Новый царь Лжедмитрий I при колокольном звоне 20 июня 1605 г. торжественно въехал в Москву. Доверчивый народ коленопреклоненно встречал его, радостно крича: «Дай, Господи, тебе, Государь, здоровья! Ты наше солнышко праведное!» Вдруг неожиданно поднялся, несмотря на совершенно ясный и тихий день, сильный вихрь. Многие сочли это за плохое предзнаменование...
«Вступив за духовенством в Кремль и соборную церковь Успенья, – отмечает Карамзин, – Лжедимитрий ввел туда и многих иноверцев – ляхов, венгров, чего никогда не бывало и что казалось народу осквернением храма. Так расстрига на самом первом шагу изумил столицу легкомысленным неуважением к
святыне...». Лжедмитрий еще более удивил православных, когда после венчания на царство один из прибывших с ним иезуитов приветствовал его речью на латинском языке...
Хотя он и посещал церковные службы и даже ел постное в положенные дни, но всем своим поведением проявлял пренебрежительное отношение как к вере, так и к старым обычаям. «Он не мыл рук после еды, не отдыхал после обеда и не стеснялся есть телятину, что особенно возмущало всех, так как есть ее почиталось большим грехом» – отмечает историк. В Москве не замедлили появиться слухи об измене царя Православию...
Его приспешники, особенно поляки, держали себя крайне нагло, так что «ненависть к иноземцам, – продолжает Карамзин, – падая и на пристрастного к ним царя, ежедневно усиливалась в народе от их дерзости». Лжедмитрий «попусти же всем жидом и еретиком невозбранно ходите в святыя Божиа церкви; но и в самом в соборном храме Пресвятыя Владычица нашея Богородица, честнаго и славнаго ея Успения приходящей, возлегаху локотма и восслоняхуся на чудотворныя гробы целбоносных мощей великих чудотворец Петра и Ионы», – читаем в "Сказании" Авраамия Палицына.
Больше года Москва терпела самозванца, но приезд Марины Мнишек и – безпримерное деяние! – ее венчание на царство Патриархом Игнатием, чего не удостаивалась ни одна из прежних наших благочестивых Цариц, а также безчинства поляков – все это ускорило ход событий. По словам поляка М. Стадницкого, «поляки вызывали ярость москвичей своей распущенностью. Они обходились с русскими людьми как с быдлом, оскорбляли их всячески, затевали ссоры, а в пьяном виде способны были нанести самые тяжкие обиды замужним женщинам»...
Во главе недовольных новым царем стоял князь Василий Иванович Шуйский. К заговорщикам примкнули многие дворяне, затем большое количество московских обитателей, а также 18-тысячный отряд новгородского' и псковского войска, назначенный для похода в Крым и стоявший близ столицы. Перед переворотом у Шуйского собрались ночью главнейшие заговорщики – бояре, купцы, горожане и сотники и пятидесятники от полков. Шуйский прямо заявил им, что Дмитрий был посажен с целью освободиться от Годунова и в надежде, что храбрый молодом царь будет оплотом Православия и старых русских заветов. 11о, к сожалению, оказалось, что вышло иначе: Расстрига всеце ло предан полякам, презирает нашу веру и все русское, посему страшная опасность грозит Православию и Отечеству.
Ночью на 17 мая бояре, участвовавшие в заговоре, распустили по домам именем царя стражу во дворце, осталось только тридцать человек. В ту же ночь вошел в Москву 18-тысячный отряд войска и занял все 12 городских ворот, никого не впуская в Кремль и не выпуская из него. Все это прошло совершенно незаметно.
В четвертом часу утра ударил большой колокол у Ильи Пророка на Ильинке. Это был условный знак; вслед за ним загудели все московские колокола. Народ, вооруженный бердышами, самострелами, мечами и копьями, повалил со всех сторон на Красную площадь. Туда же бежали и преступники, выпущенные накануне боярами из тюрем. Руководители заговора: Шуйский, Голицын, Татищев и др., в количестве до двухсот человек, уже находились вооруженными на Красной площади. Когда народ собрался, ему объявили: «Литва собирается убить царя и перебить бояр, идите бить Литву». Москвичи бросились в разные концы города избивать своих врагов. Заговорщики же спешили покончить с Лжедмитрием. Шуйский, с крестом в одной руке и мечом в другой, въехал через Спасские ворота в Кремль, приложился к образу Владимирской Божьей Матери и сказал спутникам: «Во имя Божье идите на злого еретика во дворец».
Смерть Лжедмитрий принял от руки Григория Волуева, который со словами: «Вот я благословлю этого польского свистуна», – застрелил самозванца. Его тело выволокли на Красную площадь, бросили на грудь маску, найденную у него в спальне, воткнули дудку в рот и всунули в руки волынку – в знак его любви к музыке и скоморошеству.
Тело Лжедмитрия трое суток оставалось на поругание толпе, которая всячески его оскорбляла. Затем самозванца похоронили в "убогом дому" (кладбище для бездомных) за Серпуховскими воротами. Но вдруг по Москве прошел слух, что «царь ожил и ходит»; его тело выкопали, вывезли за Серпуховские ворота и сожгли, а пепел зарядили в пушку и выстрелили им из нее в ту сторону, откуда он появился на Москву.
Никто из русских летописцев и составителей "Повестей" о Смутном времени не обмолвился ни одним сочувственным словом о Лжедмитрий. Карамзин подытоживает: «Самозванец был худым лицедеем на престоле, не только без основательных сведений в государственной науке, но и... проглядывал в царе бродяга».