Интервью с православным семинаристом, обучавшимся в германском теологическом институте
– Расскажите, пожалуйста, о своей учебе в Германии?
– Я три года учился в католическом теологическом институте и получил диплом. Потом два года еще писал диссертацию, но не дописал. Когда уже закончилась возможность получать визу и стипендию, собрался и уехал.
– Что Вас подвигло получить образование в католическом учебном заведении?
– Как ни странно, учеба в православной духовной семинарии, увлечение разными богословскими вопросами, и еще раньше был интерес к немецкому языку. Поэтому я спрашивал у нас в семинарии, не собираются ли они организовать учебу в Германии...
– Т. е. Вы учились в православной семинарии…
– Да. Я получил диплом бакалавра. И у нас все так идеалистично были настроены в том отношении, чтобы поехать. Как будто приедешь в Германию, и там – все, о чем мог мечтать инфантильный православный, перезанимавшийся наукой. На самом деле совсем все не так.
– А как?
– Интеллектуальная среда и научное руководство там были… ну, примерно, как у Робинзона Крузо, когда он жил на необитаемом острове. Т. е. вообще никакие. Потому что и то, и другое были так организованы, как будто специально хотели, чтобы я как можно меньше продвинулся, как можно меньше чему-то научился.
Мои православные товарищи некоторые думали, что, поехав туда, я продолжаю богословское образование. Но в том-то и дело, что не продолжал. У всех, кто меня посылал, у всех, кто это поддерживал, кто завидовал, кто недоумевал, почему я там не остался, – много наивности.
И суть даже не в католической пропаганде. Там была банальная идеология западного превосходства, которая проявлялась на всех уровнях.
– Как у вас сложились отношения с католическими студентами?
– Неважно. Конечно, немцы мне ни разу ничего грубого не сказали. Но при этом степень отторжения и ксенофобии была такой, что мне до сих пор больно. Меня считали просто за пустое место. Это было невыносимо. Потому что в семинарии у нас была как семья: все свои, все друг друга знали, все все обсуждали, дискутировали. И преподаватели работали выдающиеся, оказавшие на нас огромное влияние. А немецкие учителя... Их не стоит упоминать пофамильно из-за того, что они из себя ничего не представляют.
При этом они убеждены, что они – воплощение передовых идеологий, а мы должны все это преданно воспринимать. Они уверены, что образование, которое я получил в Германии – лучше некуда; что все, что там – самое прекрасное. Одновременно полная ксенофобия и полная уверенность, что они верх любезности. До сих пор у меня в голове не укладывается, как можно быть настолько пронизанным лицемерием. А для них это абсолютно нормально. У нас народ – если он ласковый – ласковый, если грубый – грубый. А вот чтобы человека за человека не считать и при этом за много лет ни разу грубого слова не сказать – мне кажется, русским так было бы сложно.
– Но, возможно, это даже хорошо, что у Вас не сложились отношения. Если бы они вас приняли в свою среду, то это, наверное, в конечном итоге повлияло бы на Ваше мировоззрение…
– Мне тоже приходят такие мысли. Думаю, что если бы я там дописал работу и защитился, то сам факт этот был бы против совести, в каком-то смысле предательством Православия, моей семинарии, учителей и друзей. Потому что это означало бы, что я согласен и с тем, как они ко мне относились, и со всеми их идеологиями и научными подходами...
– А какая там была программа? Какие преподавались предметы?
– Предметов было много. Ветхий и Новый Завет – два предмета. Курс основывается на современных теориях, которые изобрели протестанты. Ну, может там что-то католики немного видоизменили. Но те, кто занимается Библией – экзегеты, они Святых Отцов вообще «на корню» отрицают, считают их воплощением всех неверных подходов, которые только бывают.
Те, которые занимаются, догматикой, по каждой теме вначале изучают, что думали Святые Отцы, что – схоласты и т. д. Вроде бы, Отцы есть. Но если смотреть на практике, какой материал они берут, то, мне кажется, из всей патристики у них процентов 80 составляет блж. Августин. Т. е. – только для вида. Догматика у них очень подробная. На шесть семестров курс. По всем разделам, систематически, по пунктам.
Есть также церковное право. Ватикан издал своды канонов – отдельно основной, отдельно для Восточных Церквей. И вот, учились по этим сводам с конкретными толкованиями, с конкретными случаями, с какими-то даже судебными решениями по брачным делам. Это хотя бы фактический материал без каких-либо спекуляций. Потому мне данный предмет нравился – четкий, ясный. А то по некоторым курсам содержание было практически светское.
Например, нравственное богословие – ближе к психологии, либерально и поверхностно. Как бы правильные вещи говорят, но как-то несерьезно. Если теолога спросить про Святых Отцов или про аскетику, я думаю, он бы не понял, о чем речь, и сказал бы: «Идите к профессору древней истории и патрологии».
Был там даже такой предмет, как духовность, но это абсолютно пустое место, психология, к духовности отношения не имеет. Длился недолго и ничего в моей памяти и сознании не оставил.
Пастырское богословие – какое-то словоблудие. Там: «литургия», «материя», «канония», еще чего-то и про то, что «приход – это община». И еще пара таких понятий, и все это семестрами «перетасовывалось».
