12.05.2018 "Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами!" – эти слова главы советского наркома Вячеслава Молотова, прозвучавшие в первый день самой страшной в русской истории войны, стали символом очень важной перемены в жизни всей нашей страны. Перемены, без которой ни о каких победах невозможно было и помышлять.

Казалось бы, еще вчера отгремела советско-финская война, завершившаяся пирровой победой идеи мировой революции, когда многим стало очевидно: трудящиеся европейских стран отнюдь не жаждут коммунистического "освобождения". И потому, в день, когда сам Советский Союз столкнулся с национал-социалистическими "освободителями", прозвучали не слова о "солидарности трудящихся" и "пролетариях всех стран", а молотовское "наше дело правое" и чуть позднее – сталинское "братья и сестры".



Конечно, смену риторики советских вождей проще всего объяснить сугубо прагматически. Мол, и бесы веруют, но трепещут, а потому ради того, чтобы сохранить свою власть, важно использовать любые приемы, вплоть до возрождения некоторых дореволюционных символов, еще недавно не просто шельмуемых, но за которые можно было легко расстаться с жизнью. Сегодня – "братья и сестры", завтра – возрождение "царских" погон, а послезавтра – прием Сталиным в Кремле трех митрополитов, завершившаяся новым возрождением Патриаршества и существенным облегчением положения Русской Православной Церкви. Словом, все это – лишь псевдопатриотическая пыль в народные глаза. Но так ли это?

В одном из своих интервью  доктор исторических наук Владимир Лавров, человек, которого сложно заподозрить в симпатиях к сталинскому режиму, ответил на подобный вопрос следующим образом: "Думаю, главной причиной, которая заставила Сталина пойти навстречу Русской Православной Церкви, является то, что предстояло освобождать огромную территорию. А как быть с верующими на этой территории? Предстояло освобождение Восточной Европы от фашистов. Там как быть? Что, закрывать костелы? Хотя, опять же, мощь Красной армии, мощь НКВД была такова, что, в принципе, все могли задавить танками, всех посадить и на Украине, и в Польше, и где угодно. И вот тут есть такое ощущение, что мы чего-то не знаем. И я не исключаю, что что-то могло быть и на чисто мистическом уровне. Не исключаю. Это могло быть, учитывая то, что Сталин получил духовное образование…"

Уже 4 апреля 1942 года в Москве в Пасхальную ночь впервые был отменен комендантский час, и без малого сотня тысяч верующих москвичей смогли в условиях светомаскировки посетить богослужения. Замечу, в то время в столице оставались действующими лишь около 20 храмов, а потому можно представить то поистине всенародное воодушевление, с которым впервые за четверть века богоборческих гонений люди пришли помолиться о... В том числе, и богоборческих властях? Или уже не богоборческих?

Такое ощущение, что мы чего-то не знаем...

А знаем мы то, что еще задолго до сталинских "братьев и сестер", уже 22 июня 1941 года, в православный праздник Собора всех святых, в Земле Русской просиявших, из уст Патриаршего Местоблюстителя митрополита Сергия (Страгородского) прозвучали слова обращения ко всем верным чадам Русской Церкви:

Повторяются времена Батыя, немецких рыцарей, Карла Шведского, Наполеона. Жалкие потомки врагов православного христианства хотят еще раз попытаться поставить народ наш на колени пред неправдой. Но не первый раз приходится русскому народу выдерживать такие испытания. С Божиею помощью, и на сей раз он развеет в прах фашистскую вражескую силу. Церковь Христова благословляет всех православных на защиту священных границ нашей Родины. Господь нам дарует победу...

Многие ли из этих верных чад еще 21 июня 1941-го сознавали Советский Союз продолжением исторической России? Вопрос очень сложный. Особенно если учесть, сколь серьезным был церковный разлом 1927 года, когда тот же митрополит Сергий заявил, что "мы хотим быть православными и в то же время сознавать Советский Союз нашей гражданской родиной, радости и успехи которой – наши радости и успехи, а неудачи – наши неудачи". Тогда многие верующие ушли в катакомбы, отказавшись поддержать своего Первоиерарха. Но даже это лояльное заявление не избавило тысячи новомучеников Церкви Русской от трагической участи в период репрессий 1930-х годов. А не прошло и трех лет после того, как схлынула волна самых жесточайших расправ, и миллионы православных христиан вступили в ряды Рабоче-крестьянской Красной Армии. И не только по призыву, но и добровольно, по велению своей христианской души.



С самых первых дней войны Русская Церковь включилась в дело обороны земного Отечества. И ее помощь была не только молитвенной: многие видные церковные деятели, включая будущего Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Пимена (Извекова), сражались на фронтах Великой Отечественной. А по всем православным приходам был объявлен сбор средств для нужд Красной Армии. Именно на церковные средства в годы войны были приобретены знаменитые танковая колонна "Дмитрий Донской" и эскадрилья "Александр Невский".


