25.09.2018

Я вошла в церковную жизнь благодаря книгам отца Александра Меня. Именно через эти ворота Господь уловил мою душу и привел к Своим Таинствам. Это случилось в 1994 году, уже после смерти батюшки. Зато наш приход был заполнен его духовными чадами, на территории храма находился Фонд, издававший его книги, а старостой с некоторого времени стала его вдова, Наталья Федоровна. Поэтому мое церковное воспитание проходило под ореолом личности отца Александра: прочитывались все появлявшиеся труды священника и книги о нем, посещались лекции и занятия в домашних группах его духовных детей. Молитвенная и христианская жизнь выстраивалась по его заветам.

Отец Александр обладал удивительно целостным мировоззрением. В его письменном и устном наследии содержатся исчерпывающие ответы на очень многие вопросы. Практически все, знавшие его и читавшие его книги, восхищаются добротой, эрудированностью, образованностью и высокой культурой человеческого общения. Широта интересов отца Александра привлекала к нему, как магнитом, нецерковную публику и неверующих – для всех находилось мудрое наставление и поддержка в духовных поисках. Личное обаяние батюшки сквозит в каждом его тексте, а радостная и светлая энергетика увлекала при жизни и увлекает до сих пор многих читателей. Каждый год собираются различные конференции и встречи, где изучается, анализируется и популяризируется его взгляд на Церковь и мир.

Примечательно, что любая прижизненная критика его деятельности убедительно и весьма в привлекательной форме оспаривается самим священником через написанные им и о нем книги – и обвинения в стремлении к унии, и обновленческий уклон, и частные мнения по разным церковным реалиям. Убежденность в правоте отца Александра и достаточности его аргументации позволяет печатать и перепечатывать спорные доводы, высказанные им об относительности церковных догматов, о замусоренности житий святых фольклорным вымыслом[1], о полезности хатха-йоги, о возможности совмещать веру и экстрасенсорику, о собственной вере в предсуществование душ[2] и так далее. А недавно изданная книга, которая по замыслу составителя, может помочь канонизации батюшки («Цветочки Александра Меня. Подлинные истории из жизни доброго пастыря»), лишь подтверждает тезис одного католического епископа: воистину пророк обновленного Православия…

То, что отец Александр был представителем какого-то необычного, непохожего на другие приходы, Православия – замечали многие. Иных это привлекало к Церкви, других – отталкивало от самого отца Александра. Сама я поняла практически сразу, что лучше умалчивать среди некоторых знакомых о том, что я посещаю приход духовных чад Меня – слишком неоднозначное отношение к его наследию существовало в обществе. И лишь проведя около 20 лет в общине, где его авторитет ставится превыше всего, я стала замечать, что такое обновленное Православие становится мне чужим…

Первым «звоночком» стал вопрос деторождения, как ни странно. Отец Александр Мень, как убеждал мой духовник, был горячим сторонником контрацепции.

  «Нужно регулировать деторождение. Это – то же самое, как мы следим за ногтями: нет греха в том, что мы их стрижем. Нужно быть культурными и в отношении этой биологической функции. Многодетность приводит к бедности и заброшенности воспитательного процесса детей».

Действительно, кроме Михаила Меня, сына отца Александра, я не знаю ни одной по настоящему многодетной семьи среди духовных чад батюшки. На робкие возражения о том, что у моего мужа другой взгляд на эти вещи, духовник отвечал безспорным аргументом, который использовался и в сотнях других случаев:

  «Неужели эрудиция, образованность и степень воцерковленности вашего мужа больше, чем у отца Александра? Раз он так считал и убедительно аргументировал – значит, так и верно». Было неприятно слышать на крестинах нашего третьего ребенка слова духовника: «Надеюсь, это последний?». И неловко спрашивать благословения на рождение четвертого…

Посещение с маленькими детьми церкви возле места нашего проживания в Москве, а затем переезд в другой город и окончательная смена прихода позволили уже более отстраненно взглянуть на то, чем я, мой муж и наши близкие друзья по приходу жили годами. Для чтения начали попадаться книги, не продававшиеся в нашем приходе: например, старец Паисий Святогорец стал настоящим открытием и подлинной «дверью» в мир Православия. Сравнивая то, как и чем жили мы и наши друзья в бывшем приходе с жизнью тех православных, которые теперь оказались рядом с нами, созрели какие-то выводы об ошибочности предыдущего опыта. Без претензии на хоть сколько глубокий анализ наследия отца Александра, я хочу поделиться лишь тем, как оно «отозвалось» на практике в жизни нас, его духовных чад.

