Публикация ранее не переиздававшегося труда святителя Серафима (Соболева) против социализма. Ценность работы, во-первых, состоит в том, что святой анализирует «материалистическое миросозерцание» в свете Божественного Откровения, с точки зрения православного учения о последних временах и кончине мира.   

А во-вторых, хотя сегодня социализм в России уже не пользуется популярностью, это не значит, что он не заслуживает внимания. Размышляя о революции, историк М. Б. Смолин отмечает: «„Смиренные" либералы и радикальные революционеры были как „начала и концы" единого революционного миросозерцания, внутри которого либералы раскачивали традиционное общество, а революционеры довершили дело его разрушения самим актом революции. <…> Большинство исследователей либеральной и социальной демократии, да и сами либералы и социалисты, считают себя противоположностями. И, как пишет Л. А. Тихомиров, „до известных пределов они правы. Лягушка очень отлична от головастика. Но, тем не менее, это все-таки дети одной матери, это различные фазы одной и той же эволюции"».   

Другой историк и общественный деятель, Л. П. Решетников, констатирует: «В 1991 году все рухнуло. Казалось, Русский народ, имеющий перед глазами страшный кровавый опыт XX века, уйдет от ложного выбора – западный капитализм или очередной социализм-коммунизм. Но Русские слишком долго были под гнетом чужих идей, чужебесия. У власти оказались „новые февралисты"…»   

Итак, наследовавший либерализму социализм выродился на наших глазах в неолиберализм – идеологию глобализации, продвигающую эгоистические интересы международных монополий, дурача массы либеральной риторикой. Поэтому если в публикуемом сочинении святителя Серафима «социализм» понимать как «глобализм», то оно фактически отображает современную действительность. 

Обращаясь теперь к эсхатологическому учению Иоанна Богослова, мы встречаем здесь целостный, законченный взгляд на будущие судьбы нашей жизни. Святому Иоанну в чудных откровенных образах показана была Господом вся полнота тех скорбей и бедствий, которым надлежит быть на земле пред пришествием Спасителя во времена антихриста.

Впрочем, перед Иоанном открыты были не одни только бедствия времен антихриста. Он созерцал и бедствия, имеющие быть пред пришествием антихриста, и – далеко отстоящие от этого времени.

Причина для появления антихриста со всеми его ужасами относится у святого Иоанна еще дальше, чем у апостола Павла. Он видел ее в тех бедствиях и том диавольском и человеческом проявлении зла, которое стало обнаруживаться еще с первых веков Христианства.

Отсюда у Иоанна Богослова в его Откровении получается систематическое изображение бедствий и возрастания зла на земле. Эти бедствия и обнаружение зла представляются у святого Иоанна постепенно усиливающимися и развивающимися и доходящими наконец до такого состояния, когда появляется антихрист – как верх всех бывших до него бедствий. Вся эта ужасная трагедия со своими небывалыми ужасами и страданиями времен антихриста оканчивается, по откровению святого Иоанна, Вторым пришествием Господа с сопровождающими его завершительными событиями истории земной жизни.

Систематическое изображение бедствий с постепенным возрастанием их с самого начала Христианства до Второго пришествия Христа представляется у святого Иоанна под образом снятия семи печатей с книги, которую видел он в откровении, и тех результатов, которые последовали после снятия каждой из печатей.

Перед тем, как получить откровение о будущих судьбах земной жизни, Иоанн видел дверь, отверстую на Небе, и слышал голос, который приглашал его взойти туда, чтобы посмотреть то, чему надлежит быть после этого (ср.: Откр. 4, 1). И тотчас, – говорит Иоанн, – я был в духе; и вот, престол стоял на Небе, и на престоле был Сидящий (Там же, 2). Вокруг этого престола видел Иоанн 24 других престола, на которых сидели 24 старца в золотых венцах (см.: Там же, 4). Посредине и вокруг главного престола находились четыре животных, исполненных очей и спереди, и сзади (см.: Там же, 6). И видел я, – продолжает святой Иоанн, – в деснице у Сидящего на престоле книгу, написанную внутри и отвне, запечатанную семью печатями. И видел я Ангела сильного, провозглашающего громким голосом: кто достоин раскрыть cию книгу и снять печати ее? И никто не мог, ни на Небе, ни на земле, ни под землею, раскрыть cию книгу, ни посмотреть в нее. И я много плакал о том, что никого не нашлось достойного раскрыть и читать сию книгу, и даже посмотреть в нее. И один из старцев сказал мне: не плачь; вот, лев от колена Иудина, корень Давидов, победил, и может раскрыть cию книгу и снять семь печатей ее. И я взглянул, и вот, посреди престола и четырех животных и посреди старцев стоял Агнец как бы закланный, имеющий семь рогов и семь очей, которые суть семь духов Божиих, посланных во всю землю. И Он пришел и взял книгу из десницы Сидящего на престоле (Там же. 5, 1–7).

