Слово преп. Силуана Афонского

Вопросом познания воли Божией и предания себя на волю Божию теснейшим образом связан вопрос послушания, которому Старец придавал чрезвычайное значение не только в личной жизни каждого монаха и христианина, но и в жизни всего «тела Церкви», всего Ее «исполнения» (плиромы).

Старец Силуан учеников, в обычном смысле этого слова, не имел и на учительскую кафедру не садился; и сам он не был учеником какого-либо определенного старца, но воспитался, подобно большинству Афонских монахов, в потоке общего предания: постоянным пребыванием в храме на богослужениях, слышанием и чтением слова Божия и творений Святых Отцов, беседами с другими подвижниками Святой Горы, строгим хранением положенных постов, послушанием игумену, духовнику и старшему по работе.

Совершенно исключительное внимание отдавал он внутреннему духовному послушанию игумену и духовнику, считая его Таинством Церкви и даром благодати. Обращаясь к духовнику, он молился, чтобы Господь через Своего служителя помиловал его, открыл ему Свою волю и путь ко спасению; и зная, что первая мысль, которая рождается в душе после молитвы, есть указание свыше, он ловил первое слово духовника, его первый намек, и дальше не вел своей беседы. В этом мудрость и тайна истинного послушания, цель которого познание и исполнение воли Божией, а не человеческой. Такое духовное послушание, без возражений и сопротивления не только выраженных, но и внутренних, невыраженных,— является вообще единственным условием для восприятия живого предания.

Живое предание Церкви, текущее чрез века из поколения в поколение, есть одна из самых существенных и вместе тонких сторон Ее жизни. Там, где нет со стороны ученика никакого сопротивления учителю, душа последнего, в ответ на веру и смирение, открывается легко и, быть может, до конца. Но как только вступает хотя бы малое сопротивление духовному отцу, так неизбежно прерывается нить чистого предания и закрывается душа учителя.

Напрасно думают многие, что духовник «такой же несовершенный человек», что ему «надо все обстоятельно объяснить, иначе он не поймет», что он «может легко ошибаться» и потому надо его «исправлять». Возражающий и исправляющий духовника, себя ставит выше последнего и уже не ученик. Да, никто не совершен, и нет человека, который дерзнул бы учить, как «власть имущий» Христос, ибо предмет учения «не от человека» и «не по человеку» (Гал. 1, 11—12), но в «скудельных сосудах» хранится бесценное сокровище даров Духа Святого; не только бесценное, но и по характеру своему неоткрываемое, и только тот, кто идет путем неложного и полного послушания, проникает в это тайное хранилище.

Благоразумный послушник или исповедник с духовником ведет себя так: в немногих словах он говорит свой помысл или о своем состоянии самое существенное и затем оставляет духовника свободным. Духовник, молясь с первого момента беседы, ждет вразумления от Бога, и если чувствует в душе своей «извещение», то дает свой ответ, на котором и следует остановиться, потому что когда упущено «первое слово» духовника, то вместе с тем ослабляется действенность таинства, и исповедь может превратиться в простое человеческое обсуждение.

Если послушник (исповедник) и духовник сохраняют должное отношение к таинству, то извещение от Бога дается скоро; если же почему-либо нет извещения, то духовник может спросить дальнейших объяснений, и только тогда они уместны. Если же исповедник, не отдав должного внимания первому слову духовника, загромождает его своими пояснениями, то тем самым он обнаруживает недостаток своей веры и своего понимания и следует скрытому желанию склонить духовника к своей мысли. В таком случае начинается уже психологическая борьба, которую Ап. Павел назвал «неполезною» (Евр. 13, 17).
Вера в силу таинства, вера в то, что Господь любит человека и никогда не оставит того, кто отрекся от своей воли и рассуждения ради Имени Его и Его святой воли, делает послушника непоколебимым и бесстрашным. Получив от своего духовного отца заповедь или просто наставление, послушник, в своем стремлении исполнить его, презирает и самую смерть; и мы думаем, что это потому, что он «перешел от смерти в жизнь».
Старец Силуан с первых дней своего монашества был таким совершенным послушником, и потому для него каждый духовник был добрым наставником. Он говорил, что если монахи и вообще верующие христиане будут слушаться духовников и пастырей своих без суда над ними, без критики, и без внутреннего сопротивления, то и сами они не лишатся спасения, и вся Церковь будет жить полною жизнью.

Путь Старца был такой, что идущий этим путем скоро и легко получает дар великой милости Божией; а своевольные и своеумные, как бы ни были они учены и остроумны, могут убивать себя самыми суровыми подвигами, аскетическими или научно-богословскими, и лишь едва-едва будут питаться крохами, падающими от Престола Милосердия, больше же будут жить, воображая себя обладателями богатств, не будучи таковыми в действительности.

Старец говорил: «Иное дело — веровать в Бога, и иное — знать Бога».