя вечером за столом, из-за сильной боли во рту он не мог принимать пищу. Близкие говорили:
– Мученик ты, Гришенька! Мученик ты наш!
Только молитвенный вопль ко Христу и Божией Матери вливал в мастера решимость и давал силы на этот подвиг.
На роспись ушло несколько лет, но фрески получились такой красоты, что скоро Троицкий храм прославился на всю губернию.
В память о чудесном спасении Императорской семьи при крушении поезда от бомбы террористов в октябре 1888 года самарские дворяне заказали Григорию Журавлеву икону для поднесения Александру III, о чем свидетельствуют документы, хранящиеся в Госархиве Самарской области.
В 1892 году в Самаре был достроен величественный Кафедральный собор, освященный в честь Христа Спасителя, образ покровителя Самары – святителя Алексия, митрополита Московского, – для которого был написан Григорием Журавлевым. Талант художника получил безусловное признание.
В начале XX века Государь Николай II, пригласив к себе Григория, попросил его нарисовать портрет Царской Семьи. Художнику были созданы хорошие условия для работы, и за год он написал групповое изображение будущих Царственных Мучеников, которым Государь остался доволен. Мастер вернулся домой с щедрой наградой: ему была назначена ежемесячная пенсия в размере 25 рублей золотом, а самарскому губернатору приказано выдать художнику «иноходца с зимним и летним выездом». Коляска потом очень пригодилась: на ней земляки возили Григория и по делам, и на рыбалку.
На склоне лет у подвижника уже было достаточно средств, чтобы открыть иконописную мастерскую, но он по-прежнему писал сам. Ученики помогали растирать краски, готовили и грунтовали доски. За иконами в Утевку ехали отовсюду, даже с далеких окраин России. Сколько именно их было создано, никто не знает. Возможно, со временем для нас откроются новые страницы творчества этого удивительного человека.
По воспоминаниям современников, Григорий Николаевич всегда пребывал в мирном расположении духа, ничто не колебало и не омрачало его души. Приветливый, жизнерадостный, он светил людям, как огонек в ночи. Ни на кого не производил впечатления обделенного судьбой ропотника. Наоборот, его любили и уважали за необычайную силу духа.
Один из биографов мастера, В. Лялин, писал о его кончине: «Год за годом шел по реке ледоход, унося в вечность времена и сроки. И вот, наступил новый, XX век, век, в котором человечество познало ужас неслыханных кровавых войн, чудовищных злодеяний самоуничтожения, порожденных наглым и гордым богоборчеством. В 1916 году, когда шла тяжелая кровопролитная война с Германией, Григорий заскучал, стал часто болеть. И однажды ему было откровение: скоро наступят лихие времена, когда и он сам, и его иконы никому не будут нужны. Через три года так и случилось. Слава Богу, что он этого не увидел…»
Почил Григорий Журавлев 15 февраля 1916 года. Гробик был маленький, короткий, наподобие раки для мощей святых. Лицо труженика на смертном одре выражало спокойствие. По благословению епископа Самарского Михаила, похоронили его на родине, в церковной ограде – возле расписанной им Свято-Троицкой церкви. На могиле поставили простой крест.
Творчество этого дивного иконописца распространилось далеко за пределы Самарского края. Образ «Святой Георгий Победоносец» находится в Пюхтицкой обители (Эстония), а икона «Святой Лев – папа Римский», служащая эталоном иконописных школ XIX века – в церковно-археологическом кабинете Свято-Троицкой Сергиевой лавры.