По толкованию святого Андрея Кесарийского, это место из Апокалипсиса нужно понимать так. «Под книгой, – говорит святой истолкователь, – следует разуметь премудрую Божию память, в которой, по божественному Давиду, вписаны все; разумеем также и глубину Божественных судеб. Внутреннее сей книги, по причине духа, для понимания недоступно, внешнее же, ради буквы, – удобопонятнее. Семь печатей означают или совершенное и всеми незнаемое утверждение книги, или же домостроительство испытующего глубины Божественного Духа, разрешить которое никто из созданных существ не может. Под книгой разумеются и пророчества, о которых Сам Христос сказал, что частию они исполнились в Евангелии (см.: Лк. 24, 44), но что остальные исполнятся в последние дни» (Андрей Кесарийский, свт. Толкование на Апокалипсис. М., 1901. С. 40).

Для нас в данном случае в «откровенном» разрешении семи печатей важно в особенности то, что после разрешения каждой из семи печатей Иоанн Богослов видел, как постепенно усиливается зло и страдание на земле.

И я видел, – говорит апостол, – что Агнец снял первую из семи печатей, и я услышал одно из четырех животных, говорящее как бы громовым голосом: иди и смотри. Я взглянул, и вот, конь белый, и на нем всадник, имеющий лук, и дан был ему венец; и вышел он как победоносный, и чтобы победить (Откр. 6, 1–2).

Имея в виду толкование святого Андрея Кесарийского (см.: Указ. соч. С. 46), мы должны сказать, что здесь, после снятия первой печати, символически было показано Иоанну Богослову противление диавола апостольской проповеди, мучения уверовавших христиан и венцы, какие получили они за мужественное исповедание веры. Таким образом, после снятия первой печати святой Иоанн видел победу, какую одержали христиане апостольского времени; но вместе с тем видел и те страдания, какими куплена была эта победа.

Эти страдания еще более возросли в последующее время, когда наступило время систематического гонения на христиан, когда язычество во всеоружии противостало Христианству и думало стереть самое имя Христа с лица земли. Бедствия этого времени, точнее сказать – начало систематического гонения, и были, по святому Андрею Кесарийскому (см.: Там же. С. 47), показаны святому Иоанну после снятия второй печати в образе рыжего коня и всадника, сидящего на нем, которому дано было взять мир с земли, чтобы убивали друг друга, и которому дан был большой меч (см.: Откр. 6, 3–4). Страдания христиан были так велики, а зло так властно обнаруживало себя, что настало время массовых отпадений от Христа. К мучениям христиан от гонителей присоединились, таким образом, новые муки: страдания и плач об отпавших.

Такой именно момент в период гонений и изображается в Откровении, по святому Андрею Кесарийскому, после снятия третьей печати, когда святой Иоанн видел вороного коня с всадником, имевшим меру в руке своей, и слышал голос посреди четырех животных, говоривший: Мера пшеницы за динарий, и три меры ячменя за динарий; елея же и вина не повреждай (Там же, 6).

«Черным конем, – говорит святой Андрей Кесарийский, – думаем, означается плач об отпавших от веры во Христа по причине тяжести мучений. Мерило есть сравнение тех, которые отпали от веры или по наклонности и непостоянству разума, или по тщеславию, или же по телесной немощи. Мера пшеницы за динар. Достоверно, может быть, и то, что будет тогда чувственный голод. Мера пшеницы, достойная динария, в переносном смысле означает законно подвизавшихся и тщательно сохранивших данный им божественный образ, три же меры ячменя – это те, которые подобны скотам, по недостатку мужества покорились гонителям из боязни, но после покаялись и слезами омыли оскверненный образ. А что заповедано не вредить елея и вина – так это значит, что не следует из-за страха (пред мучителями) отвергать Христово врачевание (благодатную помощь), оставлять без него уязвленных и впадших в разбойники и допускать смерти похищать тех, которые по долготерпению и великодушию Божию имеют побороть грехопадение» (Андрей Кесарийский, свт. Толкование… С. 48).

