Пролетел целый год с того момента, когда от нас ушел человек необыкновенного таланта, русский художник Павел Рыженко. Его дар получил признание при жизни, но только сейчас становится понятно, что работы мастера имеют свойства доброго, драгоценного вина, которое вызревает с годами. Очевидно, темы и смыслы его картин, необычайно актуальные для современности, с течением времени будут все более раскрываться, обретая новое звучание.
Примечательно, что определения «художник» и «живописец» как будто не в полной мере характеризуют личность этого уникального человека. Жизнь и творчество Павла Рыженко – пример того, что настоящий талант существует не в узких рамках жанра, а в сочетании множества пластов наук и искусств, на стыках разных областей и методов. Действительно, этого художника можно назвать и ученым-историком, и философом, и летописцем, и православным подвижником. Он посвящал много времени изучению исторических источников, архивных документов, что помогало ему правдиво изображать различные эпохи и ситуации. А критики отмечают еще один феномен, свойственный таланту Павла Викторовича, – в его реалистичных и исторически достоверных картинах  присутствует глубокий религиозный и философский символизм: зримое и земное открывает зрителю нематериальное, духовное, приподнимая завесу перед реальностью иного, горнего мира.
Поделиться своими воспоминаниями и рассказать о художнике мы попросили его супругу – соработницу при жизни, а ныне – продолжательницу его служения во имя веры, Родины и грядущего православного Государя, Помазанника Божия.

– Анастасия, так получилось, что мы с Вами беседуем в годовщину кончины Павла. Расскажите, пожалуйста, о его последних днях. Каким он был тогда – в духовном плане? Ведь известно, что Господь забирает или готовых, или неисправимых. К чему Павел пришел, над чем работал, с чем, как ушел? До сих пор сложно принять, что это произошло. Могло ли быть как-то иначе?

