Однажды авва Даниил, пресвитер скитский, пошел в Фиваиду, взяв с собою одного из учеников своих. Дошли они до одного селения и дождались вечера. Тогда подошел к ним престарелый мiрянин, весь седой, сгорбленный от старости. Увидев авву Даниила, он пал к ногам его и начал лобызать их и обливать слезами. Потом сказал им: «Если вам угодно, пойдем в дом мой».

У него в руке был фонарь, с которым он ходил по улицам, ища странных, и вводил их в дом свой. Кроме Единого Бога, он не имел ничего иного ни в дому, ни в каком другом месте. Странникам он умывал ноги и предлагал трапезу, оставшиеся же укрухи выкидывал собакам, чтобы не оставлять на завтрашний день ни одной крохи от хлеба, который предлагался на ужине.

После такого приема старец отвел хозяина в особенное место, и там наедине беседовали они до утра, говоря о пользе душевной со многими слезами. По наступлении утра, они простились и разошлись. Тогда ученик Даниила просил его: «Окажи любовь, авва, поведай мне, кто этот человек, и как ты знаешь его?» Святой отец рассказал своему ученику:

«Человек этот называется Евлогий. По ремеслу своему он – каменосечец, проводит весь день в работе, ничего не вкушая даже до вечера. По наступлении же вечера возвращается в дом свой, куда приводит с собою всех странных, каких только найдет в селении, и монахов и мiрских, и предлагает им пищу, как ты видел. Ему более ста лет, но и поныне Бог подает ему такую же крепость в работе, какую он имел в молодых годах. Ежедневно он вырабатывает по золотой монете.

Сорок лет тому назад я пришел в это селение для продажи рукоделия. Меня принял Евлогий. Узнав о его добродетельной жизни, я взял строгий пост и начал молить о нем Бога. Я провел так три недели, и столько изнемог, что едва был жив. И вот во сне мне явился Сам Господь и спросил:
– Что с тобой, авва Даниил?
– Я дал слово не вкушать хлеба, пока Ты не услышишь моей молитвы о Евлогии и не пошлешь ему богатства.
– Для него лучше, чтобы все осталось как есть.
– Нет, Господи, пошли ему много золота, и все прославят Твое имя!
– Говорю тебе, что так лучше. Но если ты непременно хочешь, чтоб Я подал ему: то согласишься ли взять на себя ручательство о душе его, что он спасет ее при умножении имения его?

Я сказал: “Владыка! от руки моей взыми душу его”, – и в то же мгновение оказался в храме Святого Воскресения в Иерусалиме и там увидел Отрока, сидящего на камне, а справа от него стоял Евлогий.
– Это ты поручился за Евлогия? – спросил Отрок. – Смотри, Я спрошу с тебя.
– Хорошо, Господи, только дай ему богатство.
И тогда в утробу Евлогию начали сыпать золото, и чем больше сыпали, тем больше она становилась. Проснувшись, я понял, что мои молитвы услышаны, и возблагодарил Бога.

В тот день Евлогий, как обычно, работал в каменоломне. Он ударил по камню, откололся кусок – и зазвенело золото: в камне был клад. Каменотес решил это золото у себя спрятать. Доброе дело странноприимства, которое он доселе исполнял ежедневно, было оставлено Евлогием. Потом он переехал в Константинополь, купил себе сан епарха и великолепные палаты...

Прошло два года, и вот я снова вижу во сне Отрока и Евлогия, которого Ангелы прогоняют от лица Божия, а страшный эфиоп увлекает его за собой. “Что я наделал?” – подумал я и скорее пошел в селение, где жил каменотес.

Вечером никто не приютил меня. Я был очень голоден, и попросил встречную старушку дать мне кусок хлеба.
– Нет ли в этой деревне благочестивых людей, у которых можно было бы остановиться страннику? – спросил я.
Она, вздохнув, сказала мне: “О, отец и владыка! имели мы здесь каменосечца, очень милостивого к странным. Но Бог, видя добродетель его, излил на него щедроты Cвои: слышим о нем, что он теперь в Константинополе, и сделался знатным человеком”.
Услышав это, я сказал сам себе: “Я сделал это убийство”.

Я немедленно отправился в Константинополь, там отыскал богатые палаты Евлогия и стал ждать у ворот. Скоро появился хозяин, и я закричал:
– Господин, мне надо поговорить с тобой!
Он даже не посмотрел в мою сторону и приказал рабам прогнать меня. Целый месяц просидел я у дверей Евлогия, но поговорить с ним так и не смог. Наконец его слуга так сильно избил меня, что я решился уехать оттуда и вернуться в монастырь.

Сев на корабль, плывший в Александрию, я от изнеможения и печали упал и заснул как мертвый и во сне снова увидел себя в храме Святого Воскресения перед Отроком. Он воззрел на меня гневно: ”Что же ты не действуешь по поручительству твоему?” – и повелел двум из предстоявших Ему повесить меня; и били они меня довольно, приговаривая: “Не начинай дела, превышающего твои меры, не препирайся с Богом, не стужай Божеству”. От страха я не мог отворить уст моих.

Еще висел я, как вдруг явилась Царица Небесная. Я смог воззвать к Ней тихим голосом: «Владычица мiра, помилуй меня!» Она сказала мне: «Я умолю за тебя». И видел я, что Она подошла к Отроку и начала целовать ноги Его. Отрок сказал мне:
– Впредь не будешь ли делать этого?
– Не буду, Владыко! я согрешил: прости меня, и повели разрешить.
– Иди в келлию твою, и уже не заботься о Евлогии. Я верну его к прежней жизни, как Сам знаю.
Я проснулся неизреченно радостным, избавившись от такого поручительства и благодарил Бога и Пресвятую Владычицу Богоматерь.

Через три месяца скончался тот царь, и новый царь стал преследовать его приближенных. У Евлогия, как у многих других, отняли все имущество, а сам он ночью в убогой одежде бежал из Константинополя в родную деревню. Мало-по-малу Святой Отрок и Пречистая Владычица наша привели его в прежнее благочестивое устроение. Опомнившись от упоения суетою мира, Евлогий принялся за свою прежнюю работу, и все, что зарабатывал, стал опять отдавать странникам!

Яко возвеличишася дела Твоя, Господи, вся премудростию сотворил еси.
Кто Бог Велий, яко Бог наш, воздвизаяй от земли нища и от гноища возносяй убога. Владыко, Господи! чудеса Твои и судьбы Твои кто может исповедать».
Аминь.