Не вняв к голосу Церкви, выраженному в воззвании Патриарха Тихона, спецотряды большевиков приступили к насильственному изъятию из храмов всех ценностей, что вызвало массовые протесты. Во многих городах народ выступил в защиту храмов, забастовали рабочие заводов и железной дороги, ГПУ сообщало, что "велась погромная антисемитская агитация"
Особенно кровопролитными были столкновения 15 март 1922 г. в Шуе, где большевики открыли огонь по верующим: убито 6 и ранено 8 человек. События в Шуе стали началом "бешеной и беспощадной" борьбы против "черносотенного духовенства", как было отмечено в секретной директиве Ленина. Ныне стали доступными документы Политбюро РКП(б) об этом войне; изучая их узнаём, что, инициатива в насильственном изъятия церковных ценностей исходила от Л. Троцкого, которого Совнарком еще 12 ноября 1921 г. назначил председателем особой "Комиссии Совнаркома по учету и сосредоточению ценностей".
После событий в Шуе Троцкий изложил для Политбюро следующий план войны против Церкви:
«В центре и в губерниях создать секретные руководящие комиссии по изъятию ценностей. [...] Наряду с этими секретными подготовительными комиссиями имеются официальные комиссии или столы при комитетах помощи голодающим для формальной приемки ценностей, переговоров с группами верующих и пр. Строго соблюдать, чтобы национальный состав этих официальных комиссий не давал повода для шовинистической агитации. [...]
Одновременно с этим внести раскол в духовенство, проявляя в этом отношении решительную инициативу и взяв под защиту государственной власти тех священников, которые открыто выступают в пользу изъятия. [...]
В нашей агитации мы ссылаемся на то, что значительная часть духовенства открыла борьбу против преступного скаредного отношения к ценностям со стороны безчеловечных и жадных "князей церкви". [...]
Наряду с агитационной работой должна идти организационная: подготовить соответственный аппарат для самого учета и изъятия с таким расчетом, чтобы эта работа была проведена в кратчайший срок. [...]
Везде, где возможно, выпускать в церквях, на собраниях, в казармах представителей голодающих с требованием скорейшего изъятия ценностей».
А вот призыв уже безнадежно больного Ленина членам Политбюро о необходимости разгрома Церкви под предлогом голода (из строго секретного письма от 19 марта 1922 г.):
«Для нас, именно данный момент представляет из себя не только исключительно благоприятный, но и вообще единственный момент, когда мы можем 99-ю из 100 шансов на полный успех разбить неприятеля на голову и обеспечить за собой необходимые для нас позиции на много десятилетий. Именно теперь и только теперь, когда в голодных местностях едят людей, и на дорогах валяются сотни, если не тысячи трупов, мы можем (и поэтому должны) провести изъятие церковных ценностей с самой бешенной и безпощадной энергией и не останавливаясь перед подавлением какого угодно сопротивления. Именно теперь и только теперь громадное большинство крестьянской массы будет либо за нас, либо, во всяком случае, будет не в состоянии поддержать сколько-нибудь решительно ту горстку черносотенного духовенства и реакционного городского мещанства, которые могут и хотят испытать политику насильственного сопротивления советскому декрету.
Нам во что бы то ни стало необходимо провести изъятие церковных ценностей самым решительным и самым быстрым образом, чем мы можем обезпечить себе фонд в несколько сотен миллионов золотых рублей (надо вспомнить гигантские богатства некоторых монастырей и лавр). Без этого фонда никакая государственная работа вообще, никакое хозяйственное строительство, в частности, и никакое отстаивание своей позиции в Генуе, в особенности, совершенно немыслимы. [...]
Кроме того, главной части наших заграничных противников среди русских эмигрантов заграницей [...] борьба против нас будет затруднена, если мы, именно в данный момент, именно в связи с голодом, проведем с максимальной быстротой и беспощадностью подавление реакционного духовенства.
Поэтому я прихожу к безусловному выводу, что мы должны именно теперь дать самое решительное и беспощадное сражение черносотенному духовенству и подавить его сопротивление с такой жестокостью, чтобы они не забыли этого в течение нескольких десятилетий...
Официально выступать с какими то ни было мероприятиями должен только тов. Калинин, – никогда и ни в каком случае не должен выступать ни в печати, ни иным образом перед публикой тов. Троцкий...
Изъятие ценностей должно быть проведено с безпощадной решительностью, безусловно ни перед чем не останавливаясь и в самый кратчайший срок. Чем большее число представителей реакционного духовенства и реакционной буржуазии удастся нам по этому поводу расстрелять, тем лучше...».
Чуть позже, 22-23 марта, Троцкий конкретизирует свои директивы:
«Арест Синода и патриарха признать необходимым, но не сейчас, а примерно через 10-15 дней... В течение этой же недели поставить процесс попов за расхищение церковных ценностей (фактов таких не мало)... Печати взять бешеный тон, дав сводку мятежных поповских попыток в Смоленске, Питере и пр. После этого арестовать Синод. [...]
Тов. Калинину дать интервью такого содержания: ...изъятие ценностей ни в коем случае не является борьбой с религией и церковью... Декрет об изъятии ценностей возник по инициативе крестьян голодающих губерний...».
Эти страшные документы не оставляют ни малейшего сомнения в том, кто объявил войну Церкви Христовой.