05.01.2020
<-назад в раздел
«Сохранение богослужебного языка – вопрос национальной безопасности»: Беседа с издателем и составителем книг на церковно-славянском (ДОПОЛНЕНО)
Купить сегодня в лавках храмов и монастырей Евангелие и Псалтирь на церковно-славянском языке еще возможно, молитвослов и Апостол – уже реже, а вот приобрести акафисты с канонами – задача практически неосуществимая. Православные москвичи знают буквально пару мест, где продаются молитвословия и богослужебные тексты на церковно-славянском языке, в особенности такие редкие, дорогие сердцу акафисты, как Державной иконе Божией Матери, святому Царевичу Мученику Алексию, воину Евгению Родионову, Оптинским новомученикам, убиенным на Пасху, – для келейного чтения.
Занимается этим неоценимым трудом Виктор Михайлович Богучаров – составитель книг, издатель, преподаватель языковых курсов, беседу с которым мы предлагаем к прочтению.
– Расскажите немного, как произошло Ваше воцерковление и знакомство с церковно-славянским языком?
– Меня с детства родственники водили в храм, крестик я надел еще в первом классе. Церковной литературой интересовался всегда, но в 70-80-е годы она была редкостью и, если попадалась, то, как правило, в дореволюционной орфографии, близкой к церковно-славянской, что для меня послужило своеобразным мостиком, началом.
А с церковно-славянским языком впервые познакомился в конце 90-х. Поехал в отпуск в монастырь, и там во время послушаний меня поставили вслух читать Псалтирь. На тот момент дома я читал только Евангелие, молитвы по молитвослову и Святых Отцов, а Псалтирь здесь увидел впервые в жизни, тем более на церковно-славянском. И вот моя первая кафизма длилась часа полтора: пока титлы разглядывал, пока буквы разбирал. Во время чтения меня постоянно поправляли, но зато со второй кафизмы начал читать уже все правильно, минут по 20 каждую. Поэтому на занятиях говорю, что сам научился читать по-церковно-славянски за два часа, ничего сложного здесь нет. Это наш родной язык, к нему надо просто привыкнуть.
– Часто люди, читающие по-церковнославянски, неправильно ставят ударения в словах. Насколько это важно, и как навыкнуть к правильной постановке ударений?
– Это очень важно, можно сказать, что это урок духовной дисциплины, благоговения и послушания. А ошибки происходят от того, что мы не привыкли читать текст. Увидели знакомые буквы в начале и сами додумываем, будто уже наперед знаем все слово. Нужно заставить себя внимательно читать то, что видишь. Не то, что у тебя в голове, а то, что написано на бумаге – со всеми ударениями, произношением правильных окончаний («аго» вместо «аво»), не «акая» в тех местах, где написано «о», и прочее. Вот тогда приобретается правильный навык, и только потом начинает приходить понимание основы слов, их значение, происхождение, и через это открывается совершенно необъятная глубина языка, его духовное сокровище...
– Очень ценный совет! А что происходило в Вашей жизни потом, как Вы пришли к преподаванию и издательской деятельности?
– С тех пор, как научился, читать стал только по-церковно-славянски. Купил молитвослов, какие-то акафисты, но быстро столкнулся с проблемой, что книг на этом языке богообщения не хватает, их практически не найти. Дальше все пошло по принципу: хочешь, чтобы что-то хорошо получилось, займись этим сам. Сегодня это касается всего: здоровья, воспитания, юридической помощи, автомеханики, любого полезного дела.
Так я стал издавать книги – сначала, чтобы самому читать, потом для близких, для продажи, а потом и заказы пошли. Русские люди по своему устроению совсем не торговцы, а творческие натуры, нам хочется делать что-то хорошее, нужное, полезное. Я стал в каждую свою деловую поездку брать компьютер и любую свободную минуту уделял подготовке к изданию очередной книги на церковно-славянском языке.
– Но для этого, наверно, недостаточно просто уметь читать тексты. Вы где-то занимались, кто-то Вам помогал в работе?
– Да, мне стало интересно углубляться в язык, я посещал курсы церковно-славянского языка в Международном Фонде славянской письменности и культуры. Потом познакомился с Людмилой Павловной Медведевой, которая более 30 лет работала справщиком богослужебных текстов в издательстве Московской Патриархии. Багаж знаний у нее огромный, есть чему поучиться. До сих пор посещаю ее занятия при Заиконоспасском монастыре.
