В одном из храмов нашей Русской Православной Церкви прихожане услышали следующее объявление: «Отныне с Исповедью, – сказал отец настоятель, – у нас будет такой порядок: в понедельник исповедуемся, и потом всю неделю можно причащаться». Многие смутились и выразили свое несогласие с этим нововведением. Но кто же в данном случае прав – батюшка, поставленный Церковью блюсти чад Божиих, или народ, воспротивившийся предложенной им практике?
Согласно традиции Русской Церкви, перед каждым причащением Святых Христовых Таин православный христианин обязан очистить свою душу от грехов в Таинстве Исповеди. Ныне же некоторые модернистски настроенные священнослужители решили изменить веками установившийся порядок. Что потеряют или обретут православные верующие, если примут навязываемые реформы?

Чтобы разобраться в этом вопросе, обратимся к наставлениям людей, живших богоугодно, – к наследию наших подвижников благочестия. В «Записках» приснопамятной Леушинской игумении Таисии († 1915) приводится ее видение, признанное духовным отцом матушки святым праведным Иоанном Кронштадтским истинным, имеющим божественное происхождение. Этот эпизод позволяет трезво взглянуть на проблему Причащения без Исповеди.
В предисловии игумения Таисия описывает ситуацию, вызванную непониманием ее духовных запросов окормлявшим матушку на тот момент белым (женатым) священником. По указанной причине, исповедуясь, она не раскрывала перед ним подробно свои душевные язвы и немощи, и Таинство превратилось в формальность. И вот однажды Господь вразумил подвижницу в сонном видении. Матушка вспоминала: «После вечерни, которую я слушала в церкви, будто бы я осталась в ней поправлять лампады, чего на самом деле никогда не делала, потому что не несла послушание свечницы. В церкви – сумеречный полумрак, глубокая тишина, никого нет. Я одна хожу с лампадами то к одной, то к другой иконе. Вдруг я увидела у себя на руках Младенца весьма малого, но такой неописуемой красоты, светлого, прозрачного – и сказать не могу, как Он хорош! Но, к великому моему изумлению, Он кажется мне мертвым. Я ужасаюсь этой мысли и думаю: „Откуда Он взялся у меня на руках?“ На это слышу ответ, не знаю чей: „Из недр сердца твоего“.
Чтобы лучше налюбоваться Им, ибо я понимала и чувствовала, что Он – не простой младенец, а Богомладенец, я поднесла Его к иконе Богоматери, помещавшейся точно так, как в Иверском монастыре Иверская икона – на колонне позади правого клироса, пред каковой горели особенно ярко лампады. Чем более я любуюсь Им, тем сильнее убеждаюсь, что это Богомладенец Иисус. Я начинаю ходить с Ним по церкви, радуюсь, что никого нет – я заперта в церкви и, следовательно, никто не отымет Его от меня. Умиляюсь, обливаю Его слезами, прижимаю к сердцу, с величайшим благоговением лобызаю Его руки и ножки; и вдруг, обратив внимание на то, что он лежит на моих грязных от лампадной копоти и масла руках ничем не покрытый, обнаженный, совсем без одежды, я подумала: „Как же это я держу Богомладенца такими грязными руками? Да и рукава моего подрясника грязны и засалены. И все белье на мне грязно...“ Я хочу переодеться и ищу, куда бы мне на время положить Богомладенца. Иду опять к иконе Богоматери, против которой на противоположной стороне стоит скамья, на которой я и положила Его. Поспешно стала я раздеваться, но, увы, – ничего чистого не оказалось со мной, так что пришлось надевать на себя все прежнее – только что снятое с себя. Я еще более огорчилась, сознавая, что еще более загрязнила руки о нечистую свою одежду. Вдруг мне вспомнилось, что у меня в кармане есть чистые носовые платки новые. Я тотчас достала их и одними накрыла рукава подрясника, начиная от плеч, другими обернула руки, чтобы снова принять Младенца. Обернувшись к колонне лицом, я встала на колена, чтобы взять Младенца, но, пораженная Его красотой, я все еще любовалась Им. И вдруг увидела на колонне белого цвета надпись красными кровяными буквами „Агнец, за мир закланный“. Это еще больше убедило меня и в том, что Он действительно не простой младенец, а Богомладенец Иисус, и в том, что Он мертв, а не спит. Еще с большим благоговением поклонившись Ему, я лобызала Его святые стопы и, простирая руки, чтобы взять Его, воскликнула: „Коима рукама прикоснуся нетленному Твоему Телу, Агнче Божий?“ И что же? Мертвый Богомладенец милостиво, ласково взглянул на меня и произнес: „Теперь ты чувствуешь, каково принимать неочищенною совестию Агнца, за мир закланного?“ Так премудро и милостиво вразумил меня Господь к должному приготовлению к принятию Святых Таин», – заключила свой рассказ игумения Таисия.

