– Правильные представления о Григории Ефимовиче в первую очередь можно получить из сочинений самого старца. Я уже упоминал вышедшую недавно книгу «Вериги любви». В опубликованном в этом сборнике «Житии опытного странника» старец достаточно подробно описывает годы своих странствий, которые его многому научили. Пришло понимание и смысла жизни, и важности народного, крестьянского труда. Постепенно из молодого человека, еще не умудренного духовно и практически, он превращался в настоящего опытного странника, благочестивого христианина, способного дать мудрые советы многим из тех ближних, кому они требовались. Годы странствий научили Григория прежде всего смирению и любви.

В частности, спустя много лет, говоря о своих хождениях и о последующих значительных переменах в мировоззрении и образе жизни, он отмечал: 

   «Когда я стал ходить по святым местам, то стал чувствовать наслаждение в другом мире. 

   Велик, велик есть крестьянин перед Господом: он никаких балов не понимает, он в театре редко бывает, он только помнит: Сам Господь подать нес и нам велел – Божий трудовик! У него вместо органов – коса в руках; вместо увеселений – соха у сердца; вместо пышной одежды – какой-нибудь твердый армячок; вместо тройки лихой – какая-нибудь усталая лошадка. Он едет и вспоминает от души ко Господу: „Донеси меня с этой долины в Свое прибежище или до города“. Вот тут-то на нем Христос! А сам пешечком со слезами. Он здесь со Христом, а там уже давно на нем пребывает рай, т. е. он заготовил житницу Божию. Нередко приходится со словами Бога умолить и Фрола и Лавра помянуть, а все же таки с Богом и тут ему радость! А без Бога хотя и на тройке мчаться, а уныния полный экипаж» (Распутин-Новый Г. Е. Вериги любви. СПб., 2017. С. 44–45).

Процитирую и еще один фрагмент из «Жития опытного странника», который прямо свидетельствует о христианском мировоззрении Григория Ефимовича: 

   «Любовь – большая цифра! Пророчества прекратятся и знания умолкнут, а любовь – никогда... Не нужно добиваться почета и учения, а следить и искать Господа, и все ученые послушают глагол твоих или изречения твоего» (Там же. С. 46).

– О причинах формирования стереотипов я уже немного говорил, отвечая на предыдущий вопрос. На мой взгляд, основные источники делятся на две группы. Во-первых – это знакомые с Распутиным лица, имевшие к нему неприязнь. Здесь надо отметить, что из различных, весьма противоречивых и разрозненных сообщений можно так или иначе заключить, что в детстве и юности Григорий неоднократно претерпевал издевательства со стороны односельчан, что его не раз нещадно били. Впрочем, ничего странного в этом не было – в крестьянском мире той поры многие жили по принципу «кто сильнее, тот и прав». А Григорий не блистал физической силой и крепостью и к тому же еще и тяжело болел в юности. Кроме того, как уже говорилось, к когорте врагов старца присоединились и различного рода аферисты и проходимцы, возмущенные тем, что Григорий Ефимович не пожелал идти у них на поводу.

Во-вторых, важным обстоятельством, которое способствовало формированию негативного мнения о Распутине, было недовольство влиятельных придворных особ, в том числе многих членов Императорской фамилии, высокой значимостью при дворе «грязного мужика». Росту этого недовольства способствовали также малая воцерковленность и духовное невежество образованных слоев населения и окружения Царской Семьи. Г. Е. Распутин оказался совершенно не тем человеком, которого хотело увидеть в нем увлеченное оккультизмом «высшее общество». Кроме того, старцу было чуждо заискивание и человекоугодие, он прямо обличал великосветские пороки.

Что касается опровержения обвинений, то отмечу, что это громадная тема, требующая тщательного подхода, но в небольшом по объему интервью можно привести следующие показательные факты.

Так, обвинение в сектантстве не подтвердилось при расследовании, «хлыстовское дело» закрыли. Показания свидетелей по этому «делу» были сбивчивыми и противоречивыми. Инициаторы его преследовали цель якобы открыть глаза Императору и Императрице, показать порочность натуры Распутина и добиться удаления старца из дворца. Первый удар по Распутину был нанесен в его родном селе Покровском, где представители местного духовенства и некоторые миряне, очевидно из зависти и по ряду других причин, оклеветали Григория Ефимовича, что привело к возбуждению «первого хлыстовского дела». Содержащиеся в нем обвинения совершенно голословны и подчас просто абсурдны, почему «дело» полностью развалилось. В начале 1912 года к травле Распутина активно подключилась Государственная Дума, особенно преуспели в этом депутаты А. И. Гучков и М. В. Родзянко. Вновь из архивов было извлечено «хлыстовское дело», которое на сей раз закончилось полным снятием всех подозрений в принадлежности Распутина к тайной секте.