Таким образом, после разрешения трех печатей, Иоанну Богослову показано было, до каких широких размеров уже разрослось зло на земле с появлением Христианства и до какой степени тягостно было жить христианам, когда им приходилось даже изменять Христу, отрекаться от Него.

После разрешения четвертой печати пред Иоанном Богословом раскрыта была вся полнота ужасов, какие только способна была причинить языческая кровожадность во время самых лютых гонений.

И я взглянул (после разрешения четвертой печати), – говорит Иоанн Богослов, – и вот, конь бледный, и на нем всадник, которому имя «смерть»; и ад следовал за ним; и дана ему власть над четвертою частью земли – умерщвлять мечем и голодом, и мором и зверями земными (Откр. 6, 8).

По толкованию святого Андрея Кесарийского, в этом видении и была изображена перед Иоанном вся полнота ужасов, какие происходили во время сильного и страшного гонения при Максимиане Никейском. «От голода, – говорит святой Андрей Кесарийский, – убийственной язвы и других с ними совпавших болезней погибло такое множество людей, что всех невозможно было погребсти, хотя тогда христиане усердно занимались погребением и приведением прельщенных к познанию истины. Громадное также число людей было поражено мечом при восстании армян на римлян: тела умерших поедались тогда собаками, а оставшиеся в живых занялись их избиением, потому что ужасались найти в них, по смерти своей, живой гроб. Не лишено вероятности и то, что псы по причине изобилия пищи делили ее с дикими зверями» (Андрей Кесарийский, свт. Толкование… С. 49–50).

Распространяя эти бедствия, символически показанные Иоанну Богослову после снятия четвертой печати, и на другие царствования, некоторые (Барсов (Русский духовный писатель (†1896), – примеч. ред.)) говорят: «Что происходило при Диоклетиане, Галерии и Максимиане, того описать невозможно! Разрушающиеся церкви, пылающие костры, повсюду эшафоты, кресты и безчисленное множество разных орудий смерти, изобретаемых изуверством и кровожадностью, были безпрестанными и повсеместными зрелищами. И точно как бы ад шел вслед свирепых злодеев – ужасных вестников смерти. Христиане умерщвляемы были и оружием, и голодом, и разного рода смертями, и зверями земными на четвертой части земли, как предсказано в Апокалипсисе, по снятии четвертой печати с таинственной книги» (Барсов М. Сборник статей по истолковательному чтению Апокалипсиса. М., 1902. С. 125).

Итак, со снятия первой печати пред взором святого Иоанна зло и страдание на земле постепенно возрастали и наконец дошли до неизмеримых границ. Ад с его неимоверными силами заключил союз с человеческим злом и ринулся на христиан. Для существования последних, в особенности при вышеуказанных царствованиях, казалось, настал конец. Все доброе, насажденное на земле Христианством, трепетало и преклонялось теперь пред царственною мощью широко разлившегося зла и требовало для своего спасения или немедленной небесной защиты, или всемирной кончины для пресечения зла.

Такое именно мировое состояние и предносилось пред святым Иоанном после разрешения пятой печати, когда он видел под жертвенником души убиенных за слово Божие и возопивших громким голосом: Доколе, Владыка Святый и Истинный, не судишь и не мстишь живущим на земле за кровь нашу? (Откр. 6, 10).

«Если кто принимает cиe (приведенные слова Апокалипсиса), – говорит святой Андрей Кесарийский, за предсказание о будущем, то, сообразно с церковными учителями, должен думать, что этот вопль против гонителей приличествует закланным ради Христа, дабы чрез то обратить достойных, а нечестие непокорных пресечь всемирною кончиною, – „яко да не прострут праведнии в беззакония рук своих“ (Пс. 124, 3)» (Андрей Кесарийский, свт. Указ. соч. С. 50).

И сказано им, чтобы они успокоились еще на малое время, пока и сотрудники их и братья их, которые будут убиты, как и они, дополнят число (Откр. 6, 11).

Оказывается, что тем бедствиям, которые символически созерцал Иоанн по разрешении пятой печати, не суждено было остановиться. По неисповедимым Божественным судьбам злу и страданиям надлежало еще более возрасти, еще большие принять размеры, чем какие обнаружились в первые века Христианства.

