22.04.2018 Чтобы уяснить себе надлежащее понятие о том, какое пение должно считать церковным и к употреблению при богослужениях в православных храмах приличным, и какое считать светским, превращающим наши храмы в концертные залы, мы обратимся к историческим справкам и в них поищем этого уяснения.

Пение церковное сначала, как известно из истории, принесено к нам от греков, вместе с православною верою, просветителем земли Русской равноапостольным князем Владимиром. Написано оно было безлинейными нотами, составленными из арабских букв, прозванных у нас в России «крюками» (по сходству с ними), и заключалось в одних мелодических одноголосных распевах. Никаких гармонизаций и тактовых ограничений, требуемых привитой к нам итальянской школой, в этих мелодиях не было. И пели по этим крюкам в наших православных храмах до половины XVII века, а за сим, переведя эти мелодии с крюковой системы на пятилинейную, продолжали петь их по сей системе до конца XVIII века. Но с этого времени бурным потоком хлынула к нам с Запада музыка итальянская, вторглась в наше церковное пение и, со вступлением в 1796 году в должность директора Придворной Капеллы всемирно-известного Д. Бортнянского, получила в наших храмах право гражданства, а за сим, распространяясь с каждым годом все более и более, наконец, в таком множестве переполнила наши храмы, что для разбора всех этих произведений, о которых заботился Наблюдательный Совет, потребовалось бы слишком много времени и труда, и притом труда для Церкви православной совершенно ненужного, так как все эти произведения писались и пишутся не в греко-восточном церковном духе, а в римско-католическом духе, которого как это ясно видно из сказанного, до XVIII века в наших храмах не было и не должно быть.

За этим следует выяснить: кто же был творцом церковных песнопений, принесенным к нам с Востока, и кто композитором церковной музыки, нахлынувшей с Запада?

Творцами первых, как известно, тоже исторически, и видно из надписей на богослужебных книгах, были люди, прославившиеся святостью жизни, каковы например: преподобные Иоанн Дамаскин, Косма Маиумский, Иосиф Песнописец, Роман Сладкопевец и многие другие, причисленные Церковью к лику святых. Творения свои они писали не только по человеческому разуму, хотя и глубоко просвещенному некоторых из них, сколько по вдохновению свыше, что также ясно видно из жизнеописаний их, в Четь-Минеях. Для примера укажем на преподобного Иоанна Дамаскина и Романа Сладкопевца, которым сама Царица Небесная помогала в их творениях, в удовлетворение чего каждый желающий может с пользой для своей души сам прочесть их жития. Потому-то богодухновенные песнопения их, исполняемые притом, с должным благоговением и совершенным знанием, всегда располагали слушателя к молитве и чудодейственно пленяли сердца в веру православную. Вспомним, например, послов равноапостольного князя Владимира, ведь тогда на Божественной Литургии, которая совершалась в Константинопольской церкви Св. Софии, в присутствии сих послов западной музыки не было, и однако же они так были поражены всем виденным и слышанным, что мнили себя не на земли стоящими, а на небе. А между прочим, те же самые послы, как гласит история, были и в Риме, созерцали и папскую службу, услаждались и их музыкою, но, очевидно эта служба, разыгрываемая в западных церквах под звуки органной музыки, услаждающей и увеселяющей, но не располагающей к молитве, отнюдь не пленила русских послов в веру их. Достойно внимания, что у греков и по сей день нет в церквах западной музыки, они не признают ее церковною. Это только мы, русские, перенимаем с запада все без разбору – и хорошее и дурное не соображаясь с тем прилично ли делу перенимаемое или нет.

Не мешало бы всем нашим композиторам и регентам прочесть жития св. Отцов, писавших для церкви свои боговдохновенные мелодии и сравнить свою жизнь с их жизнью, тогда быть может они не стали так сильно увлекаться западною музыкой и творения св. Отцов облекать в римско-католическую гармонию.