Известный исследователь сектантства В. Д. Бонч-Бруевич, соратник В. И. Ленина, впоследствии – управляющий делами Совета народных комиссаров, которого даже хотя бы в силу его политических взглядов уж никак невозможно причислить к почитателям старца, проявил к его деятельности чисто профессиональный интерес. Познакомившись с ним через салон баронессы В. И. Икскуль-фон-Гильденбанд и пообщавшись лично, он выступил затем с сообщением о Распутине на заседании октябристской партии.

Выводы Бонч-Бруевича по итогам этих встреч были опубликованы в левом журнале «Современник» как «письмо к издателю»: 

   «Познакомившись с Г. Е. Распутиным-Новым и проведя много времени в ходе семи исчерпывающих с ним разговоров, считаю своим моральным долгом высказать свое мнение по вопросу, является ли Распутин сектантом, тем более что этот вопрос был затронут, хотя и не прямо, в интерпелляции в Государственной Думе и в некоторых выступлениях депутатов при обсуждении бюджета Cв[ятейшего] Синода. 

   Строго ограничиваясь упомянутым выше вопросом, я заявляю, что Григорий Ефимьевич Распутин-Новый является типом православного крестьянина из далекой и отсталой провинциальной России и не имеет ничего общего ни с каким сектантством. Будучи более осведомленным о догматической стороне доктрины Православия, чем это наблюдается среди крестьян, и зная Библию и Евангелие значительно хуже, чем большинство сектантов, Григорий Ефимьевич признает все Таинства, ритуалы и догмы Православной Церкви именно так, как они толкуются в Православии, без малейших отклонений или критики. Он считает, что было бы чрезвычайно грешно и безнравственно даже обсуждать такие вопросы, ибо, как он сказал мне, „нечего мирянину обсуждать вопросы, установленные Самим Господом“».

И в заключение: 

   «Исходя из широких личных наблюдений над сектантами и из обстоятельного знакомства с их методами мышления, методами рассуждения, толкования веры, обдумывания и из ряда почти неопределимых подробностей, основываясь на тщательном изучении всего, что до сих пор было написано о Г. Е. Распутине-Новом.., исходя, наконец, из длительных личных собеседований с Распутиным, которые велись в присутствии свидетелей, равно как и строго конфиденциально, при которых я умышленно пытался добиться полной ясности и точности в отношении его религиозных верований, я считаю своим долгом открыто заявить, что Г. Е. Распутин-Новый является полностью и совершенно убежденным православным христианином, а не сектантом… Владимир Бонч-Бруевич. Петербург» (Цит. по: Катков Г. М. Февральская революция. М., 1997. С. 207–208).

Про обвинения Распутина в колдовстве я уже отчасти говорил. Духовно невежественным представителям «высшего света», многие из которых сами были увлечены оккультизмом (достаточно вспомнить всеобщий интерес к спиритизму, т. н. столоверчению), всюду чудились оккультисты и мистики.

Далее, Григорий Ефимович, вопреки ошибочным представлениям о нем как о «вечно пьяном мужике», высказывал в интервью «Петербургской газете» вполне здравые суждения о необходимости борьбы с зеленым змием и предлагал меры по отрезвлению народа:

   «Дело борьбы с исконным злом Руси – пьянством... – конечно, дело почтенное, и чем более будет в этом деле замечаться усердие и старание на общую пользу, тем оно, дело то, значит, будет успешнее. А что касается насчет слухов, о которых ты говоришь, так на это скажу вот что: нет дыма без огня. А только насчет каких подробностев, уволь, братец, не скажу. А почему, спросишь... Да очень просто: хотим дело начать, и дело настоящее, без всякого шума».

И затем старец простым, безхитростным языком продолжал, отвечая на вопрос корреспондента о том, есть ли благие результаты от принятых в 1914 году правительственных мер по борьбе с пьянством: «И очень даже... Пьянство на убыль пошло, это так...» И далее: 

   «А вот, кстати.., спрашивал меня об этой, бишь, о трезвости, как ее насаждать надо... Так еще скажу вот что: много позаботиться об отрезвлении народном надлежит пастырям нашим, многое от них тоже зависимо, и многое можно при желании и умении им сделать...» (Петербургская газета. 1914. 29 мая).