Повторюсь, я действительно не могу написать ничего критического в адрес отца Александра Меня. У меня, конечно же, не хватает для этого ни эрудиции, ни образованности, ни церковного стажа, сопоставимого с масштабом отца Александра. Глубокий богословский критический анализ его наследия, наверное, еще впереди. А может быть, никакого критического анализа и не будет – ведь даже Издательство Московской Патриархии заявило о предстоящем выпуске 15-томного собрания сочинений отца Александра Меня, что может говорить только о широком признании заслуг священника перед Церковью. И вообще, его веротерпимость, обращенность к миру, призыв к активному социальному христианскому служению, стремление упростить практику церковной жизни и готовность разделить со всеми, не принадлежащими к Церкви, лозунг «мы за все хорошее против всего плохого» тоже сейчас набирают популярность в православном сообществе и становятся неким общим трендом. На этом фоне мои размышления и наблюдения над тем, к чему на практике приводит следование духовности «обновленного Православия», в повседневной жизни могут показаться несущественными мелкими придирками, ложкой дегтя в бочке с мёдом или, быть может, даже предательством каких-то конкретных людей.

Когда в 1984 году отец Александр писал объяснительную записку, адресованную благочинному, в связи с получением тем негативной «характеристики» взглядов и церковнослужения батюшки, он «с полной ответственностью перед Богом и людьми» свидетельствовал, что среди его прихожан нет людей, исповедующих католицизм. Это не совсем правда. Католики были. И католики-иностранцы, и те православные, которые, как и сам отец Александр, считали обоснованным признания примата Римского папы и других католических догматов. Католики причащались и у отца Александра, и у священников из его духовных чад. Благодаря тому скепсису, который проповедовал отец Александр в отношении православных догматов, возникала конфессиональная размытость в сознании. Отец Александр, действительно, не проповедовал унию. Он свидетельствовал о существовании некой вселенской церкви, где нет уже границ и конфессиональных разделений. И исповедовал, что всё не обозначенное Вселенским Собором как ересь – ею и не является. А ведь, как известно, ни один Вселенский Собор не объявил католические догматы ересью. И вот, как следствие этих «научений», – один уже ныне покойный священник из его духовных чад служил мессу на квартирах прихожан, поминал папу Римского за литургией, да и вообще преклонялся перед Иоанном Павлом II, с которым дружил лично. Среди ныне здравствующих священников тоже есть такие…

В той же объяснительной записке отец Александр уверяет, что его прихожане, если бывают в городах, где «много инославных храмов, то они посещают их как туристы и как люди, знакомящиеся со службами других конфессий». Это тоже не совсем правда. В книге Александра Дворкина «Моя Америка» есть свидетельство о том, что отец Александр благословлял своих прихожан причащаться у католиков. Что они и делали, объясняя словами батюшки, что «перегородки между Церквами до Бога не доходят», а многие православные священники из СССР за рубежом являются агентами КГБ и поэтому к ним не надо ходить. Та же практика продолжалась и после гибели отца Александра. Благословлялось причащаться у католиков, ссылаясь на постановление Священного Синода времен советских гонений, где православным «в случае смертельной опасности» при отсутствии рядом православного священника дозволяется причаститься у католического. «А кто может сказать с уверенностью, что он доживет до конца сегодняшнего дня? Значит, имеем право и даже как бы благословение причащаться». В письме к Александре Орловой-Модель отец Александр защищает православный обычай причащаться натощак и советует ей тоже так делать, причащаясь у католиков, которые сократили продолжительность евхаристического поста до одного часа.

Тем девушкам, которые имели монашеское призвание, отец Александр благословлял поступать в католические монастыри, сетуя на то, что у нас монастыри – это «образцовые совхозы» с непосильной физической работой вместо монашества и, опять-таки, «агенты КГБ в рясах». Он близко сотрудничал с французской монашеской конгрегацией, которая соглашалась принимать православных девушек и женщин без формального перехода в католичество. При этом уверял их и вдохновлял тем, что они – «ласточки грядущей весны церкви», которая наступит, когда произойдет объединение церквей. В книге «Цветочки Александра Меня» есть целая глава, посвященная случаям прозорливости батюшки – так может быть, возникновение единой церкви действительно не за горами, ведь этим девушкам-«ласточкам» отец Александр предрекал дожить до этого момента?..

