21.10.2018
Художник Максим Фаюстов, выпускник Российской академии живописи, ваяния и зодчества И. С. Глазунова, автор известных картин «Русский герой – Евгений Родионов» и «Шестая рота» (о легендарных псковских десантниках). Подвиги героев – как прошлого (св. Димитрия Донского, Ивана Сусанина, Космы Минина…), так и в особенности современные (например, участников Чеченской войны) являются ключевой темой его творчества. И, как и всех нас, Максима глубоко волнует и трогает непрекращающаяся война на Малой Руси…
– Максим, знаем, что Вы ездили в Донецк. Какая там сейчас обстановка? Какова вообще была цель Вашей поездки? Какие-то творческие планы?
– Это уже моя вторая поездка. Я собирался где-то в тех местах, в зависимости от ситуации, поработать. Все с собой взял: этюдник, краски, холсты… Но, к сожалению, там началось обострение военных действий. А еще и погода испортилась. Постоянно шел дождь, дорога раскисла, и я уже думал, что не попаду туда. Потому что, естественно, проходящую там дорогу никто не ремонтирует – она обстреливается. Но потом все-таки удалось добраться...
Линия фронта проходила буквально в полукилометре. Передвигаются там все очень быстро. Когда останавливаются, машину сразу же прячут: под дерево или за ветками, чтобы не видно было. Стараются и двигатель тут же глушить: потому что на звук работающего мотора могут стрелять из гранатометов.
– А как ополченцы? Вы общались с ними?
– Общение было кратким, но и за эти минуты несложно увидеть, что люди изголодались, истосковались по человеческому вниманию. Они особенно, как никто другой, ценят каждую минуту жизни. Если мы можем скучать, быть чем-то недовольны, то там человек знает и помнит, что его в любую минуту могут убить! И совершенно по-другому ко всему относится. У них какая-то светлая радость в глазах. Хотя условия очень тяжелые, живут в заброшенных домах, как нищие. Готовят на кирпичах. Окна везде, где я был, заложены мешками. Свет пробивается лишь сквозь какие-то щели. Темнота. Все ходят с налобными фонариками, как шахтеры…
– Удалось ли встретиться с кем-то из командиров?
– Я попал в подразделение (не знаю, как оно называется), где командиром был боец с позывным «Мамай». Такая интернациональная бригада там у них.
Вообще, в Донецке в рядах ополченцев воюют люди со всего мира: из России, бывшего СНГ, Европы...
А до Мамая командиром был «Абхаз». Я его узнал при интересных обстоятельствах. Он на вид был совсем молодым, да и в спортивном костюме, будто турист какой-то. Я даже подумал, что это новобранец, которого взяли, чтобы присматривался. А потом за разговором, когда они начали обсуждать винтовки, говорить про снайперов, он показал себя очень знающим человеком и опытным бойцом. Вот после него командиром стал «Мамай» – Олег Мамиев, осетин.
А через три дня, как я к ним съездил, на этом же месте, где мы с ним были, Мамая убили. Есть такой автоматический гранатомет, как пулемет, АГС, который стреляет большими разрывающимися гранатами. И вот одна из гранат над ним разорвалась. Он получил ранение в голову и скончался…
– Что еще Вам запомнилось?
– При передвижении – меня сразу предупредили – надо держать дистанцию 10 метров: то есть ты отстаешь от впереди идущего человека, и следующий за тобой тоже отстает. Получается, ты идешь один, никого не видишь. Только можешь слышать где-то вдалеке голос замыкающего: «Здесь пригнись. Тут быстрее. Тут бегом…» От этого чувство такое, просто… Одно дело идти группой с людьми, вооруженными автоматами. А когда один... Тем более там кругом видны последствия войны: руины, следы от разрывов снарядов и от пуль. Понимаешь, что не для перестраховки все это – перемещения быстрые, нагибания...
– А боевые действия идут?
