решили практически целиком, лишь с небольшими сокращениями, перевести и опубликовать эту статью из американского консервативного издания Christian Post. Она весьма показательна в плане того, насколько безпомощными сегодня в Соединенных Штатах Америки оказываются родственники, вступающие в борьбу за детей, которых начинают подталкивать к перемене пола, чтобы те еще в детстве стали так называемыми «трансгендерами». Подобные процессы и явления стали в США уже массовыми.

Восьмилетний Джек Уилсон был на выходных в гостях у своих бабушки и дедушки, когда он вдруг сказал, что его на самом деле зовут Жаклин.

– Бабушка, меня зовут Жаклин, – пожаловался он, входя в комнату и садясь за кухонный стол. Он только что получил рождественские подарки от друзей своей бабушки, адресованные «Джеку», и был явно расстроен.

– Почему тебя так зовут? – Спросила в ответ Аманда Уилсон, его бабушка, ставя перед ним тарелку с курицей и рисом.

– Потому что я теперь девочка.

– Почему ты думаешь, что ты девочка? – спросила бабушка.

– Это мой пол, – сказал он.

– Ну, а что такое пол? – спросила его настойчиво бабушка.

Он уставился на нее, озадаченный, и ответил: «Я не знаю».

Аманда Уилсон не видела внука уже два года. Каждый день ей хотелось обнять его, но она не могла. Ее дочь, Марисса, и ее «супруг» решили, что их маленький Джек на самом деле девочка, около трех лет назад. И поскольку Аманда Уилсон была с этим не согласна, они прекратили с ней все контакты. Перестали с ней разговаривать и больше не позволяли ей и ее «мужу» видеть ее внука.

Вскоре после того, как Джеку исполнилось 7 лет, Марисса и ее «супруг» взволнованно объявили в социальных сетях, что Джек – девочка, и они не могут дождаться, когда можно будет начать вводить ему специальные гормоны-блокаторы полового созревания – не ранее чем через два года, когда мальчику исполнится 9 лет. Они опубликовали фотографию «супруга» Мариссы и Джека возле детской больницы, в которой находится одна из 55 трансгендерных клиник, работающих в настоящее время в Соединенных Штатах.

Однако аккаунт в социальных сетях дочери Аманды вскоре был удален, и у нее больше нет точной ссылки на слова о том, что ее дочь будет счастлива, когда Джеку начнут вводить блокаторы полового созревания, но у нее все еще есть эта фотография.

...Все больше родителей говорят о своей сердечной боли от потери своих детей, которую многие называют «трансгендерной социальной инфекцией».

До этого она обращалась ко многим светским журналистам – безрезультатно.

Итак, в 2008-м году её дочь Марисса, которая живет недалеко от Портленда, штат Мэн, была в отношениях с мужчиной. Она забеременела и родила Джека в 2009-м году. Эти отношения закончились вскоре после рождения Джека, и всего через несколько лет, когда Мариссе было 26 лет, она стала лесбиянкой и начала встречаться с женщиной. Приблизительно 16 месяцев спустя они «поженились» – это произошло в июне 2013 года. Через семь месяцев после этого «брака» ее «супруга» стала трансгендером, сменила имя на мужское и начала принимать гормоны. Пара рассталась в прошлом году и теперь делит опеку над Джеком.

Аманде Уилсон впервые что-то показалось странным в начале февраля 2016 года, на мероприятии, где Джек был со своей мамой. Он играл на улице, и бабушка заметила, что на нем был... девичий жакет с розовым мехом вокруг манжет и капюшона.

Несколько недель спустя, 1 мая, она получила письмо от Мариссы, в котором говорилось, что Джек – трансгендерная девочка, и что если семья и друзья не подтвердят и не поддержат «ее» в этой новой личности, они будут вычеркнуты из их жизни. Отныне они должны были называть Джека «Жаклин». Дочь добавила, что они позволят людям называть его «Джеки» в качестве прозвища, потому что Джек помог выбрать это имя, но они лично предпочитают имя «Жаклин».

«Казалось, что все это произошло мгновенно», – сказала Аманда Уилсон в недавнем интервью.

Помимо того, что «супруг» её дочери поменял пол, и что она слышала о трансгендерах в новостях по радио, она не была знакома с этой идеологией и вообще была из тех, кто не особенно следит за политикой.