Примечательно, что сами католики не считают отца Александра Меня исключительным явлением современности. Для них он – один из многих богословски одаренных и похожих на собственных мыслителей и проповедников. Самое ценное, что им видится в его наследии, – это его исповедническое служение в атеистическом государстве и стремление перенимать католический опыт.

Не думаю, что об этих фактах «дикого экуменизма» ничего не знает священноначалие. Но и обычные православные, которые только начинают читать книги отца Александра, должны понимать, к каким практическим выводам может приводить широта его конфессиональных взглядов.

Вообще эклектичность мировоззрения отца Александра, а в особенности отношения к догматическому богословию как к чему-то «глубоко проблематичному», где священник, по личному признанию, не знал, «на что опереться», когда попадал в эту область («О себе…», с.251), приводила к тому, что и духовные чада не очень интересовались догматикой, подлинными основами Православия и на многие вероучительные истины смотрели со скепсисом. Нам было достаточно богословских изложений самого отца Александра.

Однако, «какова твоя вера, такова и твоя жизнь», как говорил старец Фаддей Витовницкий. Размытость церковного самосознания позволяла некоторым из нас совмещать многолетнее служение на клиросе в качестве певчего при регулярном причащении – с почитанием Рериха и практикой йоги. В книжном киоске предлагалась к продаже вероучительная протестантская литература и даже художественный опус про Богородицу, где биография Пречистой Девы предстает в еретическом виде: многодетная мама, трудные беременности, психологические переживания…

Отец Александр, по собственному свидетельству, «всегда был принципиальным противником решения межконфессиональных проблем путем личных уний и прозелитизма» («О себе…», с.242). И мы вслед за ним убежденно доказывали протестантам, что им не нужно принимать Православие, что у нас Один Бог и что в существе своем Церковь уже едина, просто это единство еще не воплощено зримым образом. А когда одна католическая монахиня, регулярно посещавшая наш приход, решила принять Православие – ее дружно объявили сумасшедшей... Интересно, если бы апостолы тоже считали, что возможно спасение вне Церкви и достаточно лишь быть хорошим человеком, невзирая на веру, – пошли бы они на проповедь? Этот вопрос притормозил мой пыл в объявлении «равенства» между всеми христианскими деноминациями и заставил более серьезно задуматься, к какой же церкви принадлежу я сама…

Также прекрасно совмещались с «обновленным Православием» гомосексуализм, повторные венчания и гражданский «брак». Не знаю, как обстоит дело в других приходах, но многие наши друзья-прихожане не стеснялись приглашать через год-другой после своего венчания на новое и приходить на службы с новыми мужьями и женами. Например, наш бывший прихожанин из семьи духовных чад Меня, Александр Занемонец, будучи дьяконом и клириком Храма Гроба Господня в Иерусалиме, развелся и женился вторично – и при этом продолжает служить и именовать себя священнослужителем вопреки канонам Церкви. До этого он выпустил скандальную книгу с «разоблачением» чуда схождения Благодатного огня.

Печально известный пропагандист содомского греха Михаил Черняк, ведущий активную общественную деятельность за признание Церковью однополых браков, происходит из семьи одних из самых близких духовных чад отца Александра, взгляды которого роковым образом повлияли на становление его мировоззрения: отношение о. Александра к содомитам было очень терпимое, научное, если можно так сказать. Он считал, что примерно у 10% особей в биологической популяции наличествует врожденное отклонение – отсутствие влечения к противоположному полу. И удел этих людей, по Божьему замыслу, – монашество. Оно как бы было установлено Богом именно для таких несчастных (отец Александр вообще не понимал и не любил монашества, считал его путем, далеким от Евангельского идеала). Михаил Черняк в своих публичных выступлениях и интервью на «радио Свобода» исповедует верность позиции духовника семьи, продолжая мысль отца Александра уже собственными «богословскими» выводами, ведущими к оправданию греха гомосексуализма (см.: https://www.svoboda.org/a/29291547.html)…

