Славянофилами принято называть великих отечественных мыслителей XIX века, сыгравших огромную роль в развитии Русского национального сознания и формировании национальной идеологии. Одним из ярчайших представителей первого, классического, этапа этого движения был Иван Васильевич Киреевский (1806–1856).

Как и большинство ранних славянофилов, он получил прекрасное светское образование, которое совершенствовал в Западной Европе. Эта «страна чудес», по выражению другого выдающегося мыслителя-славянофила – А. С. Хомякова, манила Русских образованных людей блеском философской мысли, знаменитыми именами. В 1830 году Иван Киреевский отправляется в Германию, где слушает лекции светил немецкой философии – Риттера, Шлейермахера, лично беседует с кумирами московской вольнолюбивой молодежи – Гегелем и Шеллингом. Однако девять месяцев пребывания за границей постепенно охладили его восторженное поклонение перед западной мыслью. Он увидел, что логический ход развития этой философии ведет в конечном итоге в тупик.

Киреевский приезжает на родину с ощущением необходимости поиска новых оснований, на которых можно было бы поставить Русское просвещение. Теоретически обозначив эту задачу в своей статье «Девятнадцатый век» (1835 г.), он не был еще готов внутренне к ее решению. Но тут благоприятную роль сыграло событие в личной жизни Ивана Васильевича. В 1834 году он женится на Наталье Петровне Арбеневой. Воспитанная в традициях Русского христианского благочестия, она вела строгую церковную жизнь и находилась под старческим руководством иеромонаха московского Новоспасского монастыря Филарета (Пуляшкина) (в схиме Феодора, 1758–1843).

Увлеченный тогда Шеллингом, Киреевский читал вслух жене его труды и удивлялся, что она не выражает восхищения. Наталья Петровна отвечала, что эти мысли ей известны из творений Святых Отцов Церкви и давала мужу книги, полученные от старца Филарета. Подвижник собственноручно переписывал не изданные в то время святоотеческие творения – преподобных Максима Исповедника, Симеона Нового Богослова и др. Хранил он и некоторые рукописи и переводы старца Паисия (Величковского). Этот чистый источник мудрости стал постепенно утолять духовный голод Киреевского, питал его алчущий ум. Но окончательное обращение совершилось после одного чудесного случая.

Эта история была записана известным публицистом-славянофилом А. И. Кошелевым со слов Н. П. Киреевской: «И. В. Киреевский никогда прежде не носил на себе креста. Жена его не раз его о том просила, но Иван Васильевич отмалчивался. Наконец, однажды он сказал ей, что наденет крест, если он будет ему прислан от отца Филарета, которого ум и благочестие он уже давно уважал. Наталья Петровна поехала к отцу Филарету и сообщила ему это. Старец, перекрестившись, снял с себя крест и, давая, сказал Наталье Петровне: „Да будет он Ивану Васильевичу во спасение“. Когда Наталья Петровна приехала домой, то Иван Васильевич, встречая ее, спросил: „Ну, что сказал старец Филарет?“ Она вынимает крест и отдает его Ивану Васильевичу. Он спрашивает ее: „Какой это крест?“ Наталья Петровна говорит ему, что отец Филарет снял его с себя и сказал, что да будет он ему во спасение. Иван Васильевич пал на колени и говорит: „Теперь чаю спасения для души моей, ибо я в уме своем положил: если отец Филарет снимет с себя крест и мне его пришлет, то явно будет, что Бог призывает меня ко спасению“. С этой минуты заметен был решительный поворот в мыслях и чувствах Ивана Васильевича».

В лице старца Филарета Киреевский нашел мудрого руководителя, который полностью отвечал его умственным и душевным запросам. В письме к своему другу А. И. Кошелеву он писал: «Существеннее всяких книг и всякого мышления найти святого православного старца, который мог бы быть твоим руководителем, которому ты мог бы сообщать каждую мысль свою и услышать о ней не его мнение, более или менее умное, но суждение Святых Отцов. Такие старцы, благодаря Богу, есть еще в России, и если ты будешь искать искренно, то найдешь. Они есть и в Москве».

Знакомство со старцем Филаретом, а через него – с творениями великих подвижников духа, окончательно утвердило у Киреевского критическое отношение к западному рационализму. Именно в нем он увидел главную причину религиозного упадка, оскудение духовных сил общества. «Все высокие умы Европы, – писал он А. С. Хомякову в 1839 году, – требуют новой духовной силы вне разума, требуют новой пружины жизни вне расчета, – одним словом, ищут веры и не могут найти ее у себя, ибо Христианство на Западе исказилось своемыслием».

Называя наши монастыри «святыми зародышами университетов», Иван Васильевич указал, что именно там «были переведены, читаны, изучены и переписаны все Святые Отцы греческие». Видимо, тогда уже у Киреевского запала в сердце мысль об издании этих безценных рукописей, которые в подавляющем большинстве своем были неизвестны христианскому миру. А вместе с тем истины, в них выраженные, могли быть, по утверждению Киреевского, «светлым указателем пути». Внутренне он уже был подготовлен к этой работе, когда в начале 40-х годов сблизился с иеросхимонахом Макарием (Ивановым, 1788–1860) – одним из православных ныне Оптинских старцев.

