Есть ли за гробом вечные муки?

Море отдает своих мертвецов

(воскрешение тел погибших в море при
Втором Пришествии Господнем).

Фрагмент фрески «Страшный Суд»

Продолжение. Начало см. 

 Публикуемый ниже критический отзыв архимандрита Серафима (Алексиева) († 1993), духовного сына святителя Серафима Богучарского (Соболева), разоблачает модернистские взгляды известного в Болгарии доктора богословия И.Г. Панчовского, изложенные им в книге «Современный человек перед жизнью, смертью и безсмертием». Несмотря на то, что высказанные замечания относятся к конкретному сочинению, они весьма актуальны, поскольку подобные идеи и ошибки можно встретить и в наши дни у многих авторов, размышляющих над ключевыми вопросами бытия.

 Приступив к поиску истины без помощи Святых Отцов и опоры на православную традицию, д­р Панчовский приходит и к другим недоразумениям, противоречиям и заблуждениям. Говоря о смерти как вратах вечной жизни, он, с одной стороны, утверждает, что «смерть – великий учитель жизни» (С. 104. Здесь и далее цит. по: Панчовский И.Г. Современный человек перед жизнью, смертью и безсмертием. София, 1944. – Примеч. пер.), и потому вместе с премудрым сыном Сираховым и иными достойными мужами рекомендует всем всегда помнить о ней (С. 97, 105). Но в то же время, опровергая себя самого, автор провозглашает: «Жизнь нам дана для того, чтобы жить, а не чтобы ежедневно отравлять ее образом смерти и мыслью о ней. Да бежит человек подальше от подобных <…> проповедников смерти <…>. Хуже всего то, что они считаются верными последователями Христовыми <…>. Ницшевский Заратустра справедливо называет их душевнобольными» (С. 98).

Но если мы обратимся к святоотеческой литературе, то увидим, что нет ни одного Святого Отца, который бы не учил, выражаясь церковным языком, о памяти смертной. Согласно д­ру Панчовскому, выходит, все они – не истинные последователи Христовы, а заблудшие «проповедники смерти»?! Отцы, которые в действительности были богомудрыми и благомыслящими христианами и наставляли в таком же духе и тех же добродетелях ближних?!
Отвержением святоотеческого церковного учения объясняется и ошибочное мнение д­ра Панчовского, что в вечность войдут одни души (без тел). Говоря о душе как носителе психической жизни человека, он рассуждает: «Именно эта духовная сущность в человеке может быть безсмертной и стать участником вечной жизни» (С. 123). Для тел там якобы нет места – мы будем только духовными, самоуверенно считает автор и потому далее пишет о «вечном сне нашего тела – смерти» (Там же).

Здесь очевидно еще одно серьезное противоречие Слову Божию. Спаситель недвусмысленно открывает, что перед Вторым Пришествием мертвые услышат глас Сына Божия и, услышав, оживут (Ин. 5, 25). Поскольку души не умирают, ясно, что оживут тела. Также вопрос о воскресении мертвых подробно рассматривается в 15­й главе Первого послания апостола Павла к Коринфянам. И святитель Кирилл Иерусалимский в полном согласии со Священным Писанием наставляет: «Мы воскреснем, все имея вечные тела» (Макарий (Булгаков), митр. Православно­догматическое богословие. СПб., 1867. Т. 2. С. 636). Кроме того, в Символе веры Святая Церковь исповедует: «Чаю воскресения мертвых». Но, вопреки всему, д­р Панчовский обрекает плоть на «вечный сон»! Вот до чего его довело отрицание «застывших схоластичных формулировок»! (Однако на стр. 168 он неожиданно, сам себе противореча, как бы случайно и мимоходом упоминает о «воскресших <…> и одухотворенных телах»).

Другое модернистское убеждение автора состоит в том, что после смерти грешную душу ожидает некий доныне не известный никому из православных богословов путь «очищения и усовершенствования». По разлучении с телом она неизбежно осознает свои грехи и якобы «с покаянным настроением, с болезненным чувством нанесенного правде Божией оскорбления и с живейшим желанием исправления и усовершенствования» начнет просвещаться, очищаться и приближаться к Богу. После смерти, полагает д­р Панчовский, будет иметь место не «состояние полного застоя», а «динамичнейшее состояние, состояние непрестанного движения» (С. 150), «состояние постоянного развития и усовершенствования» (С. 151). «Я глубоко убежден, – пишет он, – что Небесный Отец даст каждому неограниченную возможность еще раз рассмотреть свой земной путь и в новом свете принять решение, пойти ему ли за Ним или против Него» (С. 151–152).