Таким образом из сказанного ясно видно, что древнее наше церковное пение, исполнявшееся в наших храмах до конца XVIII в., писалось людьми святыми и притом по вдохновению свыше.

Но что же это были за люди, дерзнувшие в наших православных храмах мелодии св. Отцов восточных заменить музыкой западной, и притом так искусно и незаметно, что в ту пору никого не нашлось из православных опротестовать эту подмену? Кто они, эти люди, откуда наконец, почерпали свое вдохновение композиторы и гармонизаторы наши доморощенные, от них же, увы, и аз окаянный есмь? О! Вдохновители наши были люди тоже знаменитые, только не от высших сил, а от низших. Это были люди прежде всего не православные и не творцы священных песней: это были итальянские театральные капельмейстеры, выписываемые в Россию для управления театральными оркестрами, каковы например: Арайя, Цоппис, Галуппи, Чимароза, Сарти и многие другие. Вот они наши «святые вдохновители», из них Галуппи был учителем нашего Бортнянского, а сей последний, усвоив за границей в совершенстве западную музыку, и вступив в должность директора Придворной Капеллы, преподал ее своим русским ученикам и последователям.

Вот эти-то капельмейстеры латинского, а может быть некоторые их них и еврейского вероисповедования не без совета, конечно и участия о.о. иезуитов, добивавшихся в те времена разрешения селиться в России, первые начали сочинять на наши православные молитвы свою итальянскую музыку, что видно из надписей на их сочинениях, например: «Единородный Сыне» Галуппи, «Ныне Силы Небесные» Сарти и прочее, а их ученики и последователи, с легкой руки Бортнянского, и вовсе изгнали из наших храмов принесенные к нам из Востока древние мелодии и заменили их музыкою западной - оркестровой.

Само собой разумеется, что для оркестровой постановки пения нужны были и детские и женские голоса, и их стали набирать. И таким образом в русских православных храмах, вместо древнего мелодичного одноголосного безстрастного пения, вошли в моду хоры смешанные, хоры по образу и подобию театральных оркестров и католических органов, с пением, выражающим страсти человеческие и похоти. Музыка, бесспорно приятная, усладительная, особенно в концертах и увлекательная, но не молитвенная. Мы так сильно увлеклись этой музыкой и пленились ею, что забыли страх Божий, забыли зачем нужно ходить в церковь, забыли как должно молиться, и что прискорбнее всего, теперь не в силах решительно освободиться из этого плена. Первыми завели свои смешанные хоры по образу придворных – архиереи, за ними полковые командиры и т.д., пока не расплодились эти хоры по всей России в таком множестве, что теперь редко в какой церкви не имеется смешанного хора. Вдобавок к этому, некоторые из нынешних композиторов, к гармонизации церковных песнопений в итальянском стиле, стали прививать характер русских народных песен, и музыку свою уже не называют церковной, хотя и пишут для церкви, а просто национальной, а духовенство наше стало приучать паству свою к хождению в церковь не столько для молитвы, сколько для услаждения слуха оркестровым пением. Таким образом мы храмы Божии - храмы молитвы окрестили в концертные залы, а православные и в самом деле стали ходить в эти храмы уже не столько для молитвы, сколько для развлечения - послушать итальянской концертной музыки.

