Шел второй год Первой мировой. В один из многих военных дней, 26-го ноября (по старому календарному стилю) 1915 года, по случаю кавалерского праздника в честь святого великомученика и Победоносца Георгия, епископ Минский и Туровский Митрофан совершил в привокзальной церкви в честь Казанской иконы Божией Матери Божественную Литургию, после которой произнес приличествующее слово. На богослужении присутствовали Георгиевские кавалеры во главе с Главнокомандующим армиями Западного фронта А.Е. Эвертом.
От этих скупых строк официальной хроники, перелистав несколько страниц «Минских епархиальных ведомостей» (№ 20, 1915 г.), уместно обратиться непосредственно к словам владыки Митрофана: «Святой великомученик Георгий является между всеми святыми преимущественным покровителем воинского звания и служения <…>. Его подвиги послужили богатой темой, своеобразно разработанной народом в различных былинных сказаниях, где он всегда предстает грозным карателем всего злого и враждебного и мужественным защитником всего слабого и обиженного <…>. С этой стороны имеет глубокий смысл и значение установление в честь великомученика Георгия воинского знака, которым награждается и украшается доблесть нашего воина. Он знаменует собой то, что воин, украшенный сим отличием, является продолжателем той изначально великой борьбы, какую в свое время вел великомученик Георгий <…>. С этой точки зрения надо признать, что ту же святую брань ведет и наше христолюбивое воинство в ныне переживаемое жестокое время. Не наше только сознание, но общее убеждение лучшей части современного человечества признало, что Россия борется за высшие идеалы правды, человечности и счастья народов <…>. При всей доброте и всепрощении русский народ никогда не сможет примириться с воплощением зла, никогда не вступит в союз с темными силами, которые для него олицетворяются в образе змия как носителя злого начала <…>. Сокрушительный удар в самую главу современного чудовища уже готовится и в свое время будет нанесен ему. Порукою тому изумительная доблесть нашего воинства, его несокрушимый дух и полная уверенность в конечном торжестве нашего дела. В армии нет другого убеждения, кроме того, что враг будет сражен, понесет заслуженное наказание за все его жестокости и обиды, что правда народная будет восстановлена во всей чистоте, святости и неприкосновенности…»
Смолкли вдохновенные слова, завершился и отошел в прошлое праздник. Но как сложились судьбы его главных действующих лиц?
Генерал от инфантерии Алексей Ермолаевич Эверт в феврале 1917-го выскажется за «отречение» Государя Николая II, в дальнейшем будет уволен в отставку и, по одной версии, самосудом в том же году убит солдатами, по другой – расстрелян большевиками в Можайске в 1918-м. Однако «Большая советская энциклопедия» указывает, что умер он в возрасте 69-ти лет 10-го мая 1926 года в Верее, где занимался пчеловодством. Вот такая разноголосица. Но кто бы мог предположить подобное тогда, в день праздника?
Епископа Митрофана (Краснопольского) в 1916 году переведут на Астраханскую кафедру. Через три года по прямому указанию известных большевиков Кирова и Атарбекова он будет убит. Ныне же святитель канонизирован Русской Православной Церковью в лике священномучеников.
Что же произошло в феврале 1917-го? Куда подевались пресловутые «вера и верность», «служба и храбрость»? Как превратились они в «измену, трусость и обман»? Народ ли русский смог «примириться с воплощением зла»? И кто же вступил «в союз с темными силами, которые олицетворяются в образе змия»?
Напомню: против России выступали не только Германия, Австро-Венгрия и Турция, ее предали «союзники» по Антанте; деньги на революцию давали не только они, щедрость проявили и «нейтральные» США, начавшие военные действия только после краха России.
Но непосредственными исполнителями змеиного плана стали внутренние заговорщики и изменники Родины.
Систематизируя огромные объемы написанного о трагических февральских событиях, сегодня можно вполне определенно утверждать: заговор созрел в тени масонских лож, Царя предал не народ (его поставили перед совершившимся фактом), а конкретные «каменщики» из Государственной Думы, высшего генералитета, правительства и придворных кругов.
Именно они намеренно затруднили распределение хлеба и других продуктов в Петрограде, именно они задержали в городе запасные части пехотных полков, которые состояли из солдат, не нюхавших пороха и не желавших отправляться на фронт.
Никакого добровольного отречения Царя от власти не было, так называемый «Манифест об отречении» был сфальсифицирован газетчиками, а «Записку начальнику штаба» ни при каких условиях нельзя считать законным документом («отречение» Царя перед начальником штаба является доказательством лишь того, что Царь был заложником в руках этого самого начальника).
Процедура отречения вообще не была предусмотрена Сводом Законов Российской Империи, по мнению ряда исследователей, и содержание и форма (подписи) «Записки» также фальшивые.
Следовательно, имело место насильственное свержение законного Государя – тягчайшее государственное преступление, подпадающее под церковную анафему в Неделю Торжества Православия. Воинская присяга, клятва на верность Государю, дававшаяся при святом Евангелии и кресте, была попрана в военное время!
К великому сожалению, Святейший Правительствующий Синод также не предпринял никаких попыток поддержать монархию. Как отмечают историки, в ряде решений он оказался даже «левее» «Благоверного Временного Правительства», в честь которого возглашались многолетия. «Революция дала нам свободу от цезарепапизма» – эта цитата почему-то сразу заставляет вспомнить обращение незабвенного товарища Сухова к женщинам Востока.
Перестали возноситься моления о Царе, были внесены изменения в богослужебные чины и молитвы. До чего дошли отдельные представители духовенства на местах, можно судить по одному примеру: слова 20-го псалма: «Господи, силою Твоею возвеселится Царь» в некоторых храмах начали читаться как: «Силою Твоею возвеселится Временное Правительство»!
А к чему привело принятие новой государственной присяги без отмены старой, «царской»? Если заговорщики стали клятвопреступниками сознательно, то в силу этого деяния клятвопреступление вскоре сделалось всеобщим и повсеместным.
Но о последствиях таких «мелочей» Синод предпочел не думать. Однако тем самым был необратимо подорван авторитет всякой власти и всякого начальства.
Понимали ли заговорщики всю преступность своих деяний? Принимая во внимание масонский характер заговора, в этом нельзя сомневаться. Убеждая всех и вся в том, что «для спасения страны» отрезается только сухая и ненужная монархическая ветка, наши враги вполне сознательно срубили Россию под самый корень.
Пройдут годы, и Арсений Несмелов, русский офицер Первой мировой (награжденный четырьмя орденами и получивший одно ранение), талантливый поэт, напишет в далеком эмигрантском Харбине стихотворение «Цареубийцы»:

Мы теперь панихиды правим,
С пышной щедростью ладан жжем,
Рядом с образом лики ставим,
На поминки Царя идем.

Бережем мы к убийцам злобу,
Чтобы собственный грех загас,
Но заслали Царя в трущобу
Не при всех ли, увы, при нас?

Сколько было убийц? Двенадцать,
Восемнадцать иль тридцать пять?
Как же это могло так статься –
Государя не отстоять?

Только горсточка этот ворог,
Как пыльцу бы его смело:
Верноподданными – сто сорок
Миллионов себя звало.

Много лжи в нашем плаче позднем,
Лицемернейшей болтовни,
Не за всех ли отраву возлил
Некий яд, отравлявший дни.

И один ли, одно ли имя –
Жертва страшных нетопырей?
Нет, давно мы ночами злыми
Убивали своих Царей.

И над всеми легло проклятье,
Всем нам давит тревога грудь:
Замыкаешь ли, дом Ипатьев,
Некий давний кровавый путь?..

Плоды этого злодеяния (октябрьская диктатура сатанистов, похабный – без кавычек – Брестский мир, гражданская война, красный террор… Продолжать ли дальше?) наполнили весь ХХ век и перекочевали в век нынешний. Однако и теперь, спустя столетие, находятся люди, дерзающие возводить хулу на последнего законного правителя Великой России.
Нам по-прежнему не достает веры и верности.