 
Грешники во тьме кромешной.
Фрагмент фрески с изображением адских мук

 С позволения автора поинтересуемся, в каком месте Божественного Откровения он почерпнул эти идеи? Закономерно, что ни одна из них не подтверждается цитатами из Библии, ибо там подобных мыслей нет. Но вот что ясно и четко свидетельствует Слово Божие: Человекам положено однажды умереть, а потом суд (Евр. 9, 27).

В соответствии с этим и Святые Отцы единодушно учили, что за гробом нет покаяния! Земная жизнь для того и дана человеку, чтобы определиться со своей участью в вечности. Да, бывает, что не смертные грехи прощаются Господом и по разлучении души с телом. Но, как свидетельствует православная догматика, «такое облегчение и освобождение могут получать грешники не по собственным каким­либо заслугам или чрез раскаяние (ибо после смерти и частного суда нет места ни для покаяния, ни для заслуг), но только по безконечной благости Божией, чрез молитвы Церкви и благотворения, совершаемые живыми за умерших, а особенно силою безкровной Жертвы» (Макарий (Булгаков), митр. Указ. соч. С. 594).

Однако д­р Панчовский не говорит о молитвах Церкви и заупокойных Литургиях как единственном средстве облегчения участи умерших во грехах. Он проповедует посмертные личное покаяние, самоусовершенствование и развитие!

А вот что пишет на эту тему дивный праведник отец Иоанн Кронштадтский: «Нераскаянные грешники после смерти теряют всякую возможность измениться к лучшему и, значит, неизменно остаются преданными вечным мучениям (грех не может не мучить). <…> Время и место для действия благодати – только здесь: после смерти – только молитвы Церкви и то на раскаянных грешников могут действовать, на тех, у которых есть приемлемость в душах, свет добрых дел, унесенный ими из этой жизни, к которому может привиться благодать Божия или благодатные молитвы Церкви. Нераскаянные грешники – несомненные сыны погибели» (Иеромонах Мефодий. Отец Иоанн Кронштадтский. Сливен, 1938. С. 368–369).

То же утверждает и другой праведник и великий православный богослов святитель Феофан Затворник: «Начало очищения – покаяние, а на том свете ему места нет» (Еп. Феофан. Письма к разным лицам).

На основании Священного Писания и святоотеческого учения в Православной Церкви издавна существует твердое убеждение, что после смерти покаяние невозможно. Иначе, если есть шанс покаяться и там, в ином мире, то какой тогда смысл так мучительно бороться со страстями сейчас, живя на земле? Какая нужда в таком случае и в Христовых нравственных заповедях?! Но, по д­ру Панчовскому, верить так – значит быть закованным «в рабские вериги безплодного догматизма» (С. 150)...

Рассмотренные прежде уклонения хотя и значительны, все же высказаны автором в относительно спокойном духе. Но, начиная разговор об аде и его вечности, д­р Панчовский теряет эмоциональное равновесие. Вместе с современным человеком он до глубины души возмущается, что можно верить в «ужасную идею некоего вечного ада», и восклицает: «Что же это за Бог, „Небесный Отец“, Который уготовал ад и вечные муки людям, Своим любимым чадам?! <…> Такой Бог скорее похож на демона или сатану» (С. 161); «Разум современного человека может в той или иной мере примириться со всеми прочими религиозными истинами и принять их, но никоим образом он не желает смиряться с вестью об аде и его вечных муках и принимать ее в качестве своего вероисповедания» (С. 160); «И если грубая совесть языческого мира и мрачное сознание средневекового человека еще как­то могли мириться с адом и его вечностью, то для современного человека это стало практически невозможным» (С. 161); «Его совесть слишком чувствительна, его сознание слишком живо, чтобы воспринять такого Бога любви, Который якобы одновременно является страшным Судьей и Отмстителем» (С. 165).

