В 1881 году на Российский Престол вступил Император Александр III

В чем же, братие <…>, в чем разгадка <…> всеобщей любви и почтения к покойному Царю [Александру III]? Указывают на его государственные заслуги: на возвеличение внешней силы России, и притом без войны и кровопролития, путем мудрой, но прямодушной и правдивой политики; указывают на необыкновенный рост внутреннего благоустройства России и после страшных событий цареубийства, когда Царство наше стояло как будто бы на краю гибели и накануне разложения. Все это так, <…> но если бы в этом одном заключалась причина необыкновенной славы Александра III, то нам непонятны были бы чувства всеобщего и благоговейного почтения к нему даже со стороны врагов России. Почивший Государь был велик в другом отношении: он представляется всем как человек редкой нравственной чистоты, Царь-праведник, что в наш век, так неудержимо преданный себялюбию и чувственности, да к тому же на высоте престола, является для многих каким-то чудом. И это чудо совершилось у нас на Руси.

Но здесь-то, при частном рассмотрении нравственного образа почившего Царя, каждый в меру восприемлемости и личных наклонностей находит и отмечает в нем различные и разнородные стороны: указывают на его прямоту, указывают на его мягкость; указывают на его бережливость и щедрость; на его миролюбие и готовность самоотверженно защищать Отечество; на его любовь и строгую справедливость; на доброту и твердость воли; на его снисходительность и строгое требование от каждого исполнения долга, на его добродушие и серьезность и т. д. Очевидно, была какая-то основная нравственная почва, на которой твердо стоял покойный Государь, и эта почва сообщила ему удивительное чувство меры и уравновешенность духа, вследствие чего он, находясь по своему званию в самых разнообразных положениях, по отношению к себе и ближним ни в чем не переходил границ в худую сторону и вырос пред лицом мира в высоконравственный и удивительно цельный образ Царя-праведника.
Нам отрадно <…> указать, что этой основой всех деяний и нравственной высоты почившего была его глубокая религиозность, что не осталось неприметным и для взора иностранцев, из которых один, близко знавший Государя (Стэд Уильям Томас, английский публицист и журналист, основавший журнал «Review of Reviews», в котором печатал также собственные статьи на тему иностранной политики. – Примеч. ред.) так говорил о нем: «Религиозность – это основной фонд души Императора». Да, он был христианин, и истинный, искренний христианин, и в этом одном слове разгадка величавого и обаятельного образа незабвенного нашего Царя-миротворца, Царя-праведника.

Как христианин, в чувстве веры и преданности Промыслу, не пал он духом в годину цареубийства, посреди всеобщего шатания умов, смятения сердец, посреди ужаса народного; как христианин, верил он в свое призвание Царя-самодержца, верил в Россию, в ее силы и назначение, в свое, Богом врученное ему дело; как христианин, покорно взял он на себя бремя царственного долга и понес его безропотно и твердо до могилы, и трудился до изнеможения, отказывая себе в необходимом отдыхе и днем и ночью. Здесь же, в его христианских чувствах, объяснение того, что его прямота, правдивость и искренность не переходили в резкость, грубость и жестокость; его бережливость не была скупостью, что доказал он щедрыми пособиями народу во время голода и холеры; его миролюбие не было постыдною трусливою уступчивостью; кротость и смирение его не переходили в боязливую приниженность, в любви его не было слащавости, безразличной к добру и злу, и в снисходительности не было попустительства на зло; с другой стороны, твердость и настойчивость его не были неразумным и себялюбивым упорством, строгость не была жестокостью, требовательность не была проявлением личного каприза, в патриотизме его не было фанатичной ненависти к другим народам и в самой религиозности не было ханжества – и так во всем. И болезнь свою, и смерть принял он как христианин: с умилением и слезами читали мы, что он, уже сломленный тяжелым недугом, прикованный к одру болезни, среди мучительных безсонных ночей, среди тягостных дней не оставлял царственных трудов, и Россия, одна Россия составляла предмет его предсмертных забот и мыслей; после трудов он молился, после молитвы снова трудился, и никто не слышал от него ни жалобы, ни ропота. <…>

Верим, что ты, наш многолюбимый Царь, живешь с нами духом; верим, что сбудется над тобою все обещанное христианам: ты был кроток. А сказано: блаженны кроткие; ты милостив был – а таким обещано, что они помилованы будут; общий голос всего света нарек тебя миротворцем – а сказано: блаженны миротворцы, ибо они сынами Божиими назовутся. Да будет же благословен твой покой, боголюбивая душа! У Престола призвавшего тебя Бога вместе с прежде почившими святыми властителями земли Русской стань и ты в дерзновении молитвы за Русь, за нас <…>!

Братие <…>! Да будет в сердцах наших вечная память усопшему Царю и в молитвах за него, и в подражании его высоким достоинствам человека-христианина, оставившего нам пример глубокой веры, благословение мира и завет доброй жизни. Аминь.

Священномученик
Иоанн ВОСТОРГОВ

Речь перед панихидой
по Императору Александру III
в церкви Елисаветпольской
гимназии, 1896 год

+ + +

ЦАРЬ-БОГАТЫРЬ

Незабвенной памяти

Императора Александра III

Когда с Державного Престола

Ты Русским Царством управлял, –
В подполье пряталась крамола
И враг России трепетал.

Стремились все к твоей Державе,
Ища защиту и оплот,
Был наш солдат в почетной славе,
Был первый в мире Русский Флот!

Везде господствовал порядок,
Закон не смели нарушать,
В стране повсюду был достаток
И мирной жизни благодать.

Трудились сытые крестьяне
В просторных житницах полей.
Служили с рвением дворяне
Тебе и Родине своей!

Рукой железной правя твердо,
Ты порождал любовь и страх,
И Флаг Российский реял гордо
В нам чуждых странах и морях.

Таких Царей, как ты, не будет,
Вот почему ты мог сказать:
«Когда Царь русский рыбу удит –
Европа может подождать!»

Сергей БЕХТЕЕВ,
г. Ницца,1943 год