Стремление к обновлению церковной жизни привело и к тому, что отец Александр Мень благословил создание православной харизматической общины. То есть православные христиане на своих собраниях вне богослужения практиковали опыт сектантских общин: «говорение языками», получения пророчеств «от Бога», молитвы с возложением рук друг на друга с целью «призвать Святого Духа войти в жизнь брата или сестры» и прочие молитвенные практики, близкие к медиумическим. Печальные последствия часто были более чем очевидны: члены общины уходили из Церкви, впадали в клинические депрессии. Другие же прихожане получали благословение на иной путь – они становились членами католических общин, харизматических или иных. Известная переводчица К.Ст.Льюиса, и друг отца Александра Наталья Леонидовна Трауберг, например, тоже была членом доминиканского ордена – об этом она пишет в автобиографической книге «Сама жизнь».

Удивительно, но о наших российских святых, новомучениках и старцах мы не знали почти ничего! Или ничего хорошего. Сколько нехорошего говорилось про Лавру, про любовь россиян к всенародным старцам, современникам отца Александра, про губительное консервативное течение в церковной среде… К православным святым у протоиерея Меня тоже было неоднозначное отношение, ему ближе представители католической духовности[3]. А книги отца Серафима Роуза, например, наш веротерпимый батюшка считал необходимым сжигать («Цветочки...», с.359). Отец Александр надеялся, что восторжествует в конце концов другое, либеральное течение, что не за горами службы на русском языке, пересмотр богослужения и канонического права («О себе...», с.215, 234).

Однако, я думаю, что больше всего на сердца и внутреннюю жизнь людей влиял взгляд отца Александра на молитву. Он был прекрасным учителем молитвы! Заразительным, вдохновляющим и убеждающим успешным примером собственной личности. Опираясь на его книги, мы практиковали «безмолвные молитвы», углубленные созерцания, медитации вокруг строк Священного Писания. Вообще батюшка достаточно часто употреблял слово «медитация» применительно к сосредоточенной молитве. Подробно объяснял, как войти в медитативное состояние, как его удерживать и каких результатов следует ожидать. Тем, кому было сложно молиться по православному молитвослову, батюшка предлагал молиться по католическому («Цветочки…», с.157). Также долгое время в нашем приходе продавалась распечатка под названием «Из молитвенного опыта отца Александра», в которой были опубликованы тексты католиков. Практика молитвы мечтательной и рассудочной неизбежно приводила к возникновению прелести мнения – хотелось кричать всему миру: «Мы на правильном пути! Присоединяйтесь!» Это называлось «ощутить призыв к миссионерскому служению».

Стержнем общинной жизни протоиерей Александр Мень считал участие в группах по «изучению Священного Писания» («малые группы», «библейские группы»). На еженедельных встречах нужно было делиться «откровениями от Бога», которые мы получали в течение недели во время домашней «медитации над заданным библейским отрывком». Это называлось «поделиться тем, что Бог мне открыл через Писание». Возникновение психологической взаимозависимости членов группы переживалось как братское христианское единение, и его степень определялась степенью откровенности друг перед другом при рассказах о жизненных или внутренних проблемах.

Уверенность отца Александра в правоте собственных взглядов поражала. Он легко и убедительно разбивал все доводы оппонентов. Целостность мировоззрения и щедро демонстрируемая эрудиция батюшки подавляли любые сомнения в его словах. Одних людей это его качество восхищало и вдохновляло на бездумное следование его заветам. Других такая слишком уж явная самоуверенность настораживала. Однако все-таки определяющим фактором любви к нему и его книгам, мне кажется, является другое: личная энергетика, вовлекающая в орбиту приподнятого настроения. Об этом свидетельствуют практически все, общавшиеся с ним. «Образ любви животворящей» («Цветочки...», с.196), «какой красивый!» («Цветочки...», с.110) , «сила, исходящая от него, заполняла весь храм и перекатывалась волнами, расшевеливая и двигая камешки наших сердец» («Цветочки...», с.112), «ошеломляющая гармония его облика» («Цветочки...», с.67), «он вошел – большой, шумный, – как будто горячий ветер ворвался вместе с ним в наш тихий дом. Воздух вокруг него сразу стал горячий, пространство словно закипало вокруг него – такая колоссальная энергия была заключена в этом человеке» («Цветочки...», с. 472). Природа этой энергии чем-то сродни природе энергии, исходившей от столь любимого протоиереем Менем («О себе...», с.272) католического святого Франциска Ассизского – и по влиянию на окружающих, и по способности изменять церковную реальность.

