Россия воевала на протяжении всей своей тысячелетней истории, но разные мыслители по-разному видели причины войны. Кто-то считал главной из них несправедливость распределения материальных благ, а кто-то говорил о духовных истоках войны. Русская Православная Церковь выразила своё отношение к войне в документе под названием «Основы социальной концепции РПЦ», принятом Архиерейским Собором в 2000 году. В нём утверждается, что причиной войны является «греховное злоупотребление богоданной свободой», что Церковь «признает войну злом, но всё же не воспрещает своим чадам участвовать в боевых действиях, если речь идёт о защите ближних и восстановлении попранной справедливости. Тогда война считается хотя и нежелательным, но вынужденным средством».


В XIX веке этого документа еще не было, но великий русский писатель Ф.М.Достоевский сформулировал точно такое же отношение к войне в условиях своего времени. Он был православным христианином, жившим полной церковной жизнью. Он имел высшее военное образование, а после отбывания 4-летней каторги прошёл службу от рядового до прапорщика в Сибирском линейном батальоне. Как известно, взгляд на войну военного человека сильно отличается от взгляда того, кто никогда не держал в руках оружия и не давал военной присяги.

Писателя всегда интересовали причины отчуждения, вражды и ненависти между людьми. Главной из них он считал утрату любви – основу жизни каждого человека и всего бытия. Он хотел понять, почему люди, сотворённые по образу и подобию Божию, теряют любовь и к своему Отцу, и друг к другу. Для него было очевидно, что все социальные, экономические и политические процессы, связанные с войной, – не причина, а следствие нарушения духовных законов бытия. 12 апреля 1877 года был издан Высочайший манифест об объявлении войны Турции.

Царь Александр II говорил в нём о причинах, побудивших его принять такое решение: «Всем НАШИМ любезным верноподданным известно то живое участие, которое МЫ всегда принимали в судьбах угнетенного христианского населения Турции. Желание улучшить и обезпечить положение его разделял с НАМИ и весь Русский народ, ныне выражающий готовность свою на новые жертвы для облегчения участи христиан Балканскаго полуострова».

Государь подчёркивал, что война была крайней, вынужденной мерой, что ранее были употреблены все ненасильственные средства разрешения создавшейся ситуации. И «ныне, призывая благословение Божие на доблестные войска НАШИ, МЫ повелели им вступить в пределы Турции». С глубоким волнением воспринял Достоевский сей манифест. Вместе с женой он тотчас поехал в Казанский собор, где непрерывно служили молебны Божией Матери, встал в уголке и долго, с умилением молился.

Волнение его можно понять: в то время в газетах появлялись сообщения о страшных зверствах, творимых турками на захваченных славянских землях. Он был убежден, что «уговорами и дипломатическими вразумлениями злодея не остановить». Пора предпринять решительные действия: «Делается шаг к чему-то обновляющему и воскрешающему, и шаг этот делает Россия!». «Это сам народ поднялся на войну с Царём во главе. Когда раздалось Царское слово, народ хлынул в церкви, и это по всей Земле Русской. Когда читали Царский манифест, народ крестился, и все п о з д р а в л я л и друг друга с войной.

Мы это сами видели своими глазами, слышали всё это даже здесь, в Петербурге». «Приходят многочисленные сообщения о том, что крестьяне в волостях жертвуют деньги, подводы, и вдруг эти тысячи людей как один человек восклицают: "Да что жертвы, что подводы, мы все пойдём воевать!” Здесь в Петербурге являются жертвователи на раненых и больных воинов, дают суммы по нескольку тысяч, а записываются неизвестными. Таких фактов множество, и никого ими не удивишь. Они означают, что весь народ поднялся за истину, за святое дело».

Смотрите, как точно поставлен акцент! «Святым делом» названа не сама война, а борьба за истину. Именно она является целью, а война – последним и потому неизбежным средством её достижения. Точно так же, как в наши дни, так и тогда, в 1877 году, либеральная пресса подняла вой о недопустимости войны: «Россия! Как она может, как она смеет? Готова ли она? Готова ли внутренно, нравственно, не только матерьяльно? Там Европа, легко сказать, Европа! А Россия, что такое Россия? И на такой шаг?» Достоевский скоро ответил оппонентам: «Эти либеральные мудрецы кричали на весь мир, что мы бедны и ничтожны, что духа народного нет у нас вовсе, потому что и народа нет вовсе», а есть только «миллионы косных, пьяных податных единиц», «что никакого соединения Царя с народом нет».

И сегодня они проповедуют о человеколюбии, скорбят о пролитой крови, о том, что мы ещё больше озвереем и осквернимся в войне и тем ещё более отдалимся от внутреннего преуспеяния, от верной дороги, от науки. В этих словах заключается страшная ложь, потому что все эти наши проповедники миролюбия… прямо начинали с самой безчеловечной жестокости. Они сами не хотели и других удерживали помочь мученикам, взывавшим к нам. <…> Близятся они к страшному краху, и когда разразится над ними крах, все увидят, что они бормочут чужие слова и с чужого голоса, и отвернутся от них, и обратят своё упование туда, где Царь и народ его с ним».

«Великий народ наш… претерпел мучения… за всю свою тысячу лет, такие, каких ни один народ в мире не вытерпел бы, разложился бы и уничтожился, а наш только окреп и сплотился в этих мучениях. Не корите же его за "зверство и невежество”, господа мудрецы, потому что вы-то для него ничего и не сделали. <…> Да, зверства в народе много, но не указывайте на него. Это зверство – тина веков, она вычистится. И не то беда, что есть ещё зверство; беда в том, если зверство вознесено будет как добродетель».

Жестокий и страшный парадокс войны, по словам Достоевского, заключён в том, что «в некоторых случаях война есть процесс, которым с наименьшим пролитием крови и с наименьшей тратой сил достигается международное спокойствие и вырабатываются сколько-нибудь нормальные отношения между нациями». И в этом случае «уж лучше раз извлечь меч, чем страдать без срока».

Более того, писатель убежден, что именно мир, основанный на политической и экономической выгоде, «зверит и ожесточает человека, а не война». Такой «мир всегда родит жестокость, трусость и грубый, ожирелый эгоизм, а главное – умственный застой. В долгий мир жиреют лишь одни палачи и эксплуататоры народов. Во время такого мира воля народа дрябнет, становится рыхлой и податливой для всякого греха, и необходимо сильное потрясение, чтобы вновь вернуть его к жизни и развитию».

Подготовила Анна Соколова.
(Цитаты из «Дневника писателя». Апрель 1877 г.)

ФАКТ ИЗ ИСТОРИИ
В 1656 году на Пасху Государь Алексей Михайлович, христосуясь с греческими купцами, бывшими в Москве, сказал: "Хотите ли вы, чтобы я освободил вас из плена и выкупил?” И когда они отвечали: "Как может быть иначе? Как нам не желать этого?”, он прибавил: "Так, поэтому, когда вы возвратитесь в свою сторону, просите всех монахов и епископов молить Бога и совершать литургию за меня, чтобы их молитвами дана была мне мощь отрубить голову их врагу”. И, пролив при этом обильные слёзы, он сказал, обратившись к вельможам: "Моё сердце сокрушается о порабощении этих бедных людей, которые стонут в руках врагов нашей веры; Бог призовёт меня к отчёту в день суда, если, имея возможность освободить их, я пренебрегу этим… И я боюсь вопросов, которые мне предложит Творец в тот день: и порешил в своём уме, если Богу угодно, что потрачу все свои войска и свою казну, пролью свою кровь до последней капли, но постараюсь освободить их”.

Из кн. «Московское Государство при царе Алексее Михайловиче и патриархе Никоне»