...Нельзя не поражаться узостью и ограниченностью понимания сторонниками "современного прогресса" мировой задачи христианства: то взваливают на него ответственность – зачем в течение почти двух тысяч лет оно не водворило на земле всеобщего благополучия; то обвиняют его в непрактичности, в том, что христианский идеал стоит вне действительной исторической жизни человечества. Но какой же бы это был идеал, если бы он приходился в мерку данного исторического момента, исчерпывался им весь, весь в него воплотился!..
В том-то и дело, что идеал христианский вечен, вне условий места и времени, вне преходящих форм бытия, предносится пред всем человечеством, не укладывается в жизнь, всегда выше ее, не мирится с нею, вечно будит человеческое общество и стремит его вперед и вперед. В том-то и дело, что одновременно, например, с кипящею враждою народов, сквозь бранные клики и шум оружия, не перестает раздаваться в христианских храмах этот непрактический вечный зов к братской любви и миру...
Так называемый "прогресс"... высоко выкинул знамя "любви  к человечеству", и при этом отрекся от Бога. Но не одно и то же любовь к человечеству, или "гуманность", "и любовь к ближнему" Христа. Ибо христианская заповедь о любви к ближнем) нераздельна с заповедью о любви к Богу... Как любовь к Богу понятая вне любви к ближним, есть ложь и логически приводит к безверию, к отрицанию Божественной истины (за примером ходить недалеко: стоит только вспомнить инквизицию с со кострами во имя Христово); так и любовь к ближним вне любви к Богу, т.е. вне Божественно-нравственной основы, в конце кон цов ведет к отрицанию ближних, к человеконенавидению... Разве мы не видим, как под знаменем прогресса проповедь гуманности, отрекшейся Бога, становится постепенно проповедью разрушения и человекоубийства, и проповедь эта с каждым днем расширяет круг своего действия?
Нет никакого сомнения, что девиз первой французской революции: "свобода, равенство, братство" – евангельского происхождения... Но именно оттого, что они [революционеры] ЭТИ принципы пообчистили от их Божественной сущности и низвели их на степень юридических понятий, в их девиз и на их знамя не попало то слово, в котором одном – основа и жизненная сила всех вышеизложенных христианских начал: это слово "любовь" Оттого и вышло на деле самое вопиющее противоречие: провозглашенные революцией начала стали девизом террора! Послед нее же слово революционного логического прогресса – анархия, тирания...
Да и разве идея братства, идея, христианством впервые внесенная в мир, существенно христианская, – разве не представляется она безсмыслицей на знамени революционного рационализма, так как для нее нет никаких логических, рациональных оснований? Разве идея братства мыслима вне идеи сыновства, вне христианского понятия о едином Отце, т.е. о Творце – Боге, Который же есть и Любовь?.. Да и может ли быть обязательным чувство братства там, где отвергается обязательность всякого нравственного закона и даже самое понятие об абсолютной нравственной правде?
Самые начала "свободы и равенства", – понятые вне их нравственной христианской основы, с одной внешней формальной стороны, – ведут логически: первое – к разнузданности, к своеволию; второе – к безумному, вооруженному насилием протесту против самой природы, против неравномерности свойств пола, возраста, даже даров духа, от воли человека не зависящих.
Истощаясь в усилиях уравнять человечество по своей внешней логической мерке, ревнители-"прогрессисты" безотчетно стремятся понизить его, хотя бы способом самой тиранической нивелировки, до самого низменного, действительно общего уровня, и убить, наконец, самую свободу и разнообразие жизни...
Одним словом, все эти либеральные принципы, сдвинутые с основы христианского миросозерцания, логически приводят к абсурду: прогресс, отрицающий Бога и Христа, в конце концов становится регрессом', цивилизация завершается одичанием; свобода – деспотизмом и рабством. Совлекши с себя образ Божий, человек неминуемо совлечет – уже совлекает с себя – и образ человеческий, и возревнует об образе зверином.