30.04.2023
<-назад в раздел
Изгнание Церкви из Лавры: поразительные параллели c прошлым веком
События, которые сейчас разворачиваются вокруг Киево-Печерской лавры и УПЦ, зеркально повторяют трагические страницы «красного террора» против Церкви столетней давности. Троцкие и Кагановичи XXI века цинично продолжают дело своих предшественников, громивших Православную веру на нашей земле в начале XX века. Малоизвестные свидетельства историка и археолога Надежды Владимировны Линки, современницы тех событий, документально показывают, что дела бывших и нынешних гонителей, экспроприаторов церковного имущества – одинаковы.
Н.В. Линка была участницей создания на территории Киево-Печерской лавры Всеукраинского музейного городка, а впоследствии – старшим научным сотрудником Института истории. Ее воспоминания показывают, что повторение сегодняшних гонений против Лавры и Церкви в целом носит программный характер и совпадает до деталей со сценарием уничтожения веры чекистами ГПУ/ВЧК. Заголовки в одиозном журнале «Безбожник» не особенно отличаются от лозунгов нынешних активистов: «Кубло ченців мусить бути знищено», «Притулок ченців у державному музеї». У входа в Лавру над Святыми вратами висел огромный лозунг на красном кумаче: «Монахи – кровавые враги трудящихся».
Недавнее предложение министра культуры Ткаченко создать на территории Лавры «структуры по реабилитации военных» будто под копирку списано с большевистских циркуляров. По ним ровно сто лет назад, в 1923 году, «товарищи маузеры» из губсобесов учредили на территории монастыря городок для инвалидов революции и пострадавших на фронтах войны. Юрисконсульт Лавры, профессор Иван Никодимов писал, что жильцы Инвалидного городка вели себя своеобразно: «Уже при входе в Лавру богомольцев встречали крики, пьяные песни, музыка, ругань, шум».
В «Очерках истории Киево-Печерской лавры и заповедника» (Киев, 1992 г.) читаем: «Несмотря на то, что на территории Лавры функционировал Музей культов и быта, а также ряд других научных и культурно-просветительских учреждений, в 1923–1926 гг. фактическим хозяином здесь был Инвалидный городок (здесь же был Протезный завод, производственная артель и Политехнические курсы инвалидов).
Эти весьма своеобразные жильцы, а также их частые гости – "прихожане" городка - на территории святого места, напившись денатурата или какой-нибудь сивухи, испражнялись у алтарных стен церквей, оскверняли Рождественский некрополь у Дальних пещер, где, попутно облевывая могилы, крушили надгробия выдающихся своих соотечественников, устраивали пьяные оргии, сцены откровенного разврата, распевали блатные с матерщиной песни.
Милиция не шибко вмешивалась до тех пор, пока не доходило до поножовщины или какого-нибудь иного насилия… Выселить "товарищей, получивших инвалидность на фронтах революции", было почти безнадежным делом. Архивные документы свидетельствуют, что "раненные на колчаковских фронтах" инвалиды расхищали и уничтожали церковное имущество, сжигали в топках старинную мебель, били фарфоровую посуду двухсотлетней давности, узрев на таковой, к примеру, портрет царя или герб с двуглавым орлом. Администрация городка незаконно продавала церковные ценности.
Директор музея Куринный сообщал органам госбезопасности, что инвалиды предпринимали попытки захвата музейных помещений. Например, незадолго до реорганизации Лавры в Исторический заповедник инвалиды пытались занять Экономический корпус и церковь Всех Святых».
Историк Надежда Линка подробно описала закрытие церквей Лавры и «инвентаризацию экспонатов» – мощей почитаемых православных святых, преподобных отцов Киево-Печерских. По ее словам, в 1922 г. были раскрыты все мощи на Ближних и Дальних пещерах, которые в описи комиссии названы «более или менее мумифицированные трупы и человеческие кости». Впоследствии в «лаборатории мощей» не раз совершалось кощунство: производился микробиологический анализ «мумифицированных трупов».
«С 1926 г. в музейном городке начали размещаться и устраиваться музеи, развивая свою деятельность в чрезвычайно сложной и специфической обстановке на территории знаменитого древнего монастыря... Здесь под сенью вековой славы Лавры к ХХ столетию оказалась целая армия бездельников, симулянтов и приживальщиков, присоседившихся к монастырскому столу. До 1926 г. монастырские корпуса были в распоряжении райжилотдела, который и заселил их своими жильцами.