А некоторые православные иерархи известны и своей внецерковной деятельностью. Так, прославленный в лике святых святитель Лука Крымский (в миру – профессор хирургии Валентин Феликсович Войно-Ясенецкий, к слову, родившийся 9 мая по новому стилю), прошедший череду тюрем, лагерей и ссылок, уже с октября 1941 года стал главным хирургом Красноярского эвакуационного госпиталя. Владыка работал практически без отдыха, делал по 3-4 операции в день, спас тысячи жизней. Впоследствии советские власти наградят святителя медалью "За доблестный труд в Великой Отечественной войне" и удостоят Сталинской премии за научные труды по гнойной хирургии и операциям огнестрельных ранений.

Задумывались ли святитель Лука и многие другие архипастыри и пастыри Русской Церкви, о том, что своей деятельностью укрепляют богоборческую власть, от которой лично понесли так много бед и лишений? Едва ли. Но совершенно точно, в эти годы они уже всецело осознавали Советский Союз своей гражданской родиной, не частичкой Третьего Интернационала, не вязанкой хвороста для пожара Мировой революцией, но именно продолжением исторической России, за которую сражались и погибали миллионы наших предков.



Ночь с 4 на 5 сентября 1943 года вошла в историю Церкви Русской и Государства Российского как одна из важнейших дат. Коренной перелом в Великой Отечественной войне уже произошел, Красная Армия уже победоносно освобождала земли Украины и Белоруссии, а в кремлевских кабинетах уже готовились к близящейся Тегеранской конференции. Но наряду с решением вопросов геополитических, каковыми, вне всяких сомнений, были вопросы послевоенного мироустройства, в Кремле решались и такие внутренние вопросы, как положение Русской Церкви в победившем Советском Союзе. И именно поэтому в ту сентябрьскую ночь Сталин принял в своем кабинете необычных гостей, уже около четверти века не бывавших в Московском Кремле: митрополитов Сергия (Страгородского), Алексия (Симанского) и Николая (Ярушевича).


Бывший семинарист, а впоследствии – воинствующий безбожник, совершенно неожиданно для своих визави выразил поддержку Русской Церкви в тех вопросах, в которых еще совсем недавно ее иерархи встречали жесточайший отпор. В том числе – в деле избрания Московского Патриарха, кафедра которого вдовствовала со времени кончины Святителя Тихона (Беллавина) в апреле 1925 года.

Более того, было принято положительное решение о возрождении духовных учебных заведений, а самое главное – об освобождения многих архиереев и священников и открытии ряда храмов и даже монастырей. Было ли это "кремлевским покаянием" за годы гонений и реки крови? В полном смысле, конечно же, нет. Никто не произнес покаянных слов, Церковь же осталась в подчиненном и даже приниженном положении. Однако накал богоборчества был существенно снижен. И здесь, подобно историку Лаврову, можно вновь и вновь произнести фразу "такое ощущение, что мы чего-то не знаем". Зная лишь то, что сама эта сентябрьская встреча 1943 года стала поистине промыслительной. Вот, как об этом рассказал автору этих строк профессор Михаил Одинцов, автор множества работ по церковной истории этого периода:

По состоянию на август 1943 года объединенной централизованной религиозной организации "Русская Православная Церковь" в СССР не существовало. Одной из первых задач этой встречи было юридическое признание государством фактически существующей, но пребывающей в крайне тяжелом положении организации. Большинство приходов закрыто, многие храмы буквально стерты с лица земли, немалое число архиереев и простых клириков — либо посажены, либо расстреляны. И, кстати, когда говорят, что в ходе этой встречи Сталин что-то навязал Церкви, по сути "учредив" Московский Патриархат, то это не соответствует действительности. Существует записка полковника госбезопасности Карпова, который присутствовал на встрече Сталина с митрополитами и в дальнейшем возглавил Совет по делам Русской Православной Церкви. В этом документе – он опубликован – подробно описывается, что генсек ничего не навязывал архиереям, но только выслушивал их пожелания и соглашался".

Слушал и соглашался. Почему? Не знаем. Но факт остается фактом. Именно в годы Великой Отечественной войны Русская Православная Церковь как земная организация возродилась практически из небытия. А с другой стороны, именно она помогла нашей стране снять тот революционный накал, от которого за предшествующую четверть века русская цивилизация едва не сгорела. Нет, советская власть и после Великой Отечественной войны по-прежнему оставалась атеистической: впереди было и усиление давления на Церковь после 1948 года, и новая волна "хрущевских" гонений. Но эта власть уже очень сильно отличалась от кровавых "комиссаров в пыльных шлемах", которых столь сильно романтизировали те же либеральные диссиденты-шестидесятники. И именно поэтому Священная Победа мая 1945-го, дней Пасхальной Светлой Седмицы, была одержана нашим народом не только над гитлеровским национал-социализмом, но и над троцкистско-ленинским интернационал-социализмом.

Слава Великой Победе! Христос Воскресе!

Михаил Тюренков

Источник: https://tsargrad.tv