Чтение вслух тайных молитв в свете обновленческих реформ и благих «миссионерских» целей. Николай Каверин

I. «Миссионерский» посыл обновленческих реформ

Такое проникновение в Церковь служения духу мiра сего, жажда обновления в духе церковного либерализма, стремление переделать христианство и Церковь на новый лад, привести ее в соответствие с запросами современной мысли и жизни наиболее ярко проявляется в критическом отношении к установленным догматам и к существующим церковным традициям.

Обновленцы стремятся реформировать и «осовременить», якобы во имя благих намерений и целей, главным образом – «миссионерских», как само богослужение в сторону его облегчения, а по сути – профанации, так и церковнославянский богослужебный язык в сторону его упрощения и русификации.

Под лозунгом «возврата к практике Древней Церкви» предлагается либеральная ревизия и реформация богослужебных традиций Русской Церкви (в частности, пересмотр традиционной практики подготовки ко Святому Причащению: отмена исповеди перед причащением).

Такое отрицание и разрушение Предания и укоренившихся традиций Русской Православной Церкви можно охарактеризовать как обновленчество, церковный либерализм, модернизм или протестантизм «восточного обряда».

В деятельности современных церковных реформаторов и обновленческого движения начала ХХ века существует несомненная преемственность целей и методов революционной перестройки Православной Церкви.

Богослужение на современном языке, упразднение иконостаса или служба при постоянно открытых царских вратах, чтение вслух т. н. тайных священнических молитв, причащение мирянина за каждой Божественной литургией, на которой он присутствует, без предварительного поста и, желательно, без исповеди – все эти богослужебные новшества XX века объясняются, среди прочего, интеллигентской болезнью – попыткой переложить мирские законы общества на Церковь. Это очень точно в свое время подметил священник Владимир Вигилянский: «Что, например, современный либеральный интеллигент хочет видеть в Церкви? Конечно, такую же гласность, как и в обществе. Он хочет, чтобы царские врата были всегда открыты, чтобы тайные молитвы священник читал вслух, он хочет полного равноправия, чтобы и прихожанин и человек, имеющий благодать священства, были одинаковы в своих тайнодействиях и молитвах. Интеллигенту-либералу не нравится, что в Церкви есть иерархия, степени посвящения, некие тайные молитвы» («Татьянин день», 1996, № 6).

Сама цель современного обновленчества, по существу, сводится к реформированию нашей Церкви в угоду духу мiра сего.

Вспомним кратко о попытках столетней давности реформировать православное богослужение в «миссионерских целях».

Один из лидеров и идеологов обновленческого движения священник Александр Введенский (впоследствии «митрополит», «первоиерарх Православных Церквей в СССР») часто признавался: «Я шел в церковь с твердым намерением сокрушить казенную церковь, взорвать ее изнутри». И уже на первой после своего рукоположения в июле 1914 года литургии, когда «во время Херувимской песни новопоставленный иерей, стоя с воздетыми руками, начал читать текст Херувимской песни, молящиеся остолбенели от изумления не только потому, что о. Александр читал эту молитву не тайно, а вслух, но и потому, что читал он ее с болезненной экзальтацией и с тем характерным “подвыванием”, с которым часто читались декадентские стихи» (А. Левитин-Краснов, В. Шавров. Очерки по истории русской церковной смуты. М., 1996, c. 22–23).

А.Введенский предлагал настоящий «миссионерский литургический прорыв». В программе СОДАЦ, составленной Введенским, говорилось: «мы стоим за очищение и упрощение богослужения и приближение его к народному пониманию. Пересмотр богослужебных книг и месяцесловов, введение древнеапостольской простоты в богослужение, ...родной язык взамен обязательного языка славянского» («За Христа», 1922, № 1–2).

В программе церковных реформ Группы духовенства и мирян «Живая церковь» первым параграфом выдвигалось следующее «миссионерское» требование: «Пересмотр церковной литургии и устранение тех наслоений, которые внесены в православное богослужение пережитым периодом союза церкви и государства и обеспечение свободы пастырского творчества в области богослужения». В четвертом параграфе этой программы декларировалось «приближение богослужения к народному пониманию, упрощение богослужебного чина, реформа богослужебного устава применительно к требованиям местных и современных условий».

Из богослужебных новшеств другого обновленческого епископа Антонина (Грановского), помимо русского богослужебного языка, следует упомянуть изменение им практики причащения мирян: Антонин преподавал мирянам святейшее Тело Христово сахарными щипцами прямо в руки; при этом Антонин аргументировал такой «возврат к древней литургической практике» «гигиеническими соображениями» «во избежание заразы» (Антонин распространял кощунственную идею о «негигиеничности православного способа причащения мирян» с помощью лжицы), что не могло не оскорбить религиозных чувств верующих. Сам Антонин заявлял в 1924 г.: «Богомольцы входят в Заиконоспасский храм, видят здесь обстановку, для них необычную. Мы совершаем службу на русском языке при открытом алтаре. Мы произвели изменения в чинопоследованиях таинств – крещения, бракосочетания и исповеди, изменили способ преподания причастия».

Если религиозное сознание православных верующих привыкло окружать особым благоговением то место, где совершается величайшее из таинств – святая Евхаристия, то реформаторы-обновленцы 1920-х гг. требовали открыть алтарь и даже перенести престол из алтаря на середину храма, чтобы действия священника были видны молящимся. Именно так и совершал богослужения обновленческий епископ Антонин (