На Дальних пещерах несколько домов было предоставлено инвалидам Первой мировой войны, совершенно потерявшим зрение от действия ядовитых газов. Эти несчастные слепцы нередко утешались выпивкой в достаточно буйной и непристойной компании. Монастырская гостиница с множеством отдельных комнат и квартир была густо заселена семьями рабочих и служащих соседних заводов и учреждений. Здесь же находились монастырские погреба, которые теперь были сданы в аренду Винтресту, хранившему в них большие запасы вина. Служащие этого учреждения нередко снимали пробы со своего товара, охотно угощали соседей и продавали спиртные напитки.
Многие вышестоящие учреждения считали, что музеи являются своего рода богадельней, куда можно пристроить на работу с квартирой любого человека, не способного уже выполнять свои основные функции, но требующего все же некоторого внимания и помощи. Этих людей, преимущественно членов партии, больных, нетрудоспособных, а часто и просто алкоголиков, приходилось вселять в освободившиеся квартиры. Некоторых надо было зачислять в штат одного из музеев, хотя они не имели ничего общего с музейной работой и часто вели себя непристойно. Все это очень пестрое разнородное население музейного городка находилось в состоянии постоянной вражды, споров и раздоров из-за каждого метра жилплощади».
Большевики стали оприходовать все имущество Лавры. Вот как описывает это Н.В.Линка: «Была назначена правительственная комиссия для описи и передачи всего имущества, там были представители от горкома и райисполкома. Снова все музейные киты отказались участвовать в этой малоприятной, но совершенно неповторимой, необычайной процедуре. И снова в эту комиссию включили от музея меня, как "пещерного человека", освоившегося с монастырскими нравами.
Принимать имущество начали с главного Успенского Собора на Верхней Лавре и прежде всего с центрального алтаря. На престоле красовалась огромная серебряная Дарохранительница (424 кг) в виде церкви, произведение ХХ столетия, дар фабриканта Кузмичева. Великолепны были Евангелия в серебряных окладах, украшенных финифтью, кресты, чаши, дискосы – вся драгоценная утварь, дарованная Лавре многими поколениями верующих.
Но страшно и отвратительно было видеть около этой священной роскоши ту грязь и кощунственное издевательство над святыней, которая так высоко возносилась в глазах верующих. В стены алтаря, толщиной более метра, были в некоторых местах вмонтированы цинковые ящички, куда стекала вода, собиравшаяся на холодных стенах от дыхания людей, от пламени свечей, лампад, кадил. Эти водосборные ящички были наполнены вонючей мочой.
На Горнем месте валялись грязные тряпки, обрывки парчи, женские чулки. Члены комиссии были ошарашены и чувствовали себя неловко, а мне уж было совсем не по себе. Один о. Михаил (Чалый, обновленец) – последний игумен монастыря, – представитель общины, ничуть не смущался и на восклицания комиссии пожимал плечами и повторял: "Все мы люди, все человеки". Он понимал, конечно, что его карьера кончена, что ничего хорошего для него не предвидится и не скрывал своего цинизма. Возможно, он воображал, что такое "антирелигиозное" поведение настроит членов комиссии в его пользу.
Через несколько дней, закончив прием имущества в Соборе, комиссия отправилась на Ближние пещеры. Начали с церкви Воздвиженья, построенной в начале XVIII столетия над входом в подземное кладбище. В алтаре этой церкви серебряной утвари было мало, но грязи, беспорядка и непристойностей еще больше, чем в Соборе. Я отошла описывать иконы и предоставила мужчинам поле деятельности. Они ржали, а о. Михаил вошел в азарт и блистал красноречием. Можно было, конечно, догадаться о теме столь оживленной беседы.
На следующий день мы отправились в Ближние пещеры. В пещерах о. Михаил совсем распоясался и громко харкал на свою печать перед тем, как ее притиснуть к сургучу. Оживленная мужская беседа возобновилась и не раз прерывалась хохотом. Так последние часы когда-то великого, древнего монастыря превратились в фарс…
Туго подвигалось дело с экскурсоводами. Предложил свою кандидатуру какой-то подозрительный поп, снявший с себя сан и пытавшийся сделать карьеру на антирелигиозной работе, пришел старичок, уверявший, что окончил "историко-физиологический" факультет, появился малограмотный, но отважный парень из "Союза безбожников" и тому подобные экземпляры. Проверка работы некоторых из этих экскурсоводов оказалась просто скандальной.
Особенно отличился отважный безбожник: в Успенском соборе, указывая на решетку парового отопления, он вещал о том, что там "в мрачных подземельях томились несчастные жертвы монастырских палачей". Дальше – больше. В церкви над Ближними пещерами он ораторствовал: "Вот здесь, посреди храма "шпорцкал” фонтан из одеколона, вокруг ходили голые женщины, а монахи уводили их в укромные пещеры"».