После смерти старца Филарета отец Макарий стал духовным наставником четы Киреевских. Иван Васильевич давал прочитывать старцу все свои статьи как самому авторитетному рецензенту, ибо полностью доверял его опытному духовному взгляду. «Я вполне покоряю мое суждение Вашему», – писал он отцу Макарию. И в другом письме: «Для меня особенно важны будут Ваши замечания о том, что я говорю о Святых Отцах Восточной Церкви и о России, как она была в древние времена. Хотя я думаю, что говорю истину, однако чувствую в то же время, что судить об этом могут только такие люди, как Вы. А мне бы не хотелось сказать ничего неистинного или неверного, особливо об учении Святых Отцов».

Однажды во время пребывания старца Макария в имении Киреевских Долбине (входило в состав Лихвинского уезда Калужской губернии, ныне – Белевский район Тульской области), где он любил отдыхать, Наталья Петровна показала ему рукописи переводов Паисия (Величковского), доставшиеся ей в наследие от старца Филарета. Оказалось, что и отец Макарий хранит некоторые переводы святоотеческих писаний. У Киреевских возникла мысль о необходимости публикации этих духовных сокровищ. Получив благословение митрополита московского Филарета (Дроздова) и заручившись его содействием и помощью, они начали издание их в Оптиной Пустыни.

Под руководством старца Макария и при ближайшем участии И. В. Киреевского с 1847 года впервые стали издаваться на современном Русском языке творения величайших аскетов древности – аввы Дорофея, Максима Исповедника, Феодора Студита, Варсонофия Великого, Симеона Нового Богослова, Нила Сорского и других авторов, составившие многотомное «Добротолюбие». Явление миру этих рукописей имело огромное значение. Истины Православия, идеалы монашеского жития и внутреннего духовного делания стали проникать в общество, оживили и одухотворили религиозную жизнь не только иноков, но и мирян, ищущих спасения, и, в конечном итоге, изменили застоявшийся, во многом поверхностный взгляд на веру и Церковь. Киреевские помогали изданию своими денежными средствами, занимались корректурой и связями с типографией и цензурой. Иван Васильевич специально основательно изучил греческий язык и сам многое переводил и исправлял переведенное другими.

Изучая творения Святых Отцов Церкви, Киреевский находит новое содержание для философии. Опираясь на святоотеческие труды, он вводит целый ряд самобытных терминов, среди которых – «верующий разум». «Разум должен возноситься до того уровня, на котором он мог бы сочувствовать вере», – писал мыслитель. Он полагал, что правильное развитие всегда сопряжено со смирением разума («распятие ума» у святого Исаака Сирина).

Еще одно ключевое его понятие – «цельность разума» (синоним святоотеческого «целомудрия»), т. е. собранность всех отдельных частей души воедино. Вот что читаем у преподобного Исаака Сирина: «Чувства целомудренные и собранные воедино порождают в душе мир и не попускают ей входить в испытание вещей». У Киреевского: «Чистая, цельная жизнь ручается за цельность „разума“». На Западе философ наблюдал господство раздробленного мышления: «Западный человек… в каждую минуту жизни является как иной человек. В одном углу его сердца живет чувство религиозное, которое он употребляет при упражнениях благочестия; в другом – отдельно – силы разума и усилия житейских занятий; в третьем – стремления к чувственным утехам; в четвертом – нравственно-семейное чувство; в пятом – стремление к личной корысти…» И все они действуют разрозненно друг от друга. «Не так Русский человек… Каждое важное и неважное дело свое он всегда связывал непосредственно с высшим понятием ума и с глубочайшим средоточием сердца», освящая всякое свое занятие молитвой.

Именно в достижении цельности бытия и видит Киреевский смысл человеческой жизни. В этом заключается как бы кульминация его мировоззрения: «Для всякого возможно и необходимо связать направление своей жизни со своим коренным убеждением веры, согласовать с ним главное занятие и каждое особое дело, чтоб всякое действие было выражением одного стремления, каждая мысль искала одного основания, каждый шаг вел к одной цели. Без того жизнь человека не будет иметь никакого смысла.., никакое действие не будет иметь нравственного характера, и человека собственно не будет. Ибо человек – это его вера».

 

Этот идеал гармонии рассудка и чувства, равновесия духовных сил человека Киреевский нашел в учении Святых Отцов Церкви. С сыновней любовью и восхищением наблюдал он осуществление этого идеала в личностях двух великих старцев – Филарета Новоспасского и Макария Оптинского, сыгравших такую огромную роль в его жизни.

При этом философ со смирением говорил, что во всем, что он пишет в своих сочинениях, нет чего-либо нового, до него не известного, что, напротив, он повторяет старые мысли, только требующие напоминания. Его задачей было перевести «живительные истины», заключенные в творениях восточных Отцов, на язык современного философского мышления и тем самым включить их в оборот научной и общественной жизни, перестроить систему Русского просвещения на основах национальной духовной традиции.

В письме к другу он замечал: «Если, сохрани Бог, в России когда-нибудь сделается что-нибудь противно Православию, то будет враждебно России столько же, сколько и вере ее. Все, что препятствует правильному и полному развитию Православия, все то препятствует развитию и благоденствию народа Русского; все, что дает ложное и не чисто православное направление народному духу и образованности, все то искажает душу России и убивает ее здоровье нравственное, гражданское и политическое».

Не завещание ли это нам замечательного Русского религиозного мыслителя Ивана Васильевича Киреевского?