Память блаженной Феоктисты Воронежской (Шульгиной)

Феоктиста Михайловна Шульгина, Христа ради юродивая, подвизалась в Воронеже в 1920–1930 годах. Лично знавшие блаженную говорили, что она происходила из дворян, была женой морского офицера, погибшего во время русско-японской войны 1904–1905 годов. После смерти мужа, проникшись мыслью о скоротечности земной жизни, все силы своей души Феоктиста устремила к горнему миру, взяв на себя подвиг юродства во Христе.

Блаженная была известна всем горожанам, но если верующие почитали ее, искали у нее наставления, утешения и помощи, то для прочих она была просто дурочкой. Многие ненавидели ее за обличения и укоры, насмехались и били. Но подвижница терпела поругания и молилась за своих обидчиков. Высотой духовной жизни блаженная Феоктиста стяжала дар прозорливости, которым она служила ближним. Причем ее предсказания сбывались с необыкновенной точностью.

Знакомые с ней так описывали юродивую: «У нее была примечательная внешность. Она была низкого роста, худощавая, уставшая, с особыми чертами лица и добрейшими глазами». Ветхая одежда и старая обувь, в которых она всегда ходила, не могли скрыть аристократические манеры и хорошее воспитание; Феоктиста обладала замечательным умом и четкостью в выражении мыслей.

Из воспоминаний современницы блаженной: «Феоктиста Михайловна часто бранилась, а то могла запустить в тебя что под руку попадется. Удивительно могла обличать, попадая в самую точку, почти без слов, жестами и мимикой. Но сквозь ее суровость просвечивала ласка».

Блаженная Феоктиста по временам ютилась у разных воронежцев, но имела свой круг знакомых, которых постоянно навещала. Ночами она бодрствовала, проводя это время в молитве. Одним из подвигов юродивой было «хождение по дорогам». Матушка посетила многие святые места – от Соловецких островов до Киева. Побывала и в Почаеве, хотя монастырь тогда находился за границей. Первые семь лет своих странствий она путешествовала босиком, а когда начала носить обувь, подвиг ее от этого не уменьшился: она ходила в больших ботинках с разрезанными задниками, надетых не на те ноги, что причиняло ей много неудобств. Зимой блаженная носила пальто нараспашку, несмотря на различные болезни. Феоктиста Михайловна часто посещала Новочеркасск, села Воронежской области и Задонск. До Новочеркасска она добиралась на поезде, но в Задонск ходила пешком, еле передвигая ноги и выбирая подчас самую неистовую погоду. В пути подвижница непрестанно молилась.

В Воронеже тогда был известен праведной жизнью протоиерей Митрофан Бучнев. Оставшись без прихода, он продолжал регулярно служить молебны, на которых многие получали исцеление от своих недугов. По благословению Оптинских Старцев, отец Митрофан окормлял общину девушек, собравшихся вокруг него за неимением монастырей. Отправляясь в ссылку, из которой он уже не вернулся, батюшка оставил свою общину под покров матушки Феоктисты. На вопрос, почему он почитает юродивую, отец Митрофан отвечал, что «эта раба Божия в меру Антония Великого».

Блаженная Феоктиста Михайловна состояла в духовной дружбе со священномучеником архиепископом Воронежским Петром (Зверевым), который искренне уважал ее за высокую подвижническую жизнь. Священномученик Петр писал своей пастве из Соловецкого лагеря: «4 марта 1928 года <...>. За всех молюсь непрестанно, всех искренне желаю видеть. Не будем ослабевать духом в скорбях, будем жить надеждой на милосердие Божие. Попросите молитв Феоктисты Михайловны»; «25 декабря 1928 года <...>. Непрестанно молю Господа нашего, да хранит Он вас всех в правой вере, в мире, в здравии и благополучии и да благословит Своим небесным благословением <...>. Я за ваши святые молитвы пока жив и здоров и на новом своем уединенном и пустынном местожительстве. Бодр духом, покоряюсь воле Господней, меня не оставляющей скорбями и испытаниями <...>. Не ослабевайте в молитвах и доброделании, да сподобимся все в свое время милости Господней. Поклон и просьбы о молитвах Феоктисте Михайловне. Предаю вас всех Господу и Его Пречистой Матери. С любовью о Господе, грешный архиепископ Петр».

В тяжелое время, когда Воронеж был погружен во мрак обновленчества, духовную жизнь в нем поддерживали блаженные Феоктиста Михайловна и Максим Павлович. «Фроська, жизнь надо держать! Держать надо жизнь!» – грозно повторял Максим Павлович, постукивая палочкой.