– Там стрельба – каждый день. По сути Минские соглашения предполагают отвод тяжелых вооружений, окончание наступательных действий, перемирие. На самом же деле бои не прекращаются. И тяжелое вооружение применяется в основном, конечно, украинской стороной. Они постоянно пытаются атаковать! Пробуют прорваться то в одном, то в другом месте, большими, малыми группами. Один из таких прорывов случился как раз тогда, когда я уже собирался уезжать. Офицеров, прапорщиков подняли по тревоге. Все разошлись на позиции или на дежурства. Вообще никого не осталось. Было наступление в районе Горловки.
– Вы как-то отмечали, что потери в войне на Украине больше, чем в Афганистане. Из чего это видно?
– Насчет Афганистана есть официальные данные потерь с нашей стороны: за 10 лет – 15 тысяч человек убитыми. Да, плюс еще много раненых, искалеченных. Но там все можно было посчитать, потому что это были воинские потери. Конкретно, люди, солдаты. А тут вначале был просто хаос: кого, когда, сколько убили? Кто это будет считать? Разорвался снаряд – сколько погибло людей? Вся семья или кто-то уцелел? Посчитать это в принципе невозможно. Да никто этим и не занимался… С украинской стороны они как-то объявляли потери – что-то около 10 тысяч. Т. е. у Украины (хотя это такие же Русские люди) сейчас уже потерь больше, чем у Советского Союза в Афганской войне. Ну, и, соответственно, ополченцев убитых не меньше…
А самое страшное – разрушен мир у людей. Они прожили там всю жизнь – это их Родина. Жили на этой земле поколениями! Дома, хозяйственные постройки, огороды... Южный край – богатый. Там растет все, там – и уголь, и металл, и много еще всего. Неслучайно войну разожгли в таком месте, плодородном и богатом, где и людей много, и ресурсов. Одно дело – воевать в полях, где никого нет. А тут линия фронта проходит по самым густонаселенным районам Украины. Донбасс из всех украинских областей был самым плотнонаселенным...
– А про подвиги каких-то рассказов не слышали?
– Про такие, как у Александра Матросова – нет. Но там каждый день как подвиг. Например, представьте, в укрепленном здании люди сидят в подвале, и их каждый день обстреливают тяжелой артиллерией. И там находиться… Это жутко, разрывы происходят буквально над головой, все сотрясается.
В первый раз, когда я был там в зоне боевых действий, украинские позиции располагались на расстоянии полукилометра, через поле, а в этот раз – уже не дальше 50–70 метров. Т. е. их было видно… Окопы их, укрепления, бойницы...
– Результатом Ваших поездок на Донбасс стал ряд работ. Вы показывали их на выставках?
– Одну выставку у меня получилось провести в Славянском центре, в Черниговском переулке в Москве, осенью, год назад, в ноябре. Она продолжалась где-то месяц. А потом – в Петербурге, в музее Суворова...
Интересно, что в Славянском центре организаторы не знали, что я буду выставлять. И я сам до этого в том помещении не был, где выставка планировалась. И оказалось, одна из стен того зала занята фотографиями героев, погибших в Донецкой и Луганской республиках. Вот такое совпадение. Герои – живые и мертвые, на полотнах и фото – встретились в одном месте.
Рассказанный Максиму Фаюстову ополченцем чудесный случай (см. с. 7) наводит на размышления. Вот боец – если бы не споткнулся, то погиб. Но и Донецкая и Луганская области, если бы не война, тоже, возможно, духовно погибли бы. Люди здесь были как-то очень атеистически настроены. Научились жить без Бога. Но ведь в большинстве своем это крещеные христиане, продолжатели рода своих православных предков! А Бог, если хочет спасти человека, посылает ему скорби: кого любит, того и наказывает, как сказано в Священном Писании. И, наверное, Господь, видя опасность духовной погибели, попустил им это преткновение – войну. Причем она была предсказана! Еще схиархимандрит Иона Одесский говорил, что через год после его смерти начнется война, что и исполнилось. Но тот же старец предрек и благоприятное ее окончание.
А мы не превосходим наших братьев из Новороссии в вере и благочестии. Поэтому не должны оставаться безпечными…
А после второй поездки я написал портрет погибшего комбата Мамая. Тут и думать было нечего. Как услышал эту печальную новость, решил: теперь моя обязанность – память человека хоть как-то увековечить. Он произвел на меня замечательное впечатление. Большой мужчина, мощный – борец такой. Но чувствовалось, что он очень добрый...