Страшная судьба постигла кощунников, деятелей музея культов и быта, устроенного на месте удела Пресвятой Богородицы. Н.В. Линка сообщает, что один из пионеров этого дела – Д.Щербаковский покончил жизнь самоубийством, утопившись в Днепре.
Народный комиссар «культурного строительства» в Украине Скрипник, один из тех, кто определял политику партии в отношении Церкви, в 1933 г. застрелился.
Составитель описи икон Лавры при их изъятии Черногубов, который соответствовал своей фамилии, «был полнейшим циником до мозга костей, его суждения, могли бы сразить и Мефистофеля», в конце 1941 года был пристрелен немецкой охраной территории заповедника.
Других подстрекали и провоцировали к доносительству и клевете на сослуживцев, а затем самих же судили и репрессировали. Замдиректора по научной части Лобков обрек себя на позорную смерть. «Человек малограмотный и нахальный, бывший старшина, алкоголик с рябым лицом и маленькими подозрительными глазками, руководство которого сводилось к тому, что он вызывал кого-нибудь из заведующих отделами и рычал: "Ты, того, смотри (нецензурное выражение), чтобы у тебя все было в порядке, чтобы никакой контрреволюции!"
Посетителей он часто поражал крепкими выражениями и резким "ароматом", т.к. в периоды особо обильного употребления горячительных напитков не успевал своевременно отправлять свои естественные нужды. Однажды в конце 30-х годов он возвращался домой ночью, после сильной попойки, прилег отдохнуть на рундуке Еврейского базара (ныне – площадь Победы), мороз был сильный, и наутро его нашли замерзшим насмерть».
Борьба человека или общности с Богом и с Его Церковью в итоге приводит к борьбе с Жизнью. Потому что тот, чьим союзником становится человек в этой борьбе даже по незнанию, – представляет собой тьму, ложь и смерть. И как бы ни были внешне патриотичны его слова, за ними стоит только смерть. Что и подтверждает «красный террор», развернутый против Церкви Христовой сегодня.
Вспомним недавний случай при захвате храма в Киевской области: мужчина, вырвавший крест с Распятием у священника и бросивший его на землю, мгновенно скончался в конвульсиях у всех на глазах. Господь попустил, чтобы видеозапись этой страшной смерти увидели миллионы людей - для вразумления тех, кто, поддавшись оголтелой пропаганде лжесловесников, соблазнился и поддержал богоборцев XXI века.
Василий Поляков
Источник: СПЖ
Н.В. Линка была участницей создания на территории Киево-Печерской лавры Всеукраинского музейного городка, а впоследствии – старшим научным сотрудником Института истории. Ее воспоминания показывают, что повторение сегодняшних гонений против Лавры и Церкви в целом носит программный характер и совпадает до деталей со сценарием уничтожения веры чекистами ГПУ/ВЧК. Заголовки в одиозном журнале «Безбожник» не особенно отличаются от лозунгов нынешних активистов: «Кубло ченців мусить бути знищено», «Притулок ченців у державному музеї». У входа в Лавру над Святыми вратами висел огромный лозунг на красном кумаче: «Монахи – кровавые враги трудящихся».
Недавнее предложение министра культуры Ткаченко создать на территории Лавры «структуры по реабилитации военных» будто под копирку списано с большевистских циркуляров. По ним ровно сто лет назад, в 1923 году, «товарищи маузеры» из губсобесов учредили на территории монастыря городок для инвалидов революции и пострадавших на фронтах войны. Юрисконсульт Лавры, профессор Иван Никодимов писал, что жильцы Инвалидного городка вели себя своеобразно: «Уже при входе в Лавру богомольцев встречали крики, пьяные песни, музыка, ругань, шум».
В «Очерках истории Киево-Печерской лавры и заповедника» (Киев, 1992 г.) читаем: «Несмотря на то, что на территории Лавры функционировал Музей культов и быта, а также ряд других научных и культурно-просветительских учреждений, в 1923–1926 гг. фактическим хозяином здесь был Инвалидный городок (здесь же был Протезный завод, производственная артель и Политехнические курсы инвалидов).
Эти весьма своеобразные жильцы, а также их частые гости – "прихожане" городка - на территории святого места, напившись денатурата или какой-нибудь сивухи, испражнялись у алтарных стен церквей, оскверняли Рождественский некрополь у Дальних пещер, где, попутно облевывая могилы, крушили надгробия выдающихся своих соотечественников, устраивали пьяные оргии, сцены откровенного разврата, распевали блатные с матерщиной песни.
