08.04.2011
<-назад в раздел
ТРУДНОЕ СЛУЖЕНИЕ ПАТРИАРХА ТИХОНА
Патриарх Тихон скончался в 1925 г. в праздник Благовещения. На Поместном Соборе 1917-18 гг. волею Божией он был поставлен во главе Русской Церкви в безпрецедентное время гонений на православных. И он достойно и мудро выполнил свой долг.
Патриарх Тихон понимал, что кровавый разгул антихристианских сил попущен Господом по причине отступления значительного слоя русского народа от православной веры и нарушения присяги Царю – Помазаннику Божию. Духовная болезнь охватила и часть духовенства, готового, "обновить" Церковь в угоду богоборческой власти.
И Патриарх видел, что преодоление этой духовной смуты возможно лишь путем покаяния и заслуженного несения скорбей, а не одной силой оружия, тем более в союзе с Антантой, готовой в любую минуту нас предать (что и произошло в конце концов). В этом смысл отказа Святейшего благословить Белую армию, воевавшую под "демократическими знаменами". Патриарх Тихон в самой деликатной и в то же время твердой форме говорил, что не считает возможным это сделать, ибо, оставаясь в России, он хочет не только наружно, но и по существу избегнуть упрека в каком-либо вмешательстве Церкви в политику, чем и объясняются его политические уступки советским властям. Патриарх всегда отдавал Божие – Богу, а кесарево – кесарю. Но он не отдавал Божие – кесарю.
Он, конечно, не питал иллюзий относительно советской власти. С самого начала ему ясно было, что это власть безбожная и антихристова. Но огромная ответственность за Церковь и паству, которая находилась и под белыми, и под красными, и под зелеными, «заставляла его напрягать все свое терпение, чтобы во имя главной и единственной цели – спасения Русской Православной Церкви, соблюдения ее в незапятнанной чистоте от всяких духовных соблазнов, – поступиться всем внешним, все перетерпеть, жертвовать ореолом собственной личности, словом все и самого себя отдать в жертву Церкви, – писал в изгнании известный церковный деятель кн. Гр. Трубецкой о крестном подвиге Патриарха Тихона. – Ибо, поистине, он был мучеником за все семь с половиной лет своего служения. Его любящее сердце разрывалось за каждого иерарха, за каждого священника, которого постигало гонение. Он напрягал все силы своего кроткого и миролюбивого духа, чтобы удержать Церковь от раскола, удовлетворить, по возможности, самолюбие уступчивостью, которая имела, однако, своими пределами непреложные основания канонов».
В борьбе против изъятия церковных ценностей, сопровождавшегося кощунством, Патриарх принял на себя всю ответственность, чтобы защитить других. Однажды, в мае 1922 г., Патриарху пришлось участвовать в качестве "свидетеля" на процессе, возбужденном большевиками против пятидесяти московских пастырей, которые "сопротивлялись" изъятию из церквей священных предметов. Председатель суда строго вопрошал Святейшего: «Вы приказывали читать всенародно ваше Воззвание, призывая народ к неповиновению властям?». Патриарх спокойно ответил: «Власти хорошо знают, что в моем Воззвании нет призыва к сопротивлению властям, а лишь призыв сохранить свои святыни и во имя сохранения их просить власть дозволить уплатить деньгами их стоимость, и тем оказать помощь голодным братьям».
«А вот этот призыв будет стоить жизни вашим покорным рабам!» – и председатель картинно указал на подсудимых.
«Я всегда говорил и продолжаю говорить, как следственной власти, так и всему народу, что во всем виноват я один, а это лишь моя Христова армия, послушно выполняющая веления посланного ей Богом главы. Но если нужна искупительная жертва, нужна смерть невинных овец стада Христова, – тут голос Патриарха возвысился, стал слышен во всех углах огромного зала, и сам он как будто вырос, когда, обращаясь к подсудимым, поднял руку и благословил их, громко и отчетливо произнося – Благословляю верных рабов Господа Иисуса Христа на муки и смерть за Него».
Подсудимые опустились на колени. Полное безмолвие воцарилось в зале...