– Весь последний год Павел был молчалив. Вообще, он, прежде такой живой, энергичный, эмоциональный, словно весь собрался внутренне, как будто переживал что-то в себе. Может быть, у него и было предчувствие смерти, но он об этом не говорил. Лишь иногда замечал, что очень устал. Он терпел постоянные головные боли, которые заглушал таблетками – возможно, это было предынсультное состояние. Но он работал до последнего дня, а ушел из жизни накануне памяти святого иконописца – преподобного Андрея Рублева. Символично, что его последней незавершенной работой оказалась как раз картина «Андрей Рублев».
За тот год он не только создал диораму «Стояние на Угре», но и окончил Куликовский цикл, серию «Победы на поле Куликовом», «Стояние на костех», «Безмолвие». И последняя картина, наверное, лучше всего отражала его духовное состояние. Сюжет ее таков: князь Димитрий Иоаннович приезжает к преподобному Сергию перед сражением, чтобы просто посидеть рядом с ним, помолиться. Они безмолвствуют, и душа князя настратвается на неземной лад – стремится к Вечности. Скорее всего, то же чувствовал и Павел. Мы знаем, что после Куликовской битвы Димитрий Иоаннович прожил еще девять лет, но это были годы, исполненные болезней и страданий. И здесь, мне кажется, тоже можно провести параллель с Павлом. Вероятно, краткость его жизненного пути обусловила и взятая им на себя огромная отвестственность, в чем-то, пожалуй, непомерная. Но, понимаете, человеку бывает трудно оценить меру наполненности своей жизни. Это был его крест, путь Божий. И он набрал такие обороты не потому, что был движем гордыней или азартом, – он просто не мог иначе. Сегодня у меня спрашивают: «Ну, что же Вы его не уберегли, не остановили?» Я отвечаю, что для меня это было недостижимо и непостижимо, все зависело только от самого Павла – у него был собственный внутренний темп, жизненный ритм, своя форма творческого существования. Он будто не писал, а дописывал – чувствовал, что времени осталось немного.
Об этом он и прямо говорил: «Осталось мало времени». Может, изнуренность организма и в какой-то степени перегруженность души уже давали о себе знать. Потому что за два года до случившегося он уже попадал в больницы – причем в реанимацию. Врачи говорили, что его организм изношен, как у 65-летнего человека. Но он продолжал работать в том же темпе и режиме. Последние семь лет он не позволял себе никакого отдыха, никуда не выезжал. Только деревенское уединение и написание этюдов было его недолгим отдохновением от трудов над большими полотнами. И замечалось в нем присутствие чего-то неземного, не от мира сего. Он как будто уже частично оторвался от нашей действительности. Будучи великим художником, перед концом Павел все более умалялся, считал себя несовершенным, становился необыкновенно простым, как ребенок, лишенным всяких земных привязанностей, пристрастий.
Когда он был на Афоне, один из старцев предсказал ему скорую кончину, но заметил, что смерть наступит в бою. Поэтому в отсутствие военных действий я была, если можно так сказать, относительно спокойна. Но теперь понимаю, что у Павла вся жизнь была боем. Его творчество стало битвой, бранью добра со злом, потому что талант – это крест, несомый через боль и борьбу. И это действительно тайна – талант, словно вспышка, сверкнет и погаснет, но оставляет после себя то, что требует длительного осмысления, что живет в веках.
Для меня скорбь о земном человеке немного утихла, осталась человеческая привязанность. Я сейчас чувствую всей своей душой его присутствие. Еще сильнее, ближе, явственнее – во внутренней поддержке, радости, умиротворении. Ощущаю это постоянно и думаю, что также он присутствует и в своих картинах.
Я уверена, что в Вечности Паша оправдан Богом за свое служение. Очень многие люди, когда у нас в храме было поминовение и я раздавала пироги, подходили и говорили: «Как он нам помогает! Мы просим его помощи!» Это такая трепетная, детская вера, но, думаю, она небезпочвенна и Павел действительно имеет дерзновение ходатайствовать у Престола Господня за тех, кто его помнит и любит; а сколько таких сердец! В Москве прошли две выставки Пашиных работ, впечатления от которых зрители выразили в семи толстенных книгах отзывов, исписанных от корки до корки. На каждой странице там – слова благодарности, проявление народной любви. Больше 30 тысяч человек посетили эти две большие выставки. Это огромная цифра, которая свидетельствует, что Паша – действительно народный художник, получивший признание современников.
Если год назад в эти страшные дни я очень скорбела, мне было больно и обидно, случившееся казалось несправедливым, неправильным – ведь сколько он мог еще сделать! – то сейчас я понимаю: он сделал ровно столько, сколько нужно. Какие искушения могли еще постичь душу, когда идет такая гонка, такой вал работы, и выдержал бы он их? В конце концов, Господу важны не наши творения, а именно душа. Вот в лучшую минуту, наверное, когда душа Павла пребывала, так сказать, во всей полноте, она и отошла к Богу, была Им принята и, надеюсь, оправдана. Поэтому я смирилась с происшедшим, положившись на волю Божию.
Наследие Павла столь огромно, что дай Бог мне за всю оставшуюся жизнь его осмыслить, преподнести людям, рассказать, раскрыть. Оттого и безценны для меня каждая выставка и экскурсия, любая из которых – это еще один маленький кирпичик, дополнение к его служению, в его оправдание перед Богом. Ведь до Страшного Суда окончательный приговор человеку еще не вынесен, и потому, сколько Господь даст мне сил, я буду трудиться на этом поприще. Ради зрителей, ради народа, который очень люблю; ради будущего Государя, в приход которого верю; ради памяти мужа, с которым надеюсь соединиться в Вечности. И, если во время земной Пашиной жизни чего-то не успела, не додала, восполню эти пробелы сейчас, чтобы быть достойной его.

– Да, дай Бог. Если можно, вопрос по поводу царской темы. К сожалению, сегодня…

– Эта тема явно замалчивается...

– Не очень многие люди, даже православные, пришли к пониманию важности восстановления самодержавия в России. А как и когда осознали такую необходимость Павел и Вы?

– Получилось так, что Царя Иоанна Грозного (картину «Царево молчание») Павел начал писать по просьбе заказчика. Может, он и хотел изначально сделать это сам, но будто бы боялся подойти к такому неоднозначному для многих сюжету. И в процессе работы Паша, кажется, открыл для себя целый новый мир. Упоминая об этом на выставках, я вижу, как меняется мнение людей, как этот созерцательный образ Иоанна Васильевича побуждает переосмыслить и отвергнуть старые стереотипы. Господь сказал: «Не прикасайтесь к Помазанникам Моим» (см.: Пс. 104, 15), и посему не на осуждение и обличение подвигает работа Павла, но в ней содержится призыв понять ту эпоху и оценить всю тяжесть креста несправедливо оболганного монарха...
Он хранил твердую и абсолютную убежденность, что Россия может возродиться только в том случае, если на престол взойдет Государь. Павел был человеком монархического духа. Он жизнью своей как бы служил Царю и повторял: «Я живу при императорской России». Может быть, поэтому он оставался свободным от многих сомнений, свойственных колеблющимся в своих убеждениях, рефлексирующим людям. Верю, что Сам Бог поставил его на это служение-проповедь ради грядущего Государя.