– А какие-то светлые моменты из суровых будней ополченцев помните?
– Мне как-то сказали, что есть там икона чудотворная. Толком ничего не могли объяснить, просто отвезли и говорят: «Вот здесь, сейчас тебе покажут…» Пришел молодой паренек. Икона оказалась «Умягчение злых сердец». И что меня удивило, у него там, в храме, в рабочем помещении вроде кельи, стоит, как икона, книга о Жене Родионове, с его портретом, а рядом – большой плакат ребят-десантников шестой роты. Говорю ему: «А я писал картину про Женю Родионова». «Да, да, – отвечает, – я его знаю. И маму его знаю, Любовь Васильевну».
Поговорили и расстались. Ну, мало ли: многие знают про Любовь Васильевну.
А через несколько дней была память Евгения Родионова, 23 мая. Я поехал на его могилку, и встречаю там этих людей из Донецка, с этой иконой.
И там же, смотрю, ребята разные, и один в военной форме. У него шеврон – «Пятнашка». Подошел к нему, познакомились. Молодой парень, лет 25, не больше. Он говорит: «С 2014 года я воюю». И один случай рассказал: «Шел я как-то, и вдруг у меня шнурок развязался, я споткнулся и упал на колени. И в этот момент в стенку над головой врезается или снаряд, или очередь попала, или осколок. В общем, в стену врезалось что-то надо мной. Т. е. если бы я не споткнулся, этот осколок был бы во мне»…
Беседовал
Александр МАЛИНИН
Источник: Газета «Православный Крест», № 20 (212) 15 октября 2018 г.
http://www.pkrest.ru
<-назад в раздел
«Там каждый день как подвиг»
9 мая 2018 года в Донецке. Герои Новороссии в Безсмертном полку
Художник Максим Фаюстов, выпускник Российской академии живописи, ваяния и зодчества И. С. Глазунова, автор известных картин «Русский герой – Евгений Родионов» и «Шестая рота» (о легендарных псковских десантниках). Подвиги героев – как прошлого (св. Димитрия Донского, Ивана Сусанина, Космы Минина…), так и в особенности современные (например, участников Чеченской войны) являются ключевой темой его творчества. И, как и всех нас, Максима глубоко волнует и трогает непрекращающаяся война на Малой Руси…
– Максим, знаем, что Вы ездили в Донецк. Какая там сейчас обстановка? Какова вообще была цель Вашей поездки? Какие-то творческие планы?
– Это уже моя вторая поездка. Я собирался где-то в тех местах, в зависимости от ситуации, поработать. Все с собой взял: этюдник, краски, холсты… Но, к сожалению, там началось обострение военных действий. А еще и погода испортилась. Постоянно шел дождь, дорога раскисла, и я уже думал, что не попаду туда. Потому что, естественно, проходящую там дорогу никто не ремонтирует – она обстреливается. Но потом все-таки удалось добраться...
«Пожилой ополченец».
2018 год, холст, масло, 120х90 см
2018 год, холст, масло, 120х90 см
Линия фронта проходила буквально в полукилометре. Передвигаются там все очень быстро. Когда останавливаются, машину сразу же прячут: под дерево или за ветками, чтобы не видно было. Стараются и двигатель тут же глушить: потому что на звук работающего мотора могут стрелять из гранатометов.
– А как ополченцы? Вы общались с ними?
– Общение было кратким, но и за эти минуты несложно увидеть, что люди изголодались, истосковались по человеческому вниманию. Они особенно, как никто другой, ценят каждую минуту жизни. Если мы можем скучать, быть чем-то недовольны, то там человек знает и помнит, что его в любую минуту могут убить! И совершенно по-другому ко всему относится. У них какая-то светлая радость в глазах. Хотя условия очень тяжелые, живут в заброшенных домах, как нищие. Готовят на кирпичах. Окна везде, где я был, заложены мешками. Свет пробивается лишь сквозь какие-то щели. Темнота. Все ходят с налобными фонариками, как шахтеры…
– Удалось ли встретиться с кем-то из командиров?