Все т. н. «свидетельства» о безпробудном пьянстве и разврате Григория Распутина основаны главным образом на данных наружных наблюдений (об этом весьма сомнительном источнике мы еще скажем). С подачи товарища министра внутренних дел, масона, тайного врага монархической государственности В. Ф. Джунковского, был сфабрикован инцидент в ресторане «Яр», распространялись клеветнические слухи о старце. 

Тем не менее, несмотря на шквал грязи в адрес Григория Ефимовича со всех сторон, он неизменно пользовался благорасположением Царской Семьи.

Особое место в антираспутинской травле занимали инсинуации о якобы огромном влиянии Распутина на политическую жизнь России и непосредственно на Императора. Факты демонстрируют обратное: Император учитывал мнения различных политических сил, прислушивался ко многим лицам (в том числе и Распутину), но всегда самостоятельно принимал решения, руководствуясь здравым смыслом и своими убеждениями. 

Со слухами о политическом всемогуществе старца перемежались сплетни о якобы имевшем место «германофильстве» и даже шпионаже в пользу Германии. Эти наветы не имеют никакого документального подтверждения; сформированная с подачи А. Ф. Керенского Чрезвычайная следственная комиссия Временного правительства, несмотря на все потуги, так и не смогла установить факты, связанные со шпионажем и государственной изменой, равно как и с якобы громадным политическим влиянием Григория Ефимовича.

– У людей, пытающихся объективно разобраться в этой теме, возникают конкретные недоумения. Адресую Вам наиболее распространенные: 

1) О причинах неприятия Г. Е. Распутина практически всеми родственниками Царской Семьи отчасти сказано в ответах на предыдущие вопросы. Резюмируя, подчеркну: сам факт пребывания у Престола «грубого, грязного мужика» вызывал недоверие, ревность, возмущение. К тому же, когда этот «мужик» начинал открыто обличать порочность некоторых представителей Императорского дома, эта неприязнь к старцу еще более усиливалась. Наконец, думается, имела место своего рода, если можно так выразиться, корпоративная солидарность членов Императорского дома, державшихся друг за друга и всецело веривших различным слухам и сплетням.

2) Полагаю, корень негативного отношения значительной части правых к личности Распутина нужно искать непосредственно в мировоззрении критиков. Так, редактор консервативных «Московских ведомостей» Л. А. Тихомиров по молодости был народником, а один из лидеров черносотенного «Союза Русского Народа» Б. В. Никольский в юности увлекался идеями либерализма и отличался некоторой «левизной» своих взглядов. 

Либеральные и революционные настроения буквально витали в воздухе, становились популярными в совершенно различных слоях общества – особенно в высшем свете, в среде интеллигенции. Наиболее проницательные, патриотически настроенные представители интеллектуальной элиты постепенно прозревали, понимали утопичность и пагубность чуждых, навязанных России извне идей, вставали на путь поддержки консерватизма и монархизма. Однако это «прозрение» шло медленно и далеко не последовательно. Кроме того, в условиях практически полного господства печати либерального и левого направления значительная часть правых верила в усиленно распространяемые тогдашними средствами массовой информации слухи о непристойном поведении Друга Царской Семьи. Последующие события, в том числе кровавая революция 1917 года, в зарождающийся огонь которой они фактически подбрасывали хворост, сами того не осознавая, наглядно показали, к чему привела такая недальновидность многих правых.

По правде сказать, некоторые правоконсервативные деятели вели себя по отношению к Г. Е. Распутину иначе, не поддаваясь ставшей чуть ли не всеобщей антираспутинской истерии. Показательна, например, запись в дневнике Великого Князя Константина Константиновича (известного также как поэт К. Р.) от 17 января 1910 года: 

   «Его Святейшество Владимир (видимо, речь идет о митрополите Московском и Коломенском Владимире (Богоявленском), будущем священномученике) пожелал говорить со мной. Епископ говорил о каком-то юродивом Григории, простом крестьянине, которого ввела к Императрице Александре Феодоровне Милица и который, по-видимому, имеет большое влияние на окружение Царицы. Я был неприятно удивлен, что епископ коснулся предмета, нам совершенно чуждого, и такого, в котором крайне трудно установить, где кончается правда и начинаются слухи» (Цит. по: Мейлунас А., Мироненко С. Николай и Александра: Любовь и жизнь. М., 1998. С. 324). 

Однако, конечно, Константин Константинович был в явном меньшинстве. Большинство консерваторов присоединилось к либералам и левым в огульной критике деятельности Распутина, при этом зачастую даже не зная его лично. Пожалуй, дальше всех зашел здесь основатель «Русского Народного Союза имени Михаила Архангела» В. М. Пуришкевич, ставший в итоге одним из убийц старца Григория.