Литургика была как церковное право. На конкретном материале, по крайней мере, не светский, а нормальный католический предмет.
Еще – религиозная педагогика, но тоже что-то такое, ближе к словоблудию.
Философия была приближенная к богословию. Но там даже полного курса Истории философии не читали в отличие от нашей семинарии. Так, выборочно…
История Церкви – отдельно древняя, отдельно средние века и отдельно новая. Патрология входила в историю древней Церкви, в качестве отдельного предмета не изучалась…
– А сравнительное богословие?
– У них нет такого понятия. Был набор предметов, связанных с Восточными Церквями. Но на них ходили только униаты и представители Восточных Церквей. Немцев это не интересовало. Это вроде факультатива для «восточных товарищей». И, с одной стороны, у них есть тенденция, чтобы всех вообще униатов, включая монофизитских, смешивать с Православием – говорить, что вот, Восточные Церкви. А другая тенденция, параллельно с этим – делать вид, что в Православии каждая Поместная Церковь – это отдельная конфессия. Т. е. они полностью отрицают идентичность Православия именно как Церкви и в таком духе, разумеется, воспитывают свою молодежь.
Вообще, насчет многих конфессий у них крайне смутные представления. У нас они схематичные, но по крайней мере определенные. А у них – полный туман. Например, они пытаются вести переговоры с лютеранами, что у них якобы нет никаких догматических отличий. Наводят очень невнятные формулировки, которые и тем, и другим подойдут.
– А какие там сейчас библеистские теории?
– Для меня это было насилие над мозгами! Я все это выучил, сдал и тотчас же забыл. После экзаменов какое-то время даже не мог читать Библию. Потом опять начал. В общем, они над каждой перекопой издеваются: это слово оттуда, это слово отсюда, все неистинное. Все там якобы добавили, переврали. Это вообще невозможно православному человеку вынести!
– Смущение очень сильное?
– Да. Там даже некоторые говорили, что сдавать при защите докторской диссертации сразу библеисту и догматисту нельзя, потому что одному придется говорить одно, а другому – совершенно противоположное.
– Т. е. они сами друг друга опровергают?
– Да. И все это настолько длинно, заумно и запутанно, что сложно пробраться к тому, что они хотят сказать.
– Сейчас часто можно услышать, что католицизм изменился, якобы стал ближе к Православию. Насколько это мнение соответствует действительности?
– У них в теологии много компромиссов, лицемерия. Многие пишут очень заумно, но это не потому, что они воспитаны на заумных текстах, а потому что они по сути ни во что не верят и запутались, лицемерят и пытаются извращать понятия. И поэтому и получается туман.
Мой бывший руководитель писал настолько заумно, что я даже на последнем году учебы просто с диким трудом, стиснув зубы, продирался к смыслу его текстов. И это после чтения огромного количества литературы, прослушивания лекций и т. п.
Например, насчет благодати он так писал, что я понял: он просто не верит, что такое бывает. Как догматист, он знает, что обязательно должно присутствовать это понятие, даже целый раздел догматики. Но что реально существует благодать – он не верит! А у нас любая бабушка запросто говорит: «Вот, здесь благодать». Это совершенно естественное понятие для православных.
– Какова, на Ваш взгляд, цель деятельности католических духовных учебных заведений?
– Подготовить клир и кадры, которые клиру помогают, как-то переделать веру, чтобы было удобно сегодняшней идеологии. Чтобы они проповедовали в соответствии со стандартами светского западного государства. Т. е. им нужно что-то такое разбавленное, модернизированное. Ну, и учат, чтобы не воспринимали всерьез Православие и Отцов Церкви. Чтобы были пропитаны одними современными теориями, а не традицией.
– И при такой тьме в голове они – магистры, доктора богословия?!
– Да. Но зато они могут писать зубодробильно сложные тексты. Естественно, те, кто идет в науку – они именно на это надрессировываются. А те, которые просто на приходах – распространяют всякие теории и несут приспособление к духу времени.
Допустим, мой первый профессор, который вначале был моим научным руководителем, у него были на лекциях теории, что… ну, у них это очень, как всегда, сложно, запутано, но если коротко, то: процесс глобализации идет прямо в сторону Царствия Небесного. Что все эти мировые процессы объединения – это то же самое, что объединение в христианском смысле.
И вот, профессорам приходится проводить работу, чтобы согласовать несовместимое. Потому что все-таки, конечно, есть явные противоречия между традиционным католическим учением и современной западной идеологией. Однако они пытаются как-то все это примирить, приспособить. Для этого и нужен немецкий теолог – приспосабливать веру к требованиям Евросоюза.
Кстати, западный глобализм – он идет как раз вот в том направлении, которое описывается в Апокалипсисе. И, конечно, немецкие теологи в Апокалипсис не верят. Они толкуют его как нечто очень аллегорическое по поводу Римской Империи. Там даже курс такой был...
Т. е. всячески продвигается и оправдывается только одна линия «партии». И все – ни шаг влево, ни шаг вправо. Это не демократия, конечно. Это разрушение веры, национальных культур, экономик, благосостояния и просто здравого смысла. Я уж не говорю про духовность…
– Спасибо за интересную беседу!
Беседовал Дмитрий Мельников