Получив письмо, она не знала, что делать, потому что, хотя они с мужем и не верили в успех, они все же хотели выяснить, что происходит. Аманда Уилсон начала проводить собственное расследование в интернете, чтобы найти ресурсы о детях, которые считают себя трансгендерами.

В первый год Уилсон и ее муж решили вести себя как можно спокойнее, особенно когда Джек был с ними, но вскоре все изменилось. Иногда они брали Джека на выходные и просто позволяли ему веселиться и играть с ними. Они старались не обращать слишком много внимания на гендерную проблематику.

«Но каждый раз, когда мы отправляли его обратно, моя дочь была разочарована или чем-то рассержена», – сказала Аманда Уилсон, объяснив, что Марисса звонила ей и ругала ее за недостаточную лояльность как к «Жаклин», так и к «ее» «родителям».

То, что Уилсон называет «последней каплей», произошло более двух лет назад, в феврале 2017 года.

Джек был у Уилсонов на выходных, и Марисса упаковала летнее платье без рукавов для Джека, но температура была ниже нуля, и у них было несколько дюймов снега на земле. Поскольку было так холодно, Уилсон постирала то, что было у Джека накануне — диснеевскую футболку с золотыми буквами и джинсы для девочек, – чтобы ему было тепло, когда его повезут на день рождения, куда они собирались на следующий день.

На дне рождения Джеку было очень весело. Уилсон вспоминала, как он смеялся и возился с другими детьми в снегу с их санками.

Но Марисса была в ярости и в «совершенном шоке», когда узнала, что Джек ни разу не надевал летнее платье, находясь на попечении своих бабушки и дедушки в те выходные, как рассказывает госпожа Уилсон.

– И это был последний раз, когда я говорила с ней и видела его, – сказала расстроенная женщина.

Несмотря на то, что Джек всегда весело проводил время с бабушкой и дедушкой, для Мариссы это не имело значения. Они всегда делали что-то не так. Сердитые телефонные звонки продолжали поступать. Дочь настаивала на том, что Джек должен быть полностью «утвержден» в качестве девочки, и что её мать, госпожа Уилсон, также должна выразить свое одобрение тому, как она его воспитывает.

– Но когда он был здесь с нами, нам не нужно было ничего «утверждать». Мы просто играли с ним, – сказала она.

Хотя Джека заставляли поверить, что он на самом деле девочка, он никогда не говорил, что его бабушка не воспринимала его как девочку. Когда он был с ней, она говорила «Джек» скороговоркой, и это было очень похоже на Джеки.

Как раз перед Рождеством в 2016-м году Джек снова посетил своих бабушку и дедушку, и под елкой было много подарков для него от других друзей, которые были адресованы «Джеку», и это расстроило его. Уилсон и ее муж оставили его имя в своих подарках и просто отдали их ему.

Это было в те выходные, когда миссис Уилсон и Джек разговаривали за обедом, и когда бабушка спросила его: «Что такое пол?», а он ответил, что не знает, что такое пол, хотя от него требуют, чтобы он жил и поступал как ребенок противоположного пола.

Для миссис Уилсон этот разговор показал, как много путаницы было в бедной голове ее внука. Сегодня она считает, что если бы Джек не провел свои годы становления, наблюдая за переменой пола у «супруга» своей матери, он никогда бы не подумал, что он, возможно, родился в «неправильном» теле.

Примерно в это же время миссис Уилсон сама стала ходить к психотерапевту, чтобы разобраться в произошедшем, поскольку она изо всех сил пыталась понять, как оставаться хорошей бабушкой в этой запутанной ситуации. Она хотела рассказать Джеку о «фактах жизни» и объяснить биологию в терминах, понятных маленькому мальчику, но не сделала этого, потому что ее консультант предостерег от этого и убедил ее быть особенно осторожной.

Через две недели после того, как Уилсоны получили письмо о том, что Джек – девочка, ее дочь пригласила их встретиться с медицинским социальным работником, чтобы уменьшить их озабоченность. Они встретились с ней на следующей неделе.

– Её речи сводились к тому, что «просто позвольте ему исследовать свой пол», – сказала Уилсон.