До того как ему сделали заказ на картину об Иоанне Грозном, Павел успел написать «Царскую Голгофу», т. е. он уже делал попытку осмысления темы русских правителей. Но Иоанн Васильевич – его личность, судьба, время – стал неким ключом к пониманию всего контекста царской темы, всей русской православной монархии в веках, на протяжении истории. В сознании Павла разные Государи, их эпохи и задачи были собраны воедино. И тот, кто видит историю во всем ее объеме, любые параллели (например, между Иоанном Васильевичем Грозным и Николем Александровичем Романовым) может проводить безконечно. Я тоже считаю, что нужно подходить к вопросу о Царях не сугубо исторически, основываясь на якобы голых фактах, которые могут быть субъективны, но стараться увидеть шире, через призму того, что за Россией, за нашей историей стоит многовековая история именно монархии. Преемство, взятое от Византии, мы действительно продолжили и должны нести.
Что же касается нынешнего замалчивания данной проблемы, то это очень печально. Мы ищем ответы на важные вопросы, а самого главного не видим. А ведь царская тема – это и есть то главное! Вот, например, слова маститого священнослужителя – отца Тихона (Шевкунова). Я обрадовалась, когда они привезли в Петербург выставку Рюриковичей; думала, что они поднимают тему монархии. А он сказал (дословно): «А зачем нам монархия? У нас есть Путин»! Но Путин – не монарх, не Государь, и никогда им не будет по той простой причине, что он – другого плана человек. Возвращение Царя должно произойти на уровне тайны, на уровне выбора народа, его упования, как это было с Михаилом Феодоровичем Романовым.

– На выставке Вы рассказывали о сути триптиха, отражающего противостояние «красных» и «белых» во время Гражданской войны; о случае, когда мать двух братьев, находившихся в разных лагерях, не благословила на брань ни одного, ни другого. Вот сейчас тоже происходит смута – трагедия на Украине, начало которой Павел еще застал. Как он относился к этим событиям, что думал о них и говорил?

– Погруженный в работу, он не всегда успевал отслеживать разные новости. Кроме того, у нас дома никогда не было телевизора, мы его принципиально не покупали. Но тут он отовсюду, где только можно, стал черпать информацию. То, что он так близко к сердцу принимал происходящее, возможно, отчасти ускорило его уход. Конечно, Павел безконечно радовался присоединению Крыма, но по поводу войны на Украине страшно переживал. Он понимал, что мы – единый народ и должны хранить и укреплять свое единство. В противовес прежней истории, вместо движения навстречу друг другу, осознания вековой общности – теперь разделение и ужасные последствия. Это действительно трагедия! И Павел стремился, насколько возможно, объединить, консолидировать людей за счет общей идеи. А что может быть выше идеи служения Государю?! Для него в этом служении содержался ответ на все вопросы.

– А насколько тему русского Монарха слышат и понимают сегодня посетители выставок Павла Рыженко?

– Мне кажется, что сейчас все понимают и откликаются как никогда. Приходят внимательные, чуткие, удивительные зрители! Такого за десять лет, что я веду экскурсии, еще не было. Я ощущаю, что эта тема начинает звучать все громче. Сначала мы обрели веру, открылись двери храмов, а теперь мы как будто находимся на подступах к пониманию важности присутствия Государя. Мне кажется, что генетика народа пробуждается. Когда Паша скончался, наш духовник отец Артемий Владимиров сказал: «Сейчас пришло время его картин. Именно сейчас они начнут звучать». До этого происходило только знакомство с ними, а ныне – настал их черед внести свою лепту в процесс пробуждения и возрождения России.

– Однако, несмотря на положительные перемены, как известно, враг тоже не дремлет. Сейчас вот Кирилловичей к нам позвали…

– Павел был против этого, ибо Царь – явление абсолютно народное, его нужно вымолить, а не назначить на основании сомнительных родовых связей. Это должен быть человек из эпицентра народной жизни и исторических традиций – как Михаил Феодорович. Павел поэтому и работал над раскрытием царской темы – ради пробуждения народа. А Кирилловичи – не та ветвь, они не имеют связи с Россией. Нам нужен правитель, который будет болеть, страдать за свою Родину и народ.

