О духовных недугах нашего времени и богословии

 Беседа с архимандритом Рафаилом (Карелиным)

— Отец Рафаил, вы прожили долгую жизнь, застали разные политические эпохи. Каждую из них характеризуют свои особенные духовные недуги. Каков главный духовный недуг нашего времени?

— Главным недугом настоящего времени я считаю ложь и двуличность, которые становятся стилем жизни современного человека. Религия уже перестает быть доминантой жизни человека и императивом его поведения. Скорее, религия служит удовлетворением определенных душевных потребностей, подобно эстетическому удовлетворению, которое дает искусство.

На самом деле религия во многом является делом воли. Внутренняя жизнь христианина — это постоянная борьба со своими страстями и греховными навыками, противостояние миру, который, по словам Христа, «лежит во зле». Эта борьба кажется мучительной для многих современных христиан, поэтому их религиозность принимает внешние формы и застывает в них.

Другим недугом нашего времени является обособленность людей и их эмоциональная холодность. В технологический век человек меньше нуждается в помощи другого человека и меньше дорожит им — его заменяет машина. Средства массовой информации способствуют стандартности мышления. Телевизор, компьютер и другие технические изобретения все более заменяют живое общение: человек уходит в виртуальный мир, который становится его второй действительностью. В этом мире он не несет ответственности, чувствует себя свободным от обязанностей и забот — иллюзорный мир ничего не требует от него. Духовное отчуждение нередко переходит в аутизм. Человек чувствует свое одиночество, но и в этом случае телевизор и компьютер предлагают ему общение на расстоянии, виртуальные связи без любви, какое-то мертвое общение, похожее на общение теней. Техника сокращает физические расстояния между людьми и в то же время на эмоциональном плане дистанцирует их друг от друга. Человек перестает любить человека; ближний оказывается дальним. У него пропадает желание видеться с друзьями, ему комфортнее сидеть у компьютера. Здесь кажущееся удобство переводит общение людей на уровень прагматики.

Эмоциональная холодность и отчуждение принимают степень нравственного кризиса, который более опасен, чем экономический кризис. Этот процесс в различных формах проявляется везде, причем, в технически развитых странах с большей силой и разрушительностью.

— Складывается ощущение, что у современных христиан вопросы догматики отошли на задний план: если о чем-то и говорят, то лишь о социальном служении и прочем. О различии в вере говорить и вовсе не принято. Так ли это?

— Догматическое мышление неразрывно связано с духовным состоянием человека, особенно с его мистическими интуициями. При оскудении молитвы и либерализации морали человек перестает чувствовать действие благодати в своей душе, теряет православное мышление и внутреннее свидетельство истины. Характерно, что для святых догмат представлял собой не отвлеченное понятие, а живую истину, и отклонение от догмата воспринималось и ощущалось ими как потеря благодати. У современных людей притуплено это внутреннее свидетельство. Они воспринимают догматы как философские постулаты и тезисы, рассматривают их на уровне плоского рассудочного мышления и поэтому у них стирается граница между догматической истиной и духовной ложью. Теологический максимализм прежнего времени все более вытесняется гуманистическим антропологизмом, при этом ориентиры истины теряются, духовные центры бытия и шкала нравственных ценностей сдвигаются и смещаются со своих мест.

Догматический индифферентизм — это слепота тех, у кого притупились или атрофировались религиозные интуиции. Интеллектуальная всеядность воспринимается как широта мышления и даже свидетельство любви.

Этот вопрос очень важен, поэтому повторим нашу мысль.
Мистические интуиции делают догмат реальной, осязаемой истиной, а современный человек с его приглушенными духовными интуициями воспринимает догмат как продукт определенного времени и эпохи, рассматривает его вроде философской абстракции, сознательно или несознательно прилагает к Церкви и Откровению принцип эволюции, и таким образом делает догмат релятивистским и плюралистическим понятием. По их мнению, догматы можно до времени уважать, как уважают стариков, но можно также безболезненно изменить их или проигнорировать. Практическим проявлением такого рационализма в религии являются экуменизм, униатство и многоголовая гидра модернизма.

* * *

Главное догматическое повреждение ума современных христиан — это потеря святоотеческого понимания Церкви как хранительницы истины, Священного Предания и Священного Писания. Современное представление о Церкви в либеральных кругах все более приближается к протестантскому взгляду на Церковь как на человеческую общину, объединенную вероучительным согласием и ритуалами, на союз единомышленников. При этом самое главное — божественная сторона Церкви как хранительницы благодати, носительницы фаворского света и непрестанной Пятидесятницы — стирается, ее воспринимают как человеческий институт.

Для бойких модернистов Церковь становится бесхозным домом, который они приватизировали и переделывают на свой лад.

Откровение имеет две формы: Писание и Предание. Священное Предание, отраженное в символических книгах (вероучительные книги, принятые всей Церковью), догматических и канонических постановлениях Вселенских Соборов, богослужебных текстах и агиографических памятниках, все более обесценивается в глазах либерального общества. Что касается модернистов, то для них Священное Предание — в значительной степени мифология, недостойная внимания современного «образованного» человека. А что касается догматики и каноники, подтвержденных на Соборах, то известный модернист Николай Зернов прямо заявил, что «Вся трагедия Церкви началась со Вселенских соборов»[1].