– Я попал в подразделение (не знаю, как оно называется), где командиром был боец с позывным «Мамай». Такая интернациональная бригада там у них.
Вообще, в Донецке в рядах ополченцев воюют люди со всего мира: из России, бывшего СНГ, Европы...
«Сварог». 2018 год, холст, масло, 120х90 см
А до Мамая командиром был «Абхаз». Я его узнал при интересных обстоятельствах. Он на вид был совсем молодым, да и в спортивном костюме, будто турист какой-то. Я даже подумал, что это новобранец, которого взяли, чтобы присматривался. А потом за разговором, когда они начали обсуждать винтовки, говорить про снайперов, он показал себя очень знающим человеком и опытным бойцом. Вот после него командиром стал «Мамай» – Олег Мамиев, осетин.
А через три дня, как я к ним съездил, на этом же месте, где мы с ним были, Мамая убили. Есть такой автоматический гранатомет, как пулемет, АГС, который стреляет большими разрывающимися гранатами. И вот одна из гранат над ним разорвалась. Он получил ранение в голову и скончался…
– Что еще Вам запомнилось?
– При передвижении – меня сразу предупредили – надо держать дистанцию 10 метров: то есть ты отстаешь от впереди идущего человека, и следующий за тобой тоже отстает. Получается, ты идешь один, никого не видишь. Только можешь слышать где-то вдалеке голос замыкающего: «Здесь пригнись. Тут быстрее. Тут бегом…» От этого чувство такое, просто… Одно дело идти группой с людьми, вооруженными автоматами. А когда один... Тем более там кругом видны последствия войны: руины, следы от разрывов снарядов и от пуль. Понимаешь, что не для перестраховки все это – перемещения быстрые, нагибания...
– А боевые действия идут?
– Там стрельба – каждый день. По сути Минские соглашения предполагают отвод тяжелых вооружений, окончание наступательных действий, перемирие. На самом же деле бои не прекращаются. И тяжелое вооружение применяется в основном, конечно, украинской стороной. Они постоянно пытаются атаковать! Пробуют прорваться то в одном, то в другом месте, большими, малыми группами. Один из таких прорывов случился как раз тогда, когда я уже собирался уезжать. Офицеров, прапорщиков подняли по тревоге. Все разошлись на позиции или на дежурства. Вообще никого не осталось. Было наступление в районе Горловки.
– Вы как-то отмечали, что потери в войне на Украине больше, чем в Афганистане. Из чего это видно?
– Насчет Афганистана есть официальные данные потерь с нашей стороны: за 10 лет – 15 тысяч человек убитыми. Да, плюс еще много раненых, искалеченных. Но там все можно было посчитать, потому что это были воинские потери. Конкретно, люди, солдаты. А тут вначале был просто хаос: кого, когда, сколько убили? Кто это будет считать? Разорвался снаряд – сколько погибло людей? Вся семья или кто-то уцелел? Посчитать это в принципе невозможно. Да никто этим и не занимался… С украинской стороны они как-то объявляли потери – что-то около 10 тысяч. Т. е. у Украины (хотя это такие же Русские люди) сейчас уже потерь больше, чем у Советского Союза в Афганской войне. Ну, и, соответственно, ополченцев убитых не меньше…
А самое страшное – разрушен мир у людей. Они прожили там всю жизнь – это их Родина. Жили на этой земле поколениями! Дома, хозяйственные постройки, огороды... Южный край – богатый. Там растет все, там – и уголь, и металл, и много еще всего. Неслучайно войну разожгли в таком месте, плодородном и богатом, где и людей много, и ресурсов. Одно дело – воевать в полях, где никого нет. А тут линия фронта проходит по самым густонаселенным районам Украины. Донбасс из всех украинских областей был самым плотнонаселенным...
– А про подвиги каких-то рассказов не слышали?