Это дальнейшее возрастание на земле зла и страданий символически и изображено в тех видениях, которые были показаны Иоанну после снятия шестой печати. Я взглянул, – говорит святой Иоанн, – и вот, произошло великое землетрясение, и солнце стало мрачно как власяница, и луна сделалась как кровь. И звезды небесные пали на землю, как смоковница, потрясаемая сильным ветром, роняет незрелые смоквы свои. И небо скрылось, свившись как свиток; и всякая гора и остров двинулись с мест своих. И цари земные, и вельможи, и богатые, и тысяченачальники, и сильные, и всякий раб, и всякий свободный скрылись в пещеры и в ущелья гор, и говорят горам и камням: падите на нас и сокройте нас от лица Сидящего на престоле и от гнева Агнца; ибо пришел великий день гнева Его, и кто может устоять? (Там же, 12–17).

По святому Андрею Кесарийскому, здесь духовный взор Иоанна переносится ко временам антихриста, полным ужаса и бедствий. Весь длинный период времени от гонений до времен антихриста, таким образом, по-видимому, кажется опущенным в Откровении. Но решаемся предполагать, что приведенное место из Откровения, имея в себе главным образом указания на бедствия времен антихриста, содержит, хотя и общие, черты бедствий, какие должны были произойти после периода гонений и до самого ближайшего времени к антихристу включительно. Эти общие черты и указания мы и относим к первому стиху из приведенного места (см.: Там же, 12).

Нельзя думать, что диавольское и человеческое зло после периода гонений меньше стало проявлять себя на земле. Обезсилела злоба язычества. Кончились ужасные кровавые гонения. Но взамен этих ужасных бедствий от язычников диавольская и человеческая злоба выдвинули на сцену новые ужасы, стали вооружать христиан против христиан.

Если вспомним ужасы великого переселения народов; поголовные истребления саксами жителей Британии (в V и VI вв.); безчеловечные войны при образовании средневековых государств; войны, возникшие из-за реформатства между Саксонией и Баварией (в сер. 16-го стол.); религиозную 30-летнюю войну между Испанией и Францией (1518–1548); безчисленные мусульманские дикие избиения православных христиан вплоть до нашего времени; если будем иметь в виду громадную разницу между христианами первых веков и христианами в особенности современными, разлагающимися от неверия и нечестия, – то прогрессивная постепенность и систематичность возрастания на земле зла и страданий станет очевидною.

В эпоху гонений зло главным образом обнаруживало себя в зверских умерщвлениях язычниками христиан. Последние гибли для временной жизни. В последующее и в особенности теперешнее время зло, проявляя себя и во внешних ужасных формах, главным образом обнаруживается внутренно (об этом см. ниже), в душе человека, через страсти, со всею силою диавольскаго зла и тонкости умерщвляя душу христианскую уже для вечной гибели.

Таким образом, за бедствиями первых веков христианства настал период времени, когда зло и бедствия получили новые разветвления в человеческом роде. И тем, главным образом, они ужаснее предшествующих, что распространяются и разрастаются не от язычников только, а от самих христиан. Произошла большая перемена. Орудием бедствий и зла стали сами христиане.

Думаем, что на такое мировое состояние и указывает то символическое землетрясение, которое, по святому Андрею Кесарийскому, означает перемену дел (см.: Откр. 2, 7; Евр. 12, 26–27).

С подобным же значением являются, по нашему мнению, и следующее откровенные образы: омрачение солнца и превращение луны в кровь. Христиане, предназначенные быть светильниками для всех народов, стали меркнуть, омрачаться. Это в особенности, как никогда, замечается теперь. Благодать Духа Святаго, получаемого христианами, как источник спасения, света и счастья Христова, уже не вспыхивает тем пламенем Божественного огня, который горел в душе христиан в первые века. Постепенно после периода гонений угасал на земле этот благодатный огонь в сердцах христиан, и с ним вместе слабела вера, охладевала любовь. По мере умственного прогресса, развития цивилизации и гуманных начал более и более расшатывались в человечестве религиозно-нравственные начала, более и более христиане хладели и грубели и наконец дошли до такого гибельного состояния, в котором они оказываются теперь. Конечно, не в культуре причина этого падения. Сами христиане виноваты в том, что гасят свет и счастье, и силу своей жизни – благодать Духа Святаго – через неверие и нечестие. Не к разогреванию в себе благодатного огня или созиданию в душе Царства Божия стремится современный христианин. Блага внешней культуры, внешняя благоустроенная жизнь здесь, на земле, сделалась целью и идеалом многих современных христиан.

Вот где, главным образом, источник той перемены, которая произошла в христианах, а, следовательно, и в мировом состоянии после периода гонений. Вот причина новых, еще более ужасных бедствий на земле.