А теперь в свете вышеописанного взглянем на рассматриваемую нами проблему. Матушка Таисия сознавала свою греховность и исповедовалась (хоть и кратко, поверхностно) перед каждым принятием Святых Христовых Таин. Но Господь укорил ее в небрежении об очищении своей совести. А что же изречет Богомладенец тем, которые дерзают причащаться вообще без какой-либо подготовки? И будет ли им Причащение «во оставление грехов и в жизнь вечную»? Не исполнится ли на таких горе-причастниках слово апостола: Оттого многие из вас немощны и больны и немало умирает. Ибо если бы мы судили сами себя, то не были бы судимы (1 Кор. 11, 30)?

Нам возразят: такова практика Элладской Церкви и общин «кочетковцев» (последователей известного модерниста священника Георгия Кочеткова, – примеч. ред.)! Но если принятие с неочищенной совестью закланного за мир Агнца для греков и обновленцев в РПЦ – норма, то разве означает это, что сия пагубная измышленная «традиция» заслуживает подражания?
«Мы имеем благословение священноначалия», – скажут наши оппоненты. Но разве тем дано благословение Божие на нововведения, противоречащие прежнему уставу и святоотеческому наследию? И до тех пор, пока они не представят убедительных тому доказательств (что невозможно в принципе!), недопустимо извинять и принимать их модернистскую практику. Мы же можем привести еще множество примеров, когда Святые Отцы и подвижники благочестия запрещали приступать ко Причастию без очищения совести в Таинстве Покаяния.
В жизнеописании великого молитвенника и чудотворца протоиерея Валентина Амфитеатрова есть весьма поучительный эпизод. Великое множество людей стремилось к батюшке на Исповедь, к нему было трудно попасть. И вот одна прихожанка подумала: «А что, если подойти к Причастию без Исповеди, батюшка и так причастит, ведь не один же он исповедует, а также и отец Платон, почему он может узнать, исповедалась я или нет?» Подумав так, она встала в очередь ко Святой Чаше. Но вдруг женщина услышала строгие слова праведника, обращенные к другой прихожанке, стоявшей немного впереди нее: «Ты у кого исповедовалась?!» Та молчала. Священник грозно повторил вопрос. Тогда женщина упала ему в ноги и призналась, что хотела дерзнуть причаститься без Исповеди. «Пошла вон из храма!» – строго произнес пастырь, и несчастная пулей вылетела прочь. А женщина, стоявшая за ней, будучи вразумлена этой историей, уже не осмелилась искушать прозорливца и Господа Бога.
Может показаться, что отец Валентин поступил жестоко. Но то, что прихожанка не исповедалась, открыл ему Сам Господь. И тогда – кто мы такие, чтобы оценивать действия угодников Божиих? Добавим, что протоиерей Валентин был современником святого праведного Иоанна Кронштадтского; и когда к батюшке Иоанну приезжали люди из Москвы, он говорил им: «Что вы бегаете ко мне, у вас есть свой великий пастырь – отец Валентин, который лучше меня. К нему обращайтесь!» Но главное – отец Валентин, изгнав ту женщину, этим самым спас ее от наказания Божия и вечной погибели за недостойное причащение. Вместе с тем он вразумил и всех присутствовавших, предупредив их от соблазна совершить по неразумию тяжкий грех.
А настоятель храма, с упоминания о котором мы начали свой рассказ, проявляя ложное человеколюбие, становится виновником духовной погибели своих прихожан и нарушителем святоотеческих заветов. Вот почему не прав этот священник, а народ, воспротивившийся ему, – безусловно выразил волю Божию и проявил верность Христовой Церкви. Недаром же говорят: «Глас народа – глас Божий».