Трибунал, помимо приговора подсудимым, вынес также постановление о привлечении к суду Патриарха Тихона в качестве обвиняемого, в результате чего Святейший был взят под арест. Он тяжело болел душой за Церковь, за паству без пастыря. «И когда ему предоставили возможность вернуться к невольно покинутой им пастве, и бороться с соблазном "живой церкви", он не поколебался заплатить за это ценой признания советской власти. Это было тем менее трудно для него, что с самого начала Патриарх держался начала невмешательства Церкви в политику. Он был служителем царства не от мира сего».
Форма, в которую облечено его признание советской власти, была навязана Патриарху врагами, воображавшими себе, что путем внешнего унижения им удастся покончить с обаянием его в народных массах. И как же они ошиблись!
Тем, кто не понимал его поступка и соблазнялись им, свт. Тихон говорил: «Пусть погибнет мое имя в истории, только бы Церкви была польза»... Англиканскому епископу Бюри, который также просил объяснений, Патриарх напомнил слова ап. Павла: Имею желание разрешиться и быть со Христом, потому, что это несравненно лучше; а оставаться во плоти нужнее для вас (Флп. 1, 23-24). Он добавил, что лично с радостью принял бы мученическую смерть, но судьба остающейся Православной Церкви лежит на его ответственности.
«Простому народу не пришлось ничего объяснять. Он ни на минуту не соблазнился, не усомнился в Патриархе. Освобождение свт. Тихона из заключения было его апофеозом. Народ верно понял жертву, принесенную его отцом ради него, и устилал путь его цветами. Настроение, охватившее церковные низы, было таким сильным и единодушным, что оно подчинило себе малодушных и колеблющихся. Сколько иерархов и священников, перешедших в ряды живой церкви, принесли всенародное покаяние и были приняты обратно в Православную Церковь благостным Патриархом! – писал кн. Трубецкой – Не является ли судьба Патриарха Тихона и отношение к нему народа самым наглядным доказательством живой силы Православия? И не потому ли народ так любил своего святителя, что в его облике отражались наиболее дорогие ему черты русского религиозного идеала: смирение, незлобивость, простота, благостность и добродушный юмор. Из глубины веков на нас как будто выглянула Святая Русь. Рушатся государственные и общественные устои, как будто рассыпалась вся храмина, создававшаяся трудом поколений, но не умирает народная душа, омытая крещением и продолжает воплощаться в тех, кому всегда поклонялся и будет поклоняться народ».
Патриарх Тихон понимал, что кровавый разгул антихристианских сил попущен Господом по причине отступления значительного слоя русского народа от православной веры и нарушения присяги Царю – Помазаннику Божию. Духовная болезнь охватила и часть духовенства, готового, "обновить" Церковь в угоду богоборческой власти.
И Патриарх видел, что преодоление этой духовной смуты возможно лишь путем покаяния и заслуженного несения скорбей, а не одной силой оружия, тем более в союзе с Антантой, готовой в любую минуту нас предать (что и произошло в конце концов). В этом смысл отказа Святейшего благословить Белую армию, воевавшую под "демократическими знаменами". Патриарх Тихон в самой деликатной и в то же время твердой форме говорил, что не считает возможным это сделать, ибо, оставаясь в России, он хочет не только наружно, но и по существу избегнуть упрека в каком-либо вмешательстве Церкви в политику, чем и объясняются его политические уступки советским властям. Патриарх всегда отдавал Божие – Богу, а кесарево – кесарю. Но он не отдавал Божие – кесарю.
Он, конечно, не питал иллюзий относительно советской власти. С самого начала ему ясно было, что это власть безбожная и антихристова. Но огромная ответственность за Церковь и паству, которая находилась и под белыми, и под красными, и под зелеными, «заставляла его напрягать все свое терпение, чтобы во имя главной и единственной цели – спасения Русской Православной Церкви, соблюдения ее в незапятнанной чистоте от всяких духовных соблазнов, – поступиться всем внешним, все перетерпеть, жертвовать ореолом собственной личности, словом все и самого себя отдать в жертву Церкви, – писал в изгнании известный церковный деятель кн. Гр. Трубецкой о крестном подвиге Патриарха Тихона. – Ибо, поистине, он был мучеником за все семь с половиной лет своего служения. Его любящее сердце разрывалось за каждого иерарха, за каждого священника, которого постигало гонение. Он напрягал все силы своего кроткого и миролюбивого духа, чтобы удержать Церковь от раскола, удовлетворить, по возможности, самолюбие уступчивостью, которая имела, однако, своими пределами непреложные основания канонов».
