Главным доводом в пользу мирового господства английского языка в науке и образовании, а также широкого использования англоязычных терминов во всех языках мира является материальная выгода. Во-первых, оно позволяет экономить деньги на переводах лекций иностранных преподавателей, а также на переводе книг, пособий, статей. Во-вторых, отсутствие национального словообразования позволяет экономить на органах, этим словообразованием ведающих. Бери бездумно и беззатратно английские термины и пиши их буквами своей азбуки. В-третьих, люди, владеющие английским языком, имеют возможность получить более высокооплачиваемую работу.

Но выгода от англификации языковой политики краткосрочна. Она даёт экономию прямо сейчас, но лишает страну, её предприятия и её граждан рыночного конкурентного равенства в будущем, отдавая преимущество гражданам и предприятиям из англоязычных стран и самим этим странам.

Есть и нерыночная выгода. Ещё Древний Рим использовал насаждение своего латинского языка в завоёванных странах для навязывания своих обычаев, культуры, религии и своей экономической модели общества. Иными словами — для колонизации покорённых стран. Поэтому главный довод сторонников патриотичной языковой политики, сторонников сохранения своего языка и охраны его от размывания словами из других языков — это отстаивание культурной и духовной независимости, отстаивание возможности потомкам пользоваться духовным и культурным достоянием своих предков.

Как-то услышал от школьника фразу: «Зачем мне учить наизусть Пушкина, он ведь жил в другой стране и писал на другом языке?» Разве 25 лет назад у советских школьников возникала такая мысль? Значит, именно в течение минувших 25 лет наш язык изменился настолько, что дети стали ощущать язык Пушкина чужим. Именно это — отрыв народа от корней его предков, лишение его самобытности — и является конечной целью агрессивной языковой политики англоязычных стран. Французский социолог Пьер Бурдьё даже назвал целью «символического насилия языком» «всеобщую покорность».

Размывая наш язык, англо­язычные народы навязывают нам и свои понятия добра и зла. Россия же проводит языковую политику колонии. Мы отказываемся от слов, которыми пользовались наши предки, заменяя их чужими словами.

Но не у всех народов выход из употребления предмета означает выход из употребления слова, этот предмет обозначающего. Например, «сабо» стали обозначать новый вид обуви, а в русском слово «лапти» вышло из употребления.

Но самое печальное — это колонизация массового языкового сознания русских. При возможности выбора между русским названием и ино­язычным большинство выбирают иноязычное. Пусть даже длинное и неблагозвучное в нашем языке.

Языковая политика является составной частью общей политики государства. Воплощают её деятели СМИ и образования, решая, на каком языке проводить обучение, издавать учебные пособия и научные работы. Образно говоря, и те и другие знают, как построить здание. Но что мы строим, чем будет это здание — храмом духа или храмом рынка — решают идеологи. Не случайно Сталин, не будучи деятелем ни СМИ, ни образования, написал статью «Марксизм и вопросы языкознания» (кстати, «языкознание» после Сталина успело стать «лингвистикой»). Сталин был идеологом и видел политическую важность языкового обустройства страны.

Если мы стремимся к полной независимости нашей страны в экономике, внешней политике, в культурах и религиях народов России, в нашем понимании добра и зла, то мы должны: возродить русское словообразование; избавляться от размывания нашего языка чужими словами; ограничить преподавание в наших учебных заведениях на иностранных языках; ограничить издания научных трудов, статей и прочих публикаций на иностранных языках; защитить церковнославянский язык, возобновить его преподавание в вузах России; наладить обмен словами со славянскими народами; любить и уважать русский язык, как мы любим и уважаем нашу Россию!