Интересно свидетельство об отце Александре известного врача-психотерапевта Владимира Леви: «Сверхэнергетика. Сверхпроникающая лучеспособность. Влияние силы невероятной… Какая-то сверхфизическая реальность... дает о себе знать, это не устают подтверждать и те, кто общался с ним, и те, кому его увидеть не довелось». Далее В.Леви описывает свой диалог с одной болгарской астрологиней, которая на его просьбу дать характеристику о.Александру, о котором она, кроме даты рождения, ничего не знала, получил ответ: «Этот человек имеет огромное значение для России. И для всего мира очень большое значение. Духовная звезда. Гений. Совершенно чистый человек, нравственно безупречный...» И, комментируя столь явное проявление ее «ясновидения», В.Леви делает вывод: «Я уверен теперь, что причинный луч, произведший эту экстрасенсорную вспышку, пришел от самого Александра – от его горней сущности, надпространственной и надвременной».

...Так и не получилось написать ничего критического. Всего лишь несколько штрихов к письменному и устному наследию отца Александра. Ничего нового или неизвестного ранее. Только остается надеяться, что за невероятной привлекательностью его личности и текстов, наполненных порабощающей энергией, не просочится в души его читателей нечто ложное и недолжное…

 
Мария Алферьева
 

________________________________________
[1] «Легендарность Николая Угодника давно признана богословами. На Западе он даже переведен в разряд “местночтимых”. Но 1) легендарность еще не мифичность; 2) за его образом, как верно полагает о.Сергий (Булгаков), стоит некое духовное начало, может быть, ангел. Об этом хорошо писал Ремизов в своей книге о св. Николае. В общем, я думаю, что было некое лицо, которое произвело на современников большое впечатление, и его чтут под этим именем. Я сам молюсь св. Николаю, хотя знаю, что история его сомнительна» («Умное небо. Переписка протоиерея Александра Меня с монахиней Иоанной Рейтлингер», с.49. Изд. Фонд имени Александра Меня. М., 2002 г.).
[2] «Вопрос: Дух и душа человека существуют до его зачатия и рождения?
Ответ о.Александра Меня: В Церкви нет единого мнения на этот счет, могу высказать только свое мнение. Я думаю, что душа человека находится в общей душе человечества, но не в индивидуальном виде, а как бы в слитном. Становится же она сама собой при зачатии, при рождении. Она не создается, а как бы отделяется от этого ствола». (Беседа Натальи Большаковой с о.А.Менем, состоявшаяся в Новой Деревне в марте 1989 года, опубликована отдельной главой под названием «О духовности» в книге «Протоиерей Александр Мень. Любить Бога и человека. Домашние беседы», с.256. Издательский дом «Жизнь с Богом» (выпускающий редактор издательства – Павел Мень, брат о.А.Меня) ) М., 2012 г.)
[3] «Не было человека в средневековых святцах более любящего каждую козявку, каждого человека, каждое животное, каждое явление природы, – он (Франциск Ассизский) относился к ним как к братьям и сестрам, вы знаете. Так вот это-то и есть подлинное евангельское отношение. Франциск Ассизский проповедовал заново Евангелие средневековому миру… Аскет, который любил мир. На Востоке жил один святой, не буду называть его имени, – очень прославленный. Он не мылся сорок лет, обвязал себя веревками, тело его гнило, к нему невозможно было подойти из-за дурного запаха. Но это был политический реакционер, поддерживающий исключительно репрессивные действия против язычников, иудеев … Не нам, конечно, судить о святых, но – Евангелию. Оно судит о святости. При свете Евангелия видно, что все это не нужно. Нам не проповеданы ни гнилые веревки, ни столпы… Человек не может стать святым, если он не ходил в баню сорок лет». (Александр Мень. Домашние беседы о Христе и Церкви, глава «Надлежит быть разномыслию», с.23–24. Издательство Агентства «Яхтсмен». М., 1995 г.).

 
Источник: Благодатный Огонь
http://www.blagogon.ru/digest/857/