Из воспоминаний духовной дочери старицы Агнии Лихоносовой: «Матушка говорила, будто она неграмотная, а сама как-то называла латинские буквы на серебряных ложках. Матушка знала и все Евангелие, и всю церковную службу, а одна старая монахиня, у которой я, будучи в Новочеркасске, ночевала, сказала, что матушка знает такие церковные молитвы и песнопения, которые редко, раз в году читаются и поются и даже не все священники их знают. <…>

Феоктиста Михайловна любила кормить народ. Мне рассказывали о том, что еще много лет тому назад она ходила на базар и в лавках покупала белые булки, а потом раздавала их частью здесь же, иногда около церкви, а иногда несла их своим знакомым в те дома, куда она ходила. Булочники зазывали блаженную, чтобы она у них покупала булки, так как матушку все знали и говорили, что у кого она покупала, те весь свой товар распродавали с особой удачей. И извозчики, тоже хорошо знавшие матушку, старались, чтобы она садилась в их коляску, веря, что это принесет им счастье. И вот матушка с полными руками булок или батонов едет на извозчике через весь город к кому-либо из знакомых. И к нам нередко приходила она, а иногда и приезжала, держа в руках кулек с пряниками или булку. Детям нашим это очень нравилось, но матушка давала, кому сама хотела, а иногда и не давала кому-либо, кто очень хотел от нее получить. <…>

Умирал наш дорогой сосед – старик Павел Павлович. Однажды он мне рассказал про матушку (хотя вообще не жаловал юродивых): „Она самая умная, самая добрая и самая хорошая, какую я когда-либо знал“. Павел Павлович умирал от гнойного плеврита, и болезнь шла так быстро, что не успели позвать священника, которого нелегко было тогда найти. У нас ночевала матушка. Ночью Павлу Павловичу было очень плохо, и, вероятно, его мучила сильная боль. Он был в полной памяти и громко стонал, так что и у нас слышно было. Мы стали просить матушку сходить к нему. Она велела положить варенье в блюдечко и пошла <…>. Ее посещение было особенное, какое-то торжественное и благодатное. Она подошла к его кровати и села на стул, подала ему блюдечко с вареньем и велела все съесть. Павел Павлович ел без сопротивления и только говорил: „Какая сладость, какая сладость“, и боли как будто не чувствовал. Матушка посидела молча и ушла, мы за ней вышли. Павел Павлович притих и больше не стонал. Он умер на следующий день без сильных мучений.

Великая раба Божия была матушка, и ее чтили и знали и епископы, и священники, и многие в городе из самых разнообразных слоев общества. Матушка не имела места, где бы она постоянно жила, и в последние годы своей жизни так же приходила и уходила во всякую погоду, иногда вся мокрая и обледенелая. Кашляла и болела, но только изредка перележит у близких знакомых дня два и опять пойдет. <…>

В последние годы своей жизни матушка стала слабеть, приступы сильного кашля с мокротой не давали ей спать. Худенькая и сухонькая фигурка уменьшалась на глазах. А ходила, все ходила сама во всякую непогоду и в морозы. По-прежнему – пальто нараспашку, иногда позволит подвязать пальто пояском. В декабре 1939 года ей стало совсем уже худо. Придет к нам на несколько дней, полежит. Однажды матушка велела Поле проводить ее к Анне Александровне на Чижовку. На мой вопрос, зачем она уходит, сказала: „Мне у тебя умирать нельзя, тебя за меня тягать будут“. <…> В домике Анны Александровны матушка осталась до последнего дня. Мы ходили к ней туда опять с горестями, с заботами и не думали, что матушка совсем уйдет от нас. <…>

В день ее кончины, к вечеру, она спрашивала: „Где вы меня положите спать?“ Ей указали на кровать, где она спала в эти дни. Матушка ответила: „Нет, не здесь вы меня положите“. Слова блаженной исполнились. В эту ночь она скончалась, и ее положили на небольшую постель, а потом на стол.

Ночью с 21 на 22 февраля по церковному календарю (6 марта н. ст.) 1940 года нас разбудили: пришли от Анны Александровны сообщить, что матушка скончалась. <…> Мы все вскочили <…> и побежали. Вероятно, это было около часа ночи. Матушка лежала на узенькой небольшой постели. Ее уже обмыли и одели. О своем впечатлении я не буду говорить, для меня матушка была жива и есть, но вот Мария Алексеевна, врач, видевшая много умерших людей, сказала: „Таких покойников я еще не видала – это мощи“. Матушка лежала светлая, чудная, уснувшая вечным сном блаженных и праведных людей. При жизни она говорила: „Пойду домойки“, хотя у нее не было своего крова нигде, а теперь-то она ушла к себе домой.

До рассвета мы пробыли около матушки. В эти дни до погребения около Феоктисты Михайловны перебывало много народу. Читали Псалтирь и просто сидели около ее драгоценного тела. Хоронили в субботу, 9 марта 1940 года. С утра положили ее в небольшой белый гроб. Когда клали в гроб, я держала ножки и вспомнила матушкины слова: „Ты меня, мать, в гроб будешь класть“. День был солнечный. Матушкин гробик не поставили на сани, а так и несли на руках до самого кладбища. Провожающих было много, всем хотелось нести гроб…»

16 сентября 2009 года состоялось перенесение честных останков блаженной Феоктисты Михайловны с городского Левобережного кладбища Воронежа в некрополь Алексиево-Акатова женского монастыря. Комиссией по канонизации святых Воронежской митрополии готовятся материалы для прославления старицы в лике местночтимых Воронежских святых.

Подготовила Ксения МИРОНОВА

По материалам официального
сайта Воронежской епархии
(http://www.vob.ru) и других
интернет-ресурсов