3) Существует много свидетельств о том, что Иоанн Кронштадтский и Григорий Распутин были знакомы и находились в хороших отношениях. Впрочем, враги Григория Ефимовича и фактически тайные враги Царского Престола и России стремились представить дело так, будто бы сибирский старец, первоначально восторгавшийся отцом Иоанном, впоследствии якобы начал поносить его. Подобное суждение находим, например, в воспоминаниях генерала В. Ф. Джунковского: 

   «Увлечение Великих Княгинь, рожденных черногорских княжон, продолжалось до тех пор, пока Распутин не распоясался и не стал поносить покойного отца Иоанна Кронштадтского, которого они почитали как святого. Этого было достаточно – Великий Князь Николай Николаевич приказал его больше не пускать» (Джунковский В. Ф. Воспоминания. М., 1997. Т. 1. С. 619).

Но эти лживые утверждения опровергаются иными свидетельствами, прежде всего, исходящими от самого Г. Е. Распутина. Так, в 1915 году в цитируемых уже «Моих мыслях и размышлениях» он два раза упоминает знаменитого праведника:

   «...Когда отец Иоанн Кронштадтский служил, то в храме дух нищеты был и тысячи шли к нему за нищетой духовной»; «...Какая у нас величина счастия, и хотелось бы, чтобы нашу веру не унижали, а она без весны цветет над праведниками, для примера указать можно на отца Иоанна Кронштадтского, и сколько у нас светил – тысяча мужей Божиих» (Распутин-Новый Г. Е. Вериги любви. С. 154, 179).

После кончины Всероссийского пастыря Григорий Ефимович постоянно посещал его могилу в Иоанновском монастыре на Карповке. Это признает даже недруг Распутина – монах-расстрига Илиодор (Труфанов), который в своей известной книге описал одно из таких посещений, бывшее на Светлой седмице (см.: Григорий Распутин. Сб. исторических материалов. Т. 1. С. 306). Подтверждают данный факт и исследованные мною дневники наружного наблюдения за «Русским» (т. е. за Г. Е. Распутиным) за 1912 год (см., напр.: Наблюдение за «Русским». 1912 г. // ГАРФ. Ф. 111. Оп. 1. 1912 г. Д. 2975. Л. 80).

Историк С. В. Фомин обращает внимание на еще одно примечательное свидетельство. Некий Д. Разумовский, ехавший с Распутиным в поезде в январе 1913 года, завел речь о Кронштадтском пастыре: «Вот Иоанн Кронштадтский весь горел для блага тысяч и сотен тысяч верующих или искавших веры и не уклонялся от людей». Распутин на это улыбнулся и сказал: «То великий светильник и чудотворец. Разве я могу сравниться с ним? Творю, как у меня на душе, и говорю только тем, кто меня слушает» (Разумовский Д. С Григорием Распутиным // Дым Отечества. 1913. № 4. С. 8).

Нельзя не согласиться со сделанным на основании этого и иных случаев выводом: «Каждый из приведенных нами фактов в отдельности можно подвергать сомнению, но всю их совокупность (разумеем под этим не простую сумму, но, прежде всего, взаимную сопряженность, перекрестную зависимость) отрицать никак невозможно» (Фомин С. В. Григорий Распутин: расследование. «Боже, храни Своих!». М., 2009. С. 174).

Отметим, впрочем, что в дореволюционной печати получили широкое распространение голословные утверждения о том, что сам Всероссийский пастырь при жизни якобы даже отказывался общаться с Распутиным, считая его порочным человеком. Наиболее известной сегодня является ссылка на публикацию будущего священномученика Философа Орнатского, которая была напечатана в газете «Петербургский курьер» 2 июля 1914 года, т. е. через три дня после покушения на Распутина Хионии Гусевой. Согласно утверждению отца Философа, якобы отец Иоанн спросил старца:«Как твоя фамилия?» И когда последний ответил:«Распутин», сказал: «Смотри, по фамилии твоей и будет тебе». Отец Философ, вслед за многочисленными противниками старца, начитавшимися антираспутинской пропаганды, считал, что фамилия «Распутин» оказалась «говорящей» и что Гусева нанесла ему роковой удар именно за «распутство». Но нужно учитывать, что отец Философ не был свидетелем якобы имевшей место встречи Иоанна Кронштадтского с Распутиным и не указывает источник этого рассказа.

Сейчас уже можно говорить про формирование мифа о якобы отрицательном отношении двух подвижников между собой. Делалось это антираспутинскими силами уже через несколько лет после кончины Кронштадтского пастыря. В либеральных периодических изданиях («Речь», «Вечернее время» и проч.) публиковались лживые статейки, касающиеся их общения.