28.02.2011
<-назад в раздел
ШМЕМАН
Святые Отцы источником своего богословия имели в первую очередь Священное Писание, церковное законодательство, писания Отцов, живших в прежние времена, а так же благодать Духа Святого, которой они изобиловали. В качестве вспомогательного источника они могли использовать данные современной им науки и философии, в которых были изрядно образованы. Если же они не имели какого-либо мирского или духовного образования, тогда им все заменяла благодать Божия, которая их просвещала лучше любой духовной академии.
Например, источником богословия у святителя Марка Эфесского во время его полемики c еретиками-католиками во время Ферраро-Флорентийского собора было Священное Писание, каноны и постановления Вселенских Соборов, а так же писания Святых Отцов, живших в предыдущие века. Святые Отцы Вселенских Соборов ссылаются в некоторых своих постановлениях на жития святых, как например, отцы Седьмого Собора в подтверждение иконопочитания приводили примеры из жизнеописаний святых угодников Божиих.
Преп. Иоанн Лествичник в 30-й степени пишет: «Умножение страха Божия есть начало любви, а совершенство чистоты есть начало богословия». А святитель Григорий Палама в своей полемике с еретиком Варлаамом Калабрийским пишет: «Таким же образом Максим аллегорически назвал свет Преображения символом утвердительного и отрицательного богословия как высшее – низшего и как сокровищницу и источник богословского знания».
Иные источники богословия и еретических баснословов. Если у православных богословов источники едины для всех, то у модернистов они самые различные. Сколько есть экуменических и прочих еретических богословов, столько же и источников. В качестве примера можно привести скандально известного экуменического богослова протоиерея Александра Шмемана. В своих Дневниках он пишет «Если кто-нибудь, когда-нибудь будет «изучать» «источники» моего богословия (!), он вряд ли догадается, что на меня всегда неимоверную тоску всегда нагоняли, например Кавасила, Дионисий Ареопагит и т.д., а что в «cheminement obscur » моего мироощущения и, следовательно, мысли и убеждений сыграли странную, но несомненную роль: прислуживание в церкви (корпус, rue Daru ), русская и французская поэзия, Андре Жид, дневник Жюльена Грина и дневник же Поля Леото (прочел все восемнадцать томов! – как они оба удивились бы!) и бесконечное число самых разнообразных биографий (например, Талейран и де Голль)». (С. 236).
При этом некоторые легкомысленные его почитатели высказывают убеждение, что со временем он станет учителем Церкви. Один его близкий знакомый писал: «Многие помнят о. Александра – остроумного собеседника, охотно шутившего, иногда жестоким словом кого-нибудь высмеивающего, курящего одну папиросу за другой, смотревшего по телевизору состязания по бейсболу, любившего жизнь во всем ее разнообразии и богатстве, и, тем не менее, мы можем сказать уже сейчас, что этот современник… рано или поздно будет назван и признан подлинным учителем Церкви».
Возможно он и будет признан учителем какой-нибудь секты, но учителем Святой, Соборной и Апостольской Церкви он признан никогда не будет.
Например, источником богословия у святителя Марка Эфесского во время его полемики c еретиками-католиками во время Ферраро-Флорентийского собора было Священное Писание, каноны и постановления Вселенских Соборов, а так же писания Святых Отцов, живших в предыдущие века. Святые Отцы Вселенских Соборов ссылаются в некоторых своих постановлениях на жития святых, как например, отцы Седьмого Собора в подтверждение иконопочитания приводили примеры из жизнеописаний святых угодников Божиих.
Преп. Иоанн Лествичник в 30-й степени пишет: «Умножение страха Божия есть начало любви, а совершенство чистоты есть начало богословия». А святитель Григорий Палама в своей полемике с еретиком Варлаамом Калабрийским пишет: «Таким же образом Максим аллегорически назвал свет Преображения символом утвердительного и отрицательного богословия как высшее – низшего и как сокровищницу и источник богословского знания».
Иные источники богословия и еретических баснословов. Если у православных богословов источники едины для всех, то у модернистов они самые различные. Сколько есть экуменических и прочих еретических богословов, столько же и источников. В качестве примера можно привести скандально известного экуменического богослова протоиерея Александра Шмемана. В своих Дневниках он пишет «Если кто-нибудь, когда-нибудь будет «изучать» «источники» моего богословия (!), он вряд ли догадается, что на меня всегда неимоверную тоску всегда нагоняли, например Кавасила, Дионисий Ареопагит и т.д., а что в «cheminement obscur » моего мироощущения и, следовательно, мысли и убеждений сыграли странную, но несомненную роль: прислуживание в церкви (корпус, rue Daru ), русская и французская поэзия, Андре Жид, дневник Жюльена Грина и дневник же Поля Леото (прочел все восемнадцать томов! – как они оба удивились бы!) и бесконечное число самых разнообразных биографий (например, Талейран и де Голль)». (С. 236).
При этом некоторые легкомысленные его почитатели высказывают убеждение, что со временем он станет учителем Церкви. Один его близкий знакомый писал: «Многие помнят о. Александра – остроумного собеседника, охотно шутившего, иногда жестоким словом кого-нибудь высмеивающего, курящего одну папиросу за другой, смотревшего по телевизору состязания по бейсболу, любившего жизнь во всем ее разнообразии и богатстве, и, тем не менее, мы можем сказать уже сейчас, что этот современник… рано или поздно будет назван и признан подлинным учителем Церкви».
Возможно он и будет признан учителем какой-нибудь секты, но учителем Святой, Соборной и Апостольской Церкви он признан никогда не будет.
Николай Светлов