Таким образом, со временем пришло понимание важности этого дела и того, как нужно преподавать церковно-славянский язык. Благо, что у меня, как у издателя, есть возможность самостоятельно готовить материал для занятий, а не только опираться на уже существующие пособия.
– Какие сегодня есть программы преподавания церковно-славянского языка?
– Самый распространенный учебник – Алипия (Гамановича) (1926-2019). Там даны грамматика и синтаксис, подробно, но очень сложно, а для начинающих – и вовсе неподъемно. В этом и есть корень проблемы – подобные учебники отталкивают людей от церковно-славянского языка. Учебник был написан в 60-х годах за границей, а у нас вышел в свет в 90-е годы огромным тиражом.
А в 2008 году появился учебник Татьяны Мироновой, сейчас Московская Патриархия выпускает его уже третьим изданием. По ее книгам заниматься гораздо интереснее и проще. Грамматику она дает не так развернуто, как Гаманович, объясняя это тем, что для Русского человека церковно-славянский язык – родной, он заложен на генном уровне, в памяти Русской души.
Кстати, и филологи советского периода, и нынешние признают, что Русский современный литературный и церковно-славянский языки – родные, их нельзя разделить, просто первый – бытовой, а второй – богослужебный. Поэтому любой Русский человек интуитивно понимает церковно-славянский текст. Мои учебные занятия строятся, исходя именно из этого. В Славянском Фонде на занятиях, кстати, было несколько молодых мам и беременных женщин, которые приходили из чисто медицинских побуждений – чтобы их ребенок развивался правильно.
– Как связан церковно-славянский язык с развитием ребенка?
– Это довольно известный факт в научных кругах. Еще в советские годы врачи-психиатры проводили эксперимент, при котором имитация звучания церковно-славянского языка давала положительные результаты при лечении детского слабоумия и даже шизофрении. Именно церковно-славянский язык задействует те участки мозга, которые связаны с родовой памятью и которые сейчас в большей степени остаются незадействованными. В них же кроется секрет Русской смекалки и других качеств, присущих нашему народу.
– Скажите, пожалуйста, в чем еще заключается важность изучения церковно-славянского языка? И насколько понимают это сегодня в церковной среде?
– В том-то и беда, что практически не понимают! Среди представителей храмов, монастырей, батюшек и матушек лишь единицы заказывают у нас молитвословы и интересуются акафистами на церковно-славянском. Не хотят закупать их даже просто для разнообразия, чтобы в лавках у человека был выбор, взять книгу на гражданском языке или на церковном. Хуже того, в воскресных школах и на катехизаторских курсах уничижительно относятся к нашему богослужебному языку, а превозносят греческий и еврейский!
Нередко люди, имея современное высшее богословское образование, хулят церковно-славянский язык, называя его «мертвым», никому не нужным, и призывают вместо него изучать греческий, и так доходят до хулы на всю Русскую Православную Церковь: мол, она «маргинальная», «отсталая» и прочее. И с подобными примерами я лично сталкивался. Вот такая показательная эволюция богохульства в духе обновленчества Шмемана, А. Меня и прочих представителей «парижской школы богословия». Поэтому главная задача церковно-славянского языка сегодня – сохранение нашего Церковного Предания и вообще национального самосознания.
Тот язык, на котором мы сейчас разговариваем, сложился только в XVIII веке. И до революции Русский литературный язык был сильно схож с церковно-славянским, на котором Русские люди разговаривали 800 лет. После свержения Царской власти богоборцы первым делом учинили языковую реформу, убрав из употребления ключевые правила и буквы. В 1960-х годах Хрущев еще более упростил язык, а сегодня мы видим, как его «добивают» иностранными словами и словечками-паразитами.
Очевидно же, что с уничтожением языка происходит и уничтожение народа – «языка» по-церковно-славянски, кстати. («Я зык» – значит «я звучу». Одно племя – одна общность, и звучит она одинаково, поэтому народ называется «язык». – Примеч.ред.). Поэтому и тысячелетний церковно-славянский язык, которым жива наша Церковь, сейчас пытаются планомерно уничтожать.
– Скажите несколько слов о современных обновленческих тенденциях и русификации богослужения.
– Вы только задумайтесь: само словосочетание «русификация богослужения» уже звучит абсурдно. Дело в том, что церковно-славянский язык и был создан для богослужения, т.е. для общения с Богом и Его восхваления. А современный Русский язык – бытовой, он совершенно не приспособлен для отражения высших Небесных категорий. В основном радетели перевода богослужений с «архаического», как они говорят, языка на более понятный «современный» в таких случаях меняют одно слово на другое, взятое из того же церковно-славянского языка. Часто это выглядит смешно и неуместно.
У меня целое занятие посвящено объяснению разницы между словами «живот», «жизнь» и «житие». То, что обновленцы с такой легкостью перевели как «и всю жизнь нашу Христу Богу предадим», в действительности не имеет никакого отношения к нашему земному существованию. Здесь у нас – только «житие» и «живот», а «жизнь» начнется уже за гробом. Потому что в этом слове соединены два древних корня: «жи» – это живительное начало, а «зн» – это «знать». Вспомним слова апостола: Теперь мы видим как бы сквозь тусклое стекло, гадательно, тогда же лицем к лицу; теперь знаю я отчасти, а тогда познаю, подобно как я познан (1 Кор. 13, 12). Значит, собственно «жизнь» – это слово, означающее бытие за гробом, в вечности. Эти смыслы наиболее емко отражаются в богослужебных текстах на Успение Пресвятой Богородицы, в чине панихиды, где встречаются все три слова, каждое в присущем ему значении. Корень «зн» заложен также в словах «болезнь» и «казнь».
– А какой тут первый корень?
– «Боль» – это понятно, а «кайна» – это «цена», отсюда же происходит и «покаяние». Изначально слово «казнь» звучало как «каязнь». Таким образом, значение слова «покаяние» сводится к конкретному действию – к расплате за содеянное, к воздаянию цены. Как в Евангелии говорит мытарь: Аще кого чим обидех, возвращу четверицею (Лк. 19, 8). А если количество и тяжесть грехов были непомерно высоки, то и наступала казнь. Человек платил за свои ошибки самую большую цену – жизнь.
Поэтому, возвращаясь к теме русификации богослужений, можно сказать, что, когда пытаются перевести на Русский такие «непонятные» слова, как «живот», «любы», «око», «Пречистая», «благорастворение воздухов», это вызывает только скорбь и отторжение.
– Какие мотивы у обновленцев? Это искренне заблуждающиеся люди или сознательные разрушители основ Православия?
– Не могу сказать однозначно, не знаю. Но вот что характерно: сторонники русификации заменяют в основном славянские слова, а к словам еврейского происхождения («аминь», «аллилуйя») и греческим («ектения», «кафисма») у них никаких претензий нет. Так и хочется попросить: ребята, определитесь, наконец, вы какого языка и какой культуры?! Если не Русской, не славянской, то вон есть греческая Церковь, Иерусалимская, молитесь там. Почему мы должны под вас подстраиваться?! Эти слова заводят оппонентов в тупик.
Бывает, и Русский человек недооценивает важность изучения церковно-славянского языка. Как-то в одном храме я оставлял объявление о занятиях, и настоятель, глядя на это, безучастно произнес: «Все равно они никому не нужны». Меня это очень задело. А потом получилось так, что именно из этого храма пришли люди и образовали замечательный костяк новой группы. К сожалению, мне постоянно приходится сталкиваться с этим непониманием со стороны нынешних батюшек.
Для себя я понял, что отношение к церковно-славянскому языку – это критерий, определяющий православного человека, лакмусовая бумажка его духовного состояния. Потому что можно считать себя воцерковленным, ходить в храм, а внутреннюю духовную жизнь не вести. Но тот, у кого сердце не черствое, душа воспринимает церковно-славянский язык родным, даже если не особо понимает его. А у кого этого отклика нет, тому церковно-славянский, конечно, не важен и не нужен. В основном это применимо к уже сформированным в духовном отношении людям, которые обязаны понимать ценность церковного языка и объяснять это другим.
– С Ваших слов получается, что у нас достаточно печальный показатель? И что мы можем сделать для сохранения нашего родного языка?
– Показатель не печальный – катастрофический! В Церкви мы должны хранить наш церковно-славянский язык как святыню, а в государственном плане необходимо осознать, что это вопрос национальной безопасности. Есть такой яркий пример. Во Франции, начиная с 90-х годов, в публичном пространстве началось массовое коверканье и замена французских слов иностранными. Тогда правительство приняло меры и стало карать законом любителей коверкать родной язык. И после этого в стране произошел… всплеск рождаемости! При этом социальные пособия у них не самые высокие в Европе, закон касался только языка, а численность населения страны пошла вверх. Так что если мы хотим решать демографические проблемы, то начинать надо с возвращения к своим корням – во всех смыслах слова!
Беседовала Анастасия Державина