К великому горю православных христиан этому горю подверглось и Московское Синодальное Училище. Восстановлено было это училище заботами покойного К.П. Победоносцева собственно для исправления опечаток и иных повреждений, вкравшиеся в наши древние церковные мелодии заключающихся в Синодальных нотных обиходах, для разработки этих мелодий в духе православной религии и для распространения их во всеобщее употребление. Но оно – училище это, уклонилось от этого благого и для Церкви православной благопотребного дела в сторону Рима, прельстилось западной музыкой, и поставило своей целью, во вред православию умножение музыкальных сочинений в итальянском стиле, коих у нас и без того много расплодилось. Мы в этом деле превзошли даже своих «вдохновителей» западных и теперь ездим за границу сами давать концерты и хвастать тем, что «вот-де мы, ваши ученики какие огромные успехи сделали в изучении правил вашей гармонии и в забвении своей православной религии с ея боговдохновенными мелодиями. Мы и регентов для православных церквей выпускаем, досконально изучивших правила вашей западной гармонии и прекрасно играющих на музыкальных инструментах, но в церковном уставе понимающих немного более ничего, а в церковных гласах, коих у нас более пятидесяти (имеются ввиду различные распевы одного и того же гласа, например Киевский, Московский, Знаменный и пр.), они ни разобраться, ни даже тона надлежащего задать не могут, не говоря уже о распевах на "подобны”, коих в каждом гласе по нескольку, – о них они и понятия не имеют. Эти распевы можно теперь услышать только в Великой церкви Киевской лавры, да еще в наших пустынных монастырях, каковы например: Софрониева и Глинская пустыни, а больше нигде. Но чрез регентов скоро и в сих обителях упраздним эти подобны и заменим их музыкой вашей. Вот как мы стараемся для вас, милые наши наставники и вдохновители».

С таким же точно западным вдохновением и любовию к итальянскому стилю выпускает регентов и Придворная Капелла, в которой обучался и я сам. В ней я при директоре Бахметеве так же изучал правила итальянской гармонии, проходил разные тетрахорды, септаккорды и всякие иные пентахорды, но разумения церковного устава православной церкви, церковных гласов и распевов на «подобны» достиг только долговременной практикой на занимаемых мною постах.

Но что всего печальнее, для истинно-православной души, так это именно то, что хоры смешанные, с оркестровой постановкой пения, начали заводить в монастырях, да еще в древних святоотеческих. О новейших же лаврах и богатых монастырях и говорить нечего: тут регенты, размахивая руками и притопывая ногами изо всех сил стараются перещеголять один другого художественной отделкой оркестрового пения. А в некоторых монастырях приглашаются даже девушки и женщины петь с монахами в церкви, и для этого в церкви же, под звуки фисгармонии, делаются спевки. Вот именно этим самым путем и искореняются у нас древние боговдохновенные мелодии. Спрашивается: кто же поступил в этом святом деле благоразумнее и для души спасительнее – послы ли равноапостольного Владимира, пленившиеся греческой религией и перенесшие ее к нам вместе с пением и обрядами, или мы их потомки, увлекшиеся западной музыкой и оною заменившие древние греческие мелодии.

Конечно латиняне и их последователи, как при Владимире говорили, так и теперь говорят, что они мудрее греков, и что поэтому религия их с ее музыкой и обрядами превосходит греческую. Но мы, православные, должны бы слушать не западных музыкантов, а своих, умудренных опытом (по примеру послов св. кн. Владимира, не увлекшихся западной музыкой) православных пастырей Церкви, должны бы руководствоваться не латинскими льстивыми увещаниями, а творениями святых Отцев и правилами Вселенских Соборов.

Вот, например, как прекрасно характеризует один из просвещенных пресвитеров православной Церкви (прот. Смирнов) впечатления, происходящие в душах наших при слушании западной церковной музыки и православного пения:

    «Слышите величественныя звуки органа, дивные переливы голосов в хоре, чудные музыкальные произведения песенного искусства, и услышите исполненный древним напевом догматик, например "Всемирную славу” или "Кто Тебе не ублажит Пресвятая Дево”, или ирмосы, например: "Глубины открыл есть дно”, или "Волною морскою”, или "Помощник и Покровитель” и почувствуете разницу».

Там искусство все сделало, что могло и дает нам минуты восторга, душа подъемлется, уносится куда-то далеко-далеко… и забывает человек, зачем пришел в храм, и молитвы в душе уже не стало; здесь умиляемся, потрясаемся до глубины души, падаем ниц пред Господом и молимся. Есть службы, подобных которым нет в других христианских исповеданиях, на которых, однако, сами иноверцы чувствуют соприкосновение земли и неба: укажу для примера дивную Пасхальную службу. Но наши доморощенные композиторы, кажется, и эту дивную службу изрядно исказили итальянской гармонией. Такие же точно впечатления происходят в нас и при сравнении иконописи.