– Про такие, как у Александра Матросова – нет. Но там каждый день как подвиг. Например, представьте, в укрепленном здании люди сидят в подвале, и их каждый день обстреливают тяжелой артиллерией. И там находиться… Это жутко, разрывы происходят буквально над головой, все сотрясается.
В первый раз, когда я был там в зоне боевых действий, украинские позиции располагались на расстоянии полукилометра, через поле, а в этот раз – уже не дальше 50–70 метров. Т. е. их было видно… Окопы их, укрепления, бойницы...
– Результатом Ваших поездок на Донбасс стал ряд работ. Вы показывали их на выставках?
– Одну выставку у меня получилось провести в Славянском центре, в Черниговском переулке в Москве, осенью, год назад, в ноябре. Она продолжалась где-то месяц. А потом – в Петербурге, в музее Суворова...
Максим Фаюстов на открытии своей выставки
в Донецке, май 2017 года
в Донецке, май 2017 года
Интересно, что в Славянском центре организаторы не знали, что я буду выставлять. И я сам до этого в том помещении не был, где выставка планировалась. И оказалось, одна из стен того зала занята фотографиями героев, погибших в Донецкой и Луганской республиках. Вот такое совпадение. Герои – живые и мертвые, на полотнах и фото – встретились в одном месте.
Рассказанный Максиму Фаюстову ополченцем чудесный случай (см. с. 7) наводит на размышления. Вот боец – если бы не споткнулся, то погиб. Но и Донецкая и Луганская области, если бы не война, тоже, возможно, духовно погибли бы. Люди здесь были как-то очень атеистически настроены. Научились жить без Бога. Но ведь в большинстве своем это крещеные христиане, продолжатели рода своих православных предков! А Бог, если хочет спасти человека, посылает ему скорби: кого любит, того и наказывает, как сказано в Священном Писании. И, наверное, Господь, видя опасность духовной погибели, попустил им это преткновение – войну. Причем она была предсказана! Еще схиархимандрит Иона Одесский говорил, что через год после его смерти начнется война, что и исполнилось. Но тот же старец предрек и благоприятное ее окончание.
А мы не превосходим наших братьев из Новороссии в вере и благочестии. Поэтому не должны оставаться безпечными…
А после второй поездки я написал портрет погибшего комбата Мамая. Тут и думать было нечего. Как услышал эту печальную новость, решил: теперь моя обязанность – память человека хоть как-то увековечить. Он произвел на меня замечательное впечатление. Большой мужчина, мощный – борец такой. Но чувствовалось, что он очень добрый...
– А какие-то светлые моменты из суровых будней ополченцев помните?
– Мне как-то сказали, что есть там икона чудотворная. Толком ничего не могли объяснить, просто отвезли и говорят: «Вот здесь, сейчас тебе покажут…» Пришел молодой паренек. Икона оказалась «Умягчение злых сердец». И что меня удивило, у него там, в храме, в рабочем помещении вроде кельи, стоит, как икона, книга о Жене Родионове, с его портретом, а рядом – большой плакат ребят-десантников шестой роты. Говорю ему: «А я писал картину про Женю Родионова». «Да, да, – отвечает, – я его знаю. И маму его знаю, Любовь Васильевну».
«Мамай». 2018 год, холст, масло, 90х30 см
Поговорили и расстались. Ну, мало ли: многие знают про Любовь Васильевну.
А через несколько дней была память Евгения Родионова, 23 мая. Я поехал на его могилку, и встречаю там этих людей из Донецка, с этой иконой.
И там же, смотрю, ребята разные, и один в военной форме. У него шеврон – «Пятнашка». Подошел к нему, познакомились. Молодой парень, лет 25, не больше. Он говорит: «С 2014 года я воюю». И один случай рассказал: «Шел я как-то, и вдруг у меня шнурок развязался, я споткнулся и упал на колени. И в этот момент в стенку над головой врезается или снаряд, или очередь попала, или осколок. В общем, в стену врезалось что-то надо мной. Т. е. если бы я не споткнулся, этот осколок был бы во мне»…
Беседовал
Александр МАЛИНИН
Источник: Газета «Православный Крест», № 20 (212) 15 октября 2018 г.
http://www.pkrest.ru