Модернисты стараются дискредитировать вероучительные источники, упразднить и разрушить, а иногда даже осмеять богословскую традицию и преемственность прежних веков, создать новое аморфное христианство, которое отвечало бы понятиям, вкусам и потребностям, а проще говоря, страстям современного общества, находящегося под радиацией либерализма и гуманизма. Модернисты стремятся не мiр просветить светом Церкви и приобщить его к вечной истине христианства, а Церковь приспособить к мiру и тем самым подвергнуть ее перманентной секуляризации.

Второе догматическое извращение я вижу в стремлении модернистов переделать, а, в сущности, упразднить православную сотериологию, изъять из нее догмат об искуплении и создать новую сотериологию под названием «нравственной теории спасения».

Догмат об искуплении — это сердце христианства. Спасение человечества Христом заключалось в том, что Распятый Мессия принял на Себя через Свои страдания и мучения наказание, которое по справедливости Божией должно было вечно тяготеть над человечеством. Господь заменил нас Собой и этим соединил справедливость с любовью, а любовь с правосудием — в этом смысл Голгофской жертвы.

В предреволюционные годы предыдущего мятежного столетия началось движение обновленчества. Обновленцы заявляли, что современного человека уже не вдохновляет учение об искуплении и нужны новые идеи. Гуманизм как культ человека не желал и не допускал искупления, видя в этом унижение достоинства человеческой личности; его более устраивало другое учение — о том, что человек сам спасает себя через исполнение евангельских заповедей и подражание Иисусу Христу как нравственному эталону человека. При этом часть модернистов допускали, что Христос — идеальный человек, а другие считали, что Он грешник, Который путем борьбы с живущим в нем грехом и страстями постепенно нравственно совершенствовался и окончательно победил грех во время крестных страданий. Это лжеучение представляло Христа не Искупителем, а педагогом и открывало путь христианизированной теософии и гностицизму. Следует помнить, что древние гностики-докеты отвергали догмат искупления, считая распятие и страдания Христа призрачными. Апостол Иоанн Богослов запрещал христианам иметь какое-нибудь общение с гностиками. История повторяется, и подобие настоящего мы можем найти в прошлом.

— В разное время на Православие в большей или меньшей степени «давили» разные ереси. В последние столетия особенно увеличилось давление католицизма и протестантизма. Какая из этих ересей по своему влиянию страшнее для православных? От какой выработано более совершенное противоядие?

— Со времени отпадения Рима от вселенского Православия у нас накопилась обширная апологетическая литература, где подробно рассмотрены и исследованы разногласия между католицизмом и Православием. Надо сказать, что с каждым столетием образовавшийся разрыв все более расширялся и углублялся вследствие того, что Рим принимал новые догматы и каноны, несовместимые с учением древней Церкви. Возрастающее влияние иезуитского ордена на Западе внесло в сознание латинских теологов мощную струю либерализма и гуманизма (надо сказать, что само слово «иезуитство» стало синонимом прагматизма и неразборчивости в средствах для достижения поставленной цели). Между Православием и католицизмом проведены четкие границы, которые не могут сдвинуть или уничтожить ни экуменизм, ни волны нарастающей секуляризации.

С протестантством дело обстоит сложнее. В отличие от католицизма протестантизм представляет собой конгломерат конфессий, деноминаций, сект и теологических школ, вследствие чего он не имеет единой богословской концепции. То общее, что характерно для протестантизма, как бы его кредо, — это отвержение и разрушение Предания и замена его частными мнениями и субъективными толкованиями Священного Писания. Именно благодаря аморфности и многоликости протестантизм легче подделывать под Православие. В этом отношении он имеет своих единомышленников и союзников — «православных» теологов-модернистов, которые стараются дискредитировать Священное Предание и разрушить изнутри Церкви само Православие. Поэтому в настоящее время протестантизм я нахожу более замаскированным и опасным противником, чем католицизм.

Что же касается противоядия от лжеучений и ересей, то я считаю главным противоядием стяжание благодати Духа Святого. Благодать делает православным не только ум, но и сердце человека, и он непосредственно ощущает и познает духовными интуициями, что спасение возможно только в Церкви, в ее Предании, догматике и литургике, что Церковь — это Ковчег, вне которого спастись от потопа зла и греха невозможно. Однако если мы продолжим эту аналогию, то и в спасительном ковчеге нашлись Хам и Ханаан. Для спасения необходимым условием является пребывание в Церкви, однако спасение не происходит механически, а зависит кроме благодати от воли и жизни каждого человека.

Говорить о том, кто ближе к спасению — католики, протестанты или другие еретики — мне кажется бессмысленным. Во время потопа одни люди погибали на равнинах, другие бежали в горы, взбирались на самые вершины, но и там их настигали волны — и все вместе нашли общую могилу в бездне океана. Утонуть вблизи или поодаль от берега — одинаково.

Вопросы архимандриту Рафаилу (Карелину) задавал Антон Поспелов