    «Пред нами, – пишет сей блаженной памяти пресвитер, – исполненные, как должно, образцы византийской иконописи, сравните их с самыми лучшими итальянскими и испанскими и другими образцами – увидите разницу. Скажете о сих последних: это восхитительно, прекрасно, – а правда здесь: это как-то более идет к святыне храма, сообразнее с духовною молитвой».

Так вот какие противоположные впечатления получаются при слушании итальянской церковной музыки и православного пения. И при созерцании той и другой иконописи. Совершенно верно: такие – же противоположные впечатления может ощущать и каждый из нас, добросовестно ищущий правды. Такие же точно впечатления, надо полагать, получили и послы святаго Владимира и нашли, что для нашего отечества полезнее и спасительнее принять веру не латинскую с ее музыкой, а греческую с ее пением, обрядами и иконописью.

Приведем теперь для более точного уяснения сего вопроса несколько мнений из писаний Св. Отцов и соборных постановлений.

    «Многие теперь ходят в церковь, – читаем мы в одном духовном журнале («Радость Христианина», 21 ноября 1891 года), – слушать певчих и умиляются не словами священных песней, а восхищаются голосами поющих, удивляются, какие они труженики, какие трудные ноты исполняют, как искусно переходят от тихого к громкому пению и прочее».

Святая церковь не одобряет сего:

    «…желаем, – говорит 75 правило Трульского собора, – чтобы певцы не употребляли безчинных воплей, не вынуждали из себя неестественного крика.., но с великим вниманием и умилением приносили псалмопения Богу, назирающему сокровенная».

    «Да слышат это юноши, – говорит блаженный Иероним, – да слышат те, которых обязанность петь в церкви. Богу должно петь не голосом, а сердцем, и не умащать гортань и челюсти сладостями в роде трагиков, так чтобы в церкви Христовой слышались напевы и песни театральныя. Раб Христов должен петь так, чтобы злой дух, бывший в Сауле, изгонялся от тех, которые подобно ему одержимы этим духом и не входил в тех, которые обращают дом Божий в народную сцену».

    «Недостоит петь велегласно и естество на вопль понуждати, – говорит Номоканон (174), – но тихо и со умилением».

    «Запрещаются в пении нововведения, не свойственныя церкви и в особенности противныя вере, и не петь двоегласно и многогласно» (VI Всел. Соб. Прав. 75 и 81).

Особенно строго относятся к музыкально-усладительному пению в церкви преподобные Отцы-пустынножители. Вот например, какие гибельные последствия приписываются ими влиянию такого пения на нравственность певцов.

    «Пение с гласом помрачает сердце и жестоко творит, и не оставляет душу умилиться, и аще хощещи во умиление приити, остави песни со гласом». («Радость Христианина», 21 Ноября 1891 г.). «И егда стоиши молитвы творя, ум твой силу стиха да внемлет: и мни, яко пред Богом стоиши, истязующим сердца и утробы. Не убо украшение песней есть спасающее человека, но страх Божий и соблюдени заповедей Христовых. Гласное же пение многия в преисподняя земли сведе; не точию мирския, но и священники в блуд и страсти себе потопиша. Еже паче песни мирския суть: сих бо ради собираются в церковь» (Пролог 8-го Мая, слово от Патерика). «Песни мирския суть», – говорит преподобный отец.

Да внемлют сему г.г. композиторы и регенты, вносящие в церковное пение дух народных песен; да разумеют, какому соблазну подвергают они молящихся в церкви христиан и да знают, какой страшной ответственности пред Богом подлежат они за этот соблазн.

Продолжение следует...

Источник: Православие. инфо
http://pravoclavie.info