Христиане современные, погасив в себе стремления к благодатному Царству Божию, охладев любовью ко Христу, сделались, как никогда еще, безсильными в борьбе со злом. Правда, в настоящее время громко звучат голоса о равенстве, братстве и любви. Но, к сожалению, эти голоса только звучат. Для того чтобы осуществлять эти евангельские начала, надо полюбить Христа. «Если любите Меня, заповеди Мои соблюдайте» (ср.: Ин. 14, 15), – сказал Спаситель.

Не то замечается в современных христианах. На первом месте ставится любовь к ближним, понимаемая в смысле предоставления человеку хороших материальных условий жизни. К этому сводится вся современная христианская любовь. Есть ли у носителя этой любви настоящее, любящее, пылающее любовью ко Христу и ближнему, как образу Христа, сердце – до этого никому нет дела; да это и неважно. Важно только – дать человеку хорошие условия земной жизни. В этих условиях и полагается залог равенства, братства и всякого счастья.

Естественно, что при такой настроенности христиан никогда не будет в них истинной любви и истинного братства. В силу чего они могут жалеть по-христиански, любить и считать братьями других, если в них нет любви ко Христу, если в ближних они не видят образа Спасителя Нашего и не считают их своими братьями во Христе?

И действительно, сама жизнь, и в особенности жизнь современная, свидетельствует, как далеки стали христиане, охладевшие любовью ко Христу, от настоящей любви к ближним; к каким небывалым еще проявлениям зла стали способны христиане современные!

Раньше убийство одного человека производило большой шум в обществе и являлось большою новостью и редкостью. Теперь ни один день не проходит без совершения гнусных и зверских убийств. И такого рода факты стали слишком заурядными и обыкновенными, чтобы из-за них можно было безпокоиться. Чуткость общественной совести притупилась, замерла.

Каким жалким и жестоким поруганием братских чувств отличаются отношения друг к другу современных христиан даже в среде образованных людей! Правда, между последними и раздаются главным образом звучные призывы к братству. Но достаточно (что особенно бывает заметно на собраниях) не согласиться с тем или другим ходячим мнением, чтобы вызвать к себе ненависть со стороны их и презрение. Везде можно встретить грубое насилие над словом, убеждением и личностью. Даже в самых невинных христианских ассоциациях приходится наблюдать взаимную ненависть, зависть и вражду. Как никогда, теперь-то и настает время, когда менее всего можно надеяться на всеобщую любовь (хотя какую бы то ни было), братство и равенство.

Пусть, кому нравится это, убаюкивают себя радужными надеждами на светлое будущее. Пусть раздается красивая, но пустая проповедь о будущем братстве. Действительность показывает совсем другое. И чем дальше идет время, тем более и более братство делается областью отвлеченных понятий для христианина, нежели его действий; тем ниже и ниже нравственно опускается человек.

Никогда еще в такой ужасающей степени не проявлялись человеческая гордость, пьянство, разврат, богохульство, как в настоящее время. Характеристика апостолом Павлом людей последних времен (см.: 2 Тим. 1, 1–8) весьма подходит к современным. Последние дают небывалый простор в своей жизни для обнаружения диавольского зла, диавольского влияния. И это сатанинское влияние не сказывается ли в том дерзком нигилизме, том атеизме с открытым богохульством, что проповедуется уже детям в школе? В том религиозно-нравственном ослеплении, которым отличаются современные пастыри наши? В той диавольской гордости и нравственной разнузданности, которая толкает современных детей ниспровергать власть родителей, а граждан – неистовствовать с оружием в руках против государственной власти? Наконец, не сказывается ли оно в том диком разврате, том пьянстве, в тех ежедневных грабежах, поджогах и убийствах, которые царят в настоящее время в христианском мире?

Когда подумаешь, что все это делается современными христианами или, по крайней мере, людьми, раньше бывшими в Церкви Христовой, то приходится убеждаться в царственной мощи человеческого и диавольского зла, которое взвилось на земле небывалым еще и страшным ураганом бедствий и страданий человеческих. И тем он страшен в особенности, что, захватывая в свои гибельные бури человека, калеча его жизнь для земного благополучия, – он калечит душу христианскую для вечной адской гибели.

Как никогда теперь именно весьма естественно задать вопрос: не наступает ли то всеобщее «отступление», о котором говорил апостол Павел; не расшатались ли начала «удерживающего», который в пришествие антихриста будет совсем ниспровергнут?

Продолжение следует