– Как Вы думаете, что нам надо еще понять, осознать, чтобы окончательно проснуться и воспрянуть?

– Считаю, что русский народ очень чуткий, удивительный, при всех нынешних проблемах он все равно на генетическом уровне живой. Мы, русские люди, всегда готовы к подвигу, служению, жертве. Повторю убеждение своего мужа и свое тоже: нам не хватает только одного – имперского духа! Мы как будто все собираем по кусочкам, но дыхания жизни в этом составленном из частей государственном теле нет. В основе имперской идеи лежит смирение, ей противны гордость и жажда «демократических свобод». Мы должны понять, что нам необходимо пребывать под дланью Государя-владыки, смириться, научиться послушанию. И не либеральные свободы, не «демократию» отстаивать, а, наоборот, – стремиться к тому, что нам было свойственно испокон веков, что побудило некогда призвать Рюриковичей на Царство, сказав им: «Земля наша велика и обильна, но порядка в ней нет…»

– «Приидите и володейте нами».

– Да. Т. е. это было уникально – совершилось не завоевание территории, а именно рождение новой Империи, ее задатка. Недаром же Москва – третий Рим! Понимаете, мы не сохраним свою духовность без Империи. «За Веру, Царя и Отечество!» – этот призыв заложен в генетическом коде русского человека. На Руси, имевшей Государя, было все цельно, мудро, подчинено единому служению ради достижения Царствия Небесного. Вот Павел был как раз таким человеком – цельным и государственным. Не только художником по профессии и не «христианином» «не от мира сего», отрицающим патриотизм под предлогом наличия Отечества на Небесах. Он был реалистом, болел душой за свою страну, чаял возврата к Империи. А о чем переживаешь, чем живешь – о том и пишешь…

– Труды митрополита Иоанна (Снычева) на него как-то повлияли?

– Он очень любил Владыку, и читали мы его, конечно же, с «Русской симфонией» просто не расставались. Для Павла, особенно когда он еще только обращался к вере, это имело большое значение.

– Еще один вопрос, о Вас. Анастасия, как Вы видите свою дальнейшую жизнь?

– Сейчас я живу все еще с болью утраты, которая немного смягчается, когда я вижу людей в залах, чувствую Пашино присутствие рядом, провожу экскурсии, продолжаю его дело. Это мое самое большое счастье, и этому я хочу посвятить всю себя. Задача-максимум, которую я себе ставлю – сделать галерею, но не просто развесить по стенам картины, а устроить все так, чтобы она жила, вызывала интерес, просвещала.
Я не сниму траур никогда, я остаюсь женой своего мужа, хранительницей его трудов, и для меня он сейчас еще ближе и дороже, драгоценней, чем раньше. Я поняла, что тайна венчанного супружества раскрывается в Вечности. Поэтому все, что у меня есть – наш сын и Пашино наследие, – я сберегу. Хочу сохранить коллекцию, не продав даже ни одного пейзажа, поэтому прошу молитв! У меня сейчас, даст Бог, будет небольшое собственное производство, чтобы как-то выживать. Прошу также спонсоров привлекать средства и внимание к организации переезда, перевоза картин – чтобы делать передвижные выставки, потому что это дорогостоящее занятие. Даже если появится постоянное место для экспозиции в Москве, обязательно буду стараться организовывать такие показы, трудиться, чтобы картины мужа продолжали свою жизнь во благо другим людям, всей России.

– Но смысл, собственно, не в картинах, а в том, чем они наполнены, верно?

– Да, и здесь необходима целая программа, направленная на нравственное возрождение, как Павел и мечтал. Это была его сверхзадача – не просто написать  картину, но максимально наполнить ее содержанием, смыслом. Когда Павел был в залах, он все насыщал, наполнял собой. Сейчас, конечно, понимаю, что я – не он, но он мне очень помогает. Поэтому в той мере, в какой женщина способна справиться с таким делом, с Божией помощью я буду стараться его выполнить. Сейчас я живу только Причастием, храмом и этим служением. Для меня это все – как монашество. Но это счастье, а не скорбь – я счастлива своему призванию, потому что жизнь обрела теперь новый, еще более глубокий смысл.

– Анастасия, благодарю Вас за беседу! Дай Вам Бог помощи в ревностном несении до конца этого спасительного для нашей Матушки-России креста!