В борьбе против изъятия церковных ценностей, сопровождавшегося кощунством, Патриарх принял на себя всю ответственность, чтобы защитить других. Однажды, в мае 1922 г., Патриарху пришлось участвовать в качестве "свидетеля" на процессе, возбужденном большевиками против пятидесяти московских пастырей, которые "сопротивлялись" изъятию из церквей священных предметов. Председатель суда строго вопрошал Святейшего: «Вы приказывали читать всенародно ваше Воззвание, призывая народ к неповиновению властям?». Патриарх спокойно ответил: «Власти хорошо знают, что в моем Воззвании нет призыва к сопротивлению властям, а лишь призыв сохранить свои святыни и во имя сохранения их просить власть дозволить уплатить деньгами их стоимость, и тем оказать помощь голодным братьям».
«А вот этот призыв будет стоить жизни вашим покорным рабам!» – и председатель картинно указал на подсудимых.
«Я всегда говорил и продолжаю говорить, как следственной власти, так и всему народу, что во всем виноват я один, а это лишь моя Христова армия, послушно выполняющая веления посланного ей Богом главы. Но если нужна искупительная жертва, нужна смерть невинных овец стада Христова, – тут голос Патриарха возвысился, стал слышен во всех углах огромного зала, и сам он как будто вырос, когда, обращаясь к подсудимым, поднял руку и благословил их, громко и отчетливо произнося – Благословляю верных рабов Господа Иисуса Христа на муки и смерть за Него».
Подсудимые опустились на колени. Полное безмолвие воцарилось в зале...
Трибунал, помимо приговора подсудимым, вынес также постановление о привлечении к суду Патриарха Тихона в качестве обвиняемого, в результате чего Святейший был взят под арест. Он тяжело болел душой за Церковь, за паству без пастыря. «И когда ему предоставили возможность вернуться к невольно покинутой им пастве, и бороться с соблазном "живой церкви", он не поколебался заплатить за это ценой признания советской власти. Это было тем менее трудно для него, что с самого начала Патриарх держался начала невмешательства Церкви в политику. Он был служителем царства не от мира сего».
Форма, в которую облечено его признание советской власти, была навязана Патриарху врагами, воображавшими себе, что путем внешнего унижения им удастся покончить с обаянием его в народных массах. И как же они ошиблись!
Тем, кто не понимал его поступка и соблазнялись им, свт. Тихон говорил: «Пусть погибнет мое имя в истории, только бы Церкви была польза»... Англиканскому епископу Бюри, который также просил объяснений, Патриарх напомнил слова ап. Павла: Имею желание разрешиться и быть со Христом, потому, что это несравненно лучше; а оставаться во плоти нужнее для вас (Флп. 1, 23-24). Он добавил, что лично с радостью принял бы мученическую смерть, но судьба остающейся Православной Церкви лежит на его ответственности.
«Простому народу не пришлось ничего объяснять. Он ни на минуту не соблазнился, не усомнился в Патриархе. Освобождение свт. Тихона из заключения было его апофеозом. Народ верно понял жертву, принесенную его отцом ради него, и устилал путь его цветами. Настроение, охватившее церковные низы, было таким сильным и единодушным, что оно подчинило себе малодушных и колеблющихся. Сколько иерархов и священников, перешедших в ряды живой церкви, принесли всенародное покаяние и были приняты обратно в Православную Церковь благостным Патриархом! – писал кн. Трубецкой – Не является ли судьба Патриарха Тихона и отношение к нему народа самым наглядным доказательством живой силы Православия? И не потому ли народ так любил своего святителя, что в его облике отражались наиболее дорогие ему черты русского религиозного идеала: смирение, незлобивость, простота, благостность и добродушный юмор. Из глубины веков на нас как будто выглянула Святая Русь. Рушатся государственные и общественные устои, как будто рассыпалась вся храмина, создававшаяся трудом поколений, но не умирает народная душа, омытая крещением и продолжает воплощаться в тех, кому всегда поклонялся и будет поклоняться народ».