  По словам автора, «только несовершенный в знании и нравственном разуме человек может допустить, что мировой процесс завершится Божиим Судом, который утвердит на вечные времена две объективные сферы – рай как царство добрых и ад как царство злых. Такой Божий Суд, а равно и ад как его итог, – лишь человеческие, слишком человеческие идеи темной эпохи. Для современного человека они утратили и человеческий облик и могут быть только демонским, сатанинским вымыслом на соблазн и отклонение верующих от Бога» (С. 196). Эти идеи, как и представления о Боге-Отмстителе и Судие, по его мнению, возникли «в воображении мелочных справедливцев и ничтожных добряков» (С. 167). Современный человек, как пишет д-р Панчовский, в них уже не верит. Но жаль, что из-за них он рискует вообще потерять «всякую веру в Бога». «Поэтому, – продолжает модернистский богослов, – на всех познавших истинного – великого, доброго и любвеобильного – Бога лежит священный долг как можно скорее очистить Его образ от позорных наслоений прошлого и явить его современному миру светлым, лучезарным и прекрасным, чтобы он принял и облобызал этот идеал. Первое и ужаснейшее пятно на Божием лике, помрачающее его и делающее Бога подобным Его антиподу – диаволу, – вера в то, что Он – Творец ада, вечного мучилища для безбожных, злых и грешных» (С. 167–168).

Д-р Панчовский приводит ряд аргументов для подтверждения тезиса, что мысль о вечных муках отталкивает современного человека от Бога. В частности, он указывает на Августа Мессера, немецкого философа и педагога, тщетно боровшегося с церковным учением о наказании грешников адскими муками и в итоге пришедшего к безбожию. Также он цитирует те места из ницшевского «Заратустры», где хулится христианский Бог-Судия. А еще, кроме названных богоборцев, автор дает слово и Михаэлю Гану (1758–1819; немецкий теософ, последователь оккультистов Якова Беме и Фридриха Этингера. – Примеч. пер.), и Иммануэлю Ничу (1787–1868; немецкий протестантский «богослов», философ и историк. – Примеч. ред.), также отвергающим веру в ад, и даже Станиславу Пшибышевскому (1868–1927; известный польский писатель-модернист, поклонник Ницше. – Примеч. пер.), которого сам называет «пророком современного сатанизма» (С. 169, 171, 172). В целом кажется, что он готов предоставить трибуну всякому, кто не согласен с традиционным христианским убеждением в безконечности адских страданий. Но прервемся на время и посмотрим, насколько состоятельна его позиция.

Первое, что бросается в глаза при прочтении главы «Ад и его вечность», – тот факт, что д-р Панчовский отрицает вечные муки под двумя предлогами: 1) потому что с этим не может примириться современный человек, и 2) исходя из якобы благочестивого желания освободить Бога от подозрений в жестокости и облегчить современному человеку приход к Нему как к благому и любвеобильному Отцу Небесному. Однако законны ли приведенные автором основания?

Проанализируем сначала первое из них. Логично поинтересоваться: на чем зиждется его мнение об отсутствии вечных мук? Конкретно он не отвечает на этот вопрос, но можно сделать определенные выводы из его общих рассуждений о том, что современное сознание не допускает существование ада «как особой бытийной сферы». В наше время «духовного и нравственного подъема», когда человек «достиг завидного духовного совершенства» и «стяжал чувствительное нравственное сознание» (С. 210, 211), полагает д-р Панчовский, представление о вечном аде просто недопустимо.

Вот его гарантия отсутствия ада в традиционно-догматическом смысле! Свою веру в небытие преисподней автор основывает на убеждениях, настроениях и вкусах современного человека. Но какой серьезно мыслящий богослов и тем более профессор осмелится избрать извращенные понятия светских людей нынешнего века и таких безбожников как Мессер, Пшибышевский, Ницше и проч. фундаментом судьбоносных в человеческой жизни мировоззренческих идей? Но д-р Панчовский, почитаясь авторитетным богословом, тем не менее, совершил эту огромную ошибку. Он забыл, что единственный достоверный для нас источник религиозных истин – Божественное Откровение, в котором Сам Бог через святых мужей изъяснил нам тайны веры и потустороннего мира и сообразный с ними смысл земного бытия.