Социальный работник выглядела любезной. Она, казалось, разделяла опасения, что у «супруга» их дочери были некоторые проблемы с гневом, отметила Уилсон.

Аманда Уилсон была тогда чрезвычайно смущена, поскольку то, что она слышала от своей дочери, противоречило тому, что говорила социальный работник. Когда она подняла этот вопрос позже по телефону со своей дочерью, Марисса очень рассердилась, а затем сказала, что состоится еще одна встреча со всеми четырьмя участниками: Уилсонами, Мариссой и ее «супругом». Аманда Уилсон и ее муж согласились на встречу.

– Ну, это было только около месяца спустя, и у клинициста было уже совершенно другое отношение, – вспоминает миссис Уилсон.

Она посмотрела мне в глаза и сказала: «Твоя внучка не думает, что она девочка. Она и есть девочка».

Аманда Уилсон была ошеломлена. Она не могла поверить, что это та самая женщина, которая была такой понимающей и доброй несколько недель назад, во время их предыдущей встречи.

– Я начала кричать на нее и сказала: «Нет, это неправда», – продолжила миссис Уилсон.

Затем она повернулась к «супругу» своей дочери, указала на нее и сказала: «Мой внук не больше девочка, чем ты парень».

Затем социальный работник попыталась успокоить всех, поскольку дискуссия становилась все более жаркой. Муж Уилсон тогда спросил о блокаторах полового созревания и их использовании применительно к маленьким детям. Та ответила, что это как будто дети едят конфеты, что действие препаратов обратимо, что от них нет никакого вреда.

Услышав, как она отмахивается от их вопросов, миссис Уилсон и ее муж встали и ушли, разгневанные.

Госпожа Уилсон не верила в то, что блокаторы похожи на конфеты, поскольку она много узнала об этом сама, из собственного расследования. Она нашла множество критических мнений о практике химического подавления пубертатных сигналов в мозге, о медицинских исследованиях, которые подтвердили её суждения, продиктованные всего лишь здравым смыслом.

– Если бы я ничего не знала о них, я думаю, что она, вероятно, смогла бы убедить моего мужа и меня, но поскольку у меня были некоторые знания, я была уже не новичок в этом вопросе, – сказала она.

По мнению Аманды Уилсон, Джек был просто маленьким мальчиком, который притворялся, что играет, надевая платья и занимаясь творчеством, и что в этом нет ничего особенного.

На второй встрече с социальным работником Марисса призвала ее смотреть телевизионное шоу «Я Джаз» на канале TLC.

«Это действительно отличное шоу, и оно научит вас многому», – сказала ей дочь в текстовом сообщении.

Уилсон решила посмотреть первые два эпизода сериала и была в совершенном ужасе, когда она закончила просмотр. Это шоу о 17-летней «девочке» по имени Джаз, которая раньше была мальчиком.

«Я отправила ей сообщение: ‟Ты позволила моему внуку смотреть это дерьмо? Ему 7 лет. И ты позволяешь ему смотреть это дерьмо?”» – спросила миссис Уилсон.

Между Амандой Уилсон и Мариссой началась настоящая большая схватка.

Бабушка в Массачусетсе не знает точно, применяют ли к ее внуку блокаторы полового созревания, но она подозревает, что это так. И она жалуется, что, если он действительно начал их принимать, он, вероятно, будет сидеть на них в течение нескольких лет, а затем будет поставлен на кросс-половые гормоны, которые стерилизуют его. Единственная связь с ним – это фотографии, которые друзья ее дочери иногда делают и присылают ей. «Родители» продолжают одевать его и обращаться с ним как с девочкой.

После столкновения в офисе терапевта в тот день в мае 2016 года миссис Уилсон продолжала исследовать тему блокаторов полового созревания, и ее ужас только рос. Она начала публиковать правдивую информацию о них на своей странице в Facebook вместе с выражениями гнева и отвращения, что они разрешены медициной и официальным здравоохранением. Один друг, согласный с ней, убедил ее перенести её высказывания на еще более публичный форум, чтобы больше людей могли их видеть.