Милиция не шибко вмешивалась до тех пор, пока не доходило до поножовщины или какого-нибудь иного насилия… Выселить "товарищей, получивших инвалидность на фронтах революции", было почти безнадежным делом. Архивные документы свидетельствуют, что "раненные на колчаковских фронтах" инвалиды расхищали и уничтожали церковное имущество, сжигали в топках старинную мебель, били фарфоровую посуду двухсотлетней давности, узрев на таковой, к примеру, портрет царя или герб с двуглавым орлом. Администрация городка незаконно продавала церковные ценности.
Директор музея Куринный сообщал органам госбезопасности, что инвалиды предпринимали попытки захвата музейных помещений. Например, незадолго до реорганизации Лавры в Исторический заповедник инвалиды пытались занять Экономический корпус и церковь Всех Святых».
Историк Надежда Линка подробно описала закрытие церквей Лавры и «инвентаризацию экспонатов» – мощей почитаемых православных святых, преподобных отцов Киево-Печерских. По ее словам, в 1922 г. были раскрыты все мощи на Ближних и Дальних пещерах, которые в описи комиссии названы «более или менее мумифицированные трупы и человеческие кости». Впоследствии в «лаборатории мощей» не раз совершалось кощунство: производился микробиологический анализ «мумифицированных трупов».
«С 1926 г. в музейном городке начали размещаться и устраиваться музеи, развивая свою деятельность в чрезвычайно сложной и специфической обстановке на территории знаменитого древнего монастыря... Здесь под сенью вековой славы Лавры к ХХ столетию оказалась целая армия бездельников, симулянтов и приживальщиков, присоседившихся к монастырскому столу. До 1926 г. монастырские корпуса были в распоряжении райжилотдела, который и заселил их своими жильцами.
На Дальних пещерах несколько домов было предоставлено инвалидам Первой мировой войны, совершенно потерявшим зрение от действия ядовитых газов. Эти несчастные слепцы нередко утешались выпивкой в достаточно буйной и непристойной компании. Монастырская гостиница с множеством отдельных комнат и квартир была густо заселена семьями рабочих и служащих соседних заводов и учреждений. Здесь же находились монастырские погреба, которые теперь были сданы в аренду Винтресту, хранившему в них большие запасы вина. Служащие этого учреждения нередко снимали пробы со своего товара, охотно угощали соседей и продавали спиртные напитки.
Многие вышестоящие учреждения считали, что музеи являются своего рода богадельней, куда можно пристроить на работу с квартирой любого человека, не способного уже выполнять свои основные функции, но требующего все же некоторого внимания и помощи. Этих людей, преимущественно членов партии, больных, нетрудоспособных, а часто и просто алкоголиков, приходилось вселять в освободившиеся квартиры. Некоторых надо было зачислять в штат одного из музеев, хотя они не имели ничего общего с музейной работой и часто вели себя непристойно. Все это очень пестрое разнородное население музейного городка находилось в состоянии постоянной вражды, споров и раздоров из-за каждого метра жилплощади».
Большевики стали оприходовать все имущество Лавры. Вот как описывает это Н.В.Линка: «Была назначена правительственная комиссия для описи и передачи всего имущества, там были представители от горкома и райисполкома. Снова все музейные киты отказались участвовать в этой малоприятной, но совершенно неповторимой, необычайной процедуре. И снова в эту комиссию включили от музея меня, как "пещерного человека", освоившегося с монастырскими нравами.
Принимать имущество начали с главного Успенского Собора на Верхней Лавре и прежде всего с центрального алтаря. На престоле красовалась огромная серебряная Дарохранительница (424 кг) в виде церкви, произведение ХХ столетия, дар фабриканта Кузмичева. Великолепны были Евангелия в серебряных окладах, украшенных финифтью, кресты, чаши, дискосы – вся драгоценная утварь, дарованная Лавре многими поколениями верующих.
Но страшно и отвратительно было видеть около этой священной роскоши ту грязь и кощунственное издевательство над святыней, которая так высоко возносилась в глазах верующих. В стены алтаря, толщиной более метра, были в некоторых местах вмонтированы цинковые ящички, куда стекала вода, собиравшаяся на холодных стенах от дыхания людей, от пламени свечей, лампад, кадил. Эти водосборные ящички были наполнены вонючей мочой.
На Горнем месте валялись грязные тряпки, обрывки парчи, женские чулки. Члены комиссии были ошарашены и чувствовали себя неловко, а мне уж было совсем не по себе. Один о. Михаил (Чалый, обновленец) – последний игумен монастыря, – представитель общины, ничуть не смущался и на восклицания комиссии пожимал плечами и повторял: "Все мы люди, все человеки". Он понимал, конечно, что его карьера кончена, что ничего хорошего для него не предвидится и не скрывал своего цинизма. Возможно, он воображал, что такое "антирелигиозное" поведение настроит членов комиссии в его пользу.
Через несколько дней, закончив прием имущества в Соборе, комиссия отправилась на Ближние пещеры. Начали с церкви Воздвиженья, построенной в начале XVIII столетия над входом в подземное кладбище. В алтаре этой церкви серебряной утвари было мало, но грязи, беспорядка и непристойностей еще больше, чем в Соборе. Я отошла описывать иконы и предоставила мужчинам поле деятельности. Они ржали, а о. Михаил вошел в азарт и блистал красноречием. Можно было, конечно, догадаться о теме столь оживленной беседы.
На следующий день мы отправились в Ближние пещеры. В пещерах о. Михаил совсем распоясался и громко харкал на свою печать перед тем, как ее притиснуть к сургучу. Оживленная мужская беседа возобновилась и не раз прерывалась хохотом. Так последние часы когда-то великого, древнего монастыря превратились в фарс…
Туго подвигалось дело с экскурсоводами. Предложил свою кандидатуру какой-то подозрительный поп, снявший с себя сан и пытавшийся сделать карьеру на антирелигиозной работе, пришел старичок, уверявший, что окончил "историко-физиологический" факультет, появился малограмотный, но отважный парень из "Союза безбожников" и тому подобные экземпляры. Проверка работы некоторых из этих экскурсоводов оказалась просто скандальной.
Особенно отличился отважный безбожник: в Успенском соборе, указывая на решетку парового отопления, он вещал о том, что там "в мрачных подземельях томились несчастные жертвы монастырских палачей". Дальше – больше. В церкви над Ближними пещерами он ораторствовал: "Вот здесь, посреди храма "шпорцкал” фонтан из одеколона, вокруг ходили голые женщины, а монахи уводили их в укромные пещеры"».
Страшная судьба постигла кощунников, деятелей музея культов и быта, устроенного на месте удела Пресвятой Богородицы. Н.В. Линка сообщает, что один из пионеров этого дела – Д.Щербаковский покончил жизнь самоубийством, утопившись в Днепре.
Народный комиссар «культурного строительства» в Украине Скрипник, один из тех, кто определял политику партии в отношении Церкви, в 1933 г. застрелился.
Составитель описи икон Лавры при их изъятии Черногубов, который соответствовал своей фамилии, «был полнейшим циником до мозга костей, его суждения, могли бы сразить и Мефистофеля», в конце 1941 года был пристрелен немецкой охраной территории заповедника.
Других подстрекали и провоцировали к доносительству и клевете на сослуживцев, а затем самих же судили и репрессировали. Замдиректора по научной части Лобков обрек себя на позорную смерть. «Человек малограмотный и нахальный, бывший старшина, алкоголик с рябым лицом и маленькими подозрительными глазками, руководство которого сводилось к тому, что он вызывал кого-нибудь из заведующих отделами и рычал: "Ты, того, смотри (нецензурное выражение), чтобы у тебя все было в порядке, чтобы никакой контрреволюции!"
Посетителей он часто поражал крепкими выражениями и резким "ароматом", т.к. в периоды особо обильного употребления горячительных напитков не успевал своевременно отправлять свои естественные нужды. Однажды в конце 30-х годов он возвращался домой ночью, после сильной попойки, прилег отдохнуть на рундуке Еврейского базара (ныне – площадь Победы), мороз был сильный, и наутро его нашли замерзшим насмерть».
Борьба человека или общности с Богом и с Его Церковью в итоге приводит к борьбе с Жизнью. Потому что тот, чьим союзником становится человек в этой борьбе даже по незнанию, – представляет собой тьму, ложь и смерть. И как бы ни были внешне патриотичны его слова, за ними стоит только смерть. Что и подтверждает «красный террор», развернутый против Церкви Христовой сегодня.
Вспомним недавний случай при захвате храма в Киевской области: мужчина, вырвавший крест с Распятием у священника и бросивший его на землю, мгновенно скончался в конвульсиях у всех на глазах. Господь попустил, чтобы видеозапись этой страшной смерти увидели миллионы людей - для вразумления тех, кто, поддавшись оголтелой пропаганде лжесловесников, соблазнился и поддержал богоборцев XXI века.
Василий Поляков
Источник: СПЖ