Автор пренебрег гласом Божиим, вняв нашептываниям лукавого мира сего. Он постыдился Христа и Его слов о вечном аде перед этим прелюбодейным и грешным родом (см.: Мк. 8, 38), перед гордостью человеческого неверия в существование Страшного Суда и адских мук. Он, очевидно, не учел, что дружба с миром есть вражда против Бога (Иак. 4, 4) и что христианам заповедано не сообразовываться с веком сим (см.: Рим. 12, 2).

Появление из-под его пера столь радикальных и богохульных мыслей можно объяснить не иначе, как намеренным отвержением учения Слова Божия. Неужели д-р Панчовский не знал, что идеи о Божием Суде и объективном, реальном существовании вечного ада, которые он называет «слишком человеческими» и даже «демонскими» и «сатанинскими», возвещены миру не людьми, а Самим Господом Иисусом Христом в 25 главе Евангелия от Матфея? И проповеданы они не «на соблазн и отклонение верующих от Бога», а для того, чтобы побудить нечестивых, прежде не знавших об ожидающей их участи, оставить грех и покаяться. Как же посмел д-р Панчовский назвать божественные истины сатанинскими?! Неужели он думает, что Спаситель пугал нас неким выдуманным адом и обманывал сказками?! Нет, как Сущий в недре Отчем (Ин. 1, 18) и ведущий все тайны загробного мира, Он открыл нам истину, что там нераскаянным грешникам и безбожникам уготован вечный ад. И при этом Богочеловек учил нас верить в ад как в живую реальность, как в действительную бытийную сферу, где навеки будут заключены диавол и его служители!

Вот что дословно сказал Господь: Когда же приидет Сын Человеческий во славе Своей и все святые Ангелы с Ним, тогда сядет на престоле славы Своей, и соберутся пред Ним все народы; и отделит одних от других, как пастырь отделяет овец от козлов; и поставит овец по правую Свою сторону, а козлов – по левую. Тогда скажет Царь тем, которые по правую сторону Его: приидите, благословенные Отца Моего, наследуйте Царство, уготованное вам от создания мира <…>. Тогда скажет и тем, которые по левую сторону: идите от Меня, проклятые, в огонь вечный, уготованный диаволу и ангелам его <…>. И пойдут сии в муку вечную, а праведники в Жизнь Вечную (Мф. 25, 31–46).

Отрицатель существования ада как места, где вечно будут мучиться нераскаянные грешники, должен, следуя логике, прийти к отвержению и рая, поскольку Спаситель одинаковыми словами и с равной силой убедительности возвещает как о рае, так и об аде.

Вся Библия полна указаний, подтверждающих истину о безконечности адских мук. Так, в притчах Соломоновых сказано: Путь жизни мудрого вверх, чтобы уклониться от преисподней внизу (Притч. 15, 24). У святого пророка Исаии грешники на Сионе, убоявшиеся гнева Божия, вопиют: Кто из нас может жить при огне пожирающем? Кто из нас может жить при вечном пламени? (Ис. 33, 14). А в другом месте святой пророк пишет о горделивом Деннице: В преисподнюю низвержена гордыня твоя со всем шумом твоим; под тобою подстилается червь, и черви – покров твой (Ис. 14, 11). Эти ветхозаветные образы вполне соответствуют тому, что открыл об аде Сам Христос: И ввергнут их (грешников) в печь огненную; там будет плач и скрежет зубов (Мф. 13, 42). Вечность мук Господь изображает также словами о неугасимом геенском огне и неумирающем черве (см.: Мк. 9, 43–44). Подобное говорится и в Откровении: А диавол, прельщавший их, ввержен в озеро огненное и серное, где зверь и лжепророк, и будут мучиться день и ночь во веки веков (Откр. 20, 10; ср.: 14, 10–11; 21, 8). Если д-р Панчовский сомневается, что таково вероучение всей Библии, пусть прочтет еще и следующие места: Чис. 16, 30–39; Втор. 32, 22; Ис. 38, 10; 14, 9–15; Иов. 26, 6; Пс. 15, 10; 48, 16; 138, 8; Мф. 23, 35; 10, 28; Лк. 16, 19–31; 12, 5; Евр. 10, 26–31; Петр. 3, 7; Откр. 19, 20; 20, 14–15 и многие другие.

 Перевод с болгарского языка
Анны САМСОНОВОЙ

Печатается
с небольшими сокращениями

Продолжение следует

Источник: Газета "Православный крест"