Хотя она не разбиралась в компьютерах, она подумала, что это хорошая идея, и поэтому открыла аккаунт в Twitter. Вскоре она связалась с другими несчастными мамами и бабушками, которые прятались за псевдонимами, чтобы сохранить свою анонимность. Все они имели дело с детьми, которые считают, что они противоположного пола, и называют себя «трансгендерными» или «не бинарными».

«Я плачу каждую ночь, думая об этом», – сказала миссис Уилсон, предполагая, что нормальное физиологическое и сексуальное развитие ее внука с высокой вероятностью остановлено.

Аманда Уилсон беспокоится, что Джек в конечном итоге останется с изуродованным телом и сильно расщепленной психикой. Мысль о том, что, как и у 17-летней Джаз Дженнингс, у ее внука будет ущербный микро-пенис из-за всех гормонов и лекарств, которые он, возможно, сейчас принимает, часто мучает ее.

В худшие моменты ее мучает страх, что после химических воздействий Джек может начать считать свое тело настолько чужим, что через несколько лет его направят на хирургическую процедуру, где его недоразвитые гонады будут отрезаны, а его меньший, чем обычно, пенис перевернут, чтобы создать поддельное влагалище, которое будет частично построено с использованием части его кишечника.

– Когда я представляю, как он проходит через это, как Джаз, мне снятся кошмары, – печально сказала она.

– Я много плачу, – сказала Уилсон о печали, с которой она теперь живет каждый день, признавая, что иногда она прибегает к самолечению алкоголем. Она ходила к психологу, чтобы справиться со своими постоянными страданиями, но не решается принимать антидепрессанты.

В разговорах в интернете с другими страдающими мамами, активистами и несколькими журналистами, которые сопротивляются трансгендерному активизму и медикализации, часто возникает тема самоубийства.

– На самом деле было время, когда я думала, что смогу это сделать, – сказала миссис Уилсон угасающим голосом.

– Но я не хочу говорить об этом с другими матерями, потому что я не хочу вкладывать идеи о самоубийстве в их головы, – сказала она сквозь слезы.

Госпожу Уилсон больше всего бесит манипулятивная угроза, которую часто используют трансгендерные активисты, – что если детям не позволить поменять пол, они подвергнутся более высокому риску или действительно совершат самоубийство. Напротив: когда дети меняют пол, это часто создает суицидальные мысли у их родителей и бабушек и дедушек, которые не согласны с этим. Трансактивисты обвиняют родителей и семью, которые не поддерживают желание своего ребенка быть человеком противоположного пола, в «насилии» и в том, что они ненавидят своих детей, когда на самом деле все наоборот, – объяснила Аманда Уилсон.

– Я не думаю, что смогу убить себя, но я просто хочу умереть. Это разрушило меня настолько, что я просто хочу умереть, – говорит миссис Уилсон. – Но когда я вспоминаю о муже, о другом внуке, то внутренне собираюсь и продолжаю жить.

Чрезвычайно болезненными, кроме потери связи с внуком и дочерью, были и потери друзей.

Аманда Уилсон больше не разговаривает с парой сестер, ее подругами, с которыми она раньше больше 30 лет вместе праздновала День Благодарения и другие даты. Эти подруги встали на сторону дочери и полностью поддерживают «переход» Джека.

С тех пор как было объявлено, что Джек – девочка, всякий раз, когда госпожа Уилсон говорила по телефону с этими подругами, они использовали женские местоимения, когда речь шла о Джеке, и поправляли ее, когда она говорила о своем внуке с мужскими местоимениями. Миссис Уилсон не поправляла своих подруг, хотя ей и не нравилось, когда они так говорили. Но в конце концов она больше не могла это выносить.

– Я сказала: «Перестань меня поправлять», – вспоминает Аманда. Но ее подруга настаивала на женских местоимениях.

– Когда она сделала это в третий раз, я взорвалась, – сказала миссис Уилсон.

– Я ни разу не поправляла тебя. И я трижды просила тебя перестать меня поправлять. Это мой внук, а не ваш, – кричала она на нее в телефонную трубку.

Последовал ожесточенный спор, миссис Уилсон в конце концов сказала себе «я закончила» и повесила трубку.

Сестра подруги узнала об этом споре и позвонила Уилсон, чтобы сказать ей, что она должна извиниться за то, что кричала на собеседницу.

– Я сказала ей: «Ну, она это заслужила», – рассказала миссис Уилсон.

– Значит, мы больше не друзья, – добавила Аманда. – У нее хватало наглости поправлять меня каждый раз, когда я говорила «он», говоря «это она», или когда я произносила его имя, а она в ответ произносила имя девочки.

– Когда я думаю, сколько я пропустила за последние два года… ведь между 8 и 10 годами большая разница. Я думаю о том, как много я упустила, мы всегда были так близки до этого. Я не похожа на бабушку «Пока-увижу-тебя-через-год», и, думаю, именно поэтому я так опустошена. Мы были так близки. И теперь это ушло, – сказала она, оплакивая то, что не могла быть с внуком в его недавний день рождения.

28 февраля Джеку исполнилось 10 лет.

Миссис Уилсон хотела бы действовать законными методами, но она считает, что у нее нет помощи. Она связалась с несколькими адвокатами в Массачусетсе и даже нашла одного местного, который также имел лицензию на юридическую практику – как в своем родном штате, так и в штате Мэн, где живут ее дочь и внук, – но он не захотел взяться за дело. Другая юридическая фирма в штате Мэн сказала ей то же самое.

Помощник юриста сказал ей, что «права бабушек и дедушек тут очень слабы», и, с учетом проблем трансгендеров, они не хотели бы себе неприятностей или негативной рекламы.

Миссис Уилсон также позвонила в Службу защиты детей в надежде, что они могли бы помочь ей, но они ответили, что не могут сделать это, потому что трансгендерные дети, юридически говоря, не считаются злоупотреблением, хотя многие врачи считают это таковым.

– Я не могу найти покоя, – объясняет она. «Каждый раз, когда я пытаюсь найти покой, я говорю себе: "Хорошо, ты должна отпустить это, ты должна остановиться, ты сделала все, что могла". Но потом я говорю себе: "Нет, ты должна сделать больше, должно быть что-то еще". Поэтому я просто продолжаю это делать, и чем больше я продолжаю это делать, тем меньше у меня мира. И я не успокоюсь, пока не найдется какое-то решение».

Аманда Уилсон теперь советует родителям доверять своим инстинктам.

– Пусть ваш ребенок будет ребенком, – сказала она, когда ее спросили, что она скажет родителям, которым говорят, что их дети могут быть трансгендерами.

– Не водите их ни в какую гендерную клинику. Они не нуждаются в терапии в этом возрасте. Им нужно просто позволить играть.

Если мальчик надевает платье и начинает играть в куклы, не смотрите на это как на гендерное сообщение, добавила она.

– Я никогда не соглашусь, – продолжала она, – что дети могут менять пол. Нет ничего, что заставит меня передумать.

– Но это не мешает мне любить их. Я люблю свою дочь. Я люблю своего внука. Но то, что неправильно – неправильно. Я не могу и не буду пытаться убедить себя в том, что это не так.

Госпожа Уилсон считает, что она так непреклонна в своей борьбе потому, что сама стала жертвой сексуальной травмы в детстве; насилие началось до того, как ей исполнилось 6 лет, и продолжалось в течение многих лет, призналась она.

– И, конечно же, в этом возрасте я не понимала, что я претерпеваю, когда надо мной совершали эти надругательства, – говорит она.

Ее нынешняя борьба за спасение внука воскресила в её памяти множество подобных ужасных воспоминаний. Боль особенно сильна, и поэтому она продолжает поднимать красные флаги, в то время как ситуация с Джеком все ухудшается, а ей самой весь этот ужас, к сожалению, тоже знаком.

– Мне 57 лет. Я давно это пережила. И я думаю, что это заставляет меня бороться с этим еще сильнее, поэтому я так решительна. Я вижу, что это неправильно. Я знаю, что это неправильно, – уточнила она, поклявшись продолжать свою борьбу.

– То, что случилось со мной в детстве, неправильно, хотя тогда я и не знала, что это неправильно. Но теперь я это знаю. Вот что происходит с моим внуком. Но разница в том, что он не будет знать, что это неправильно, пока не станет достаточно взрослым. Хотя к тому времени у него, вероятно, уже так будут промыты мозги, что он все еще не будет знать, что это неправильно.

Источник: http://www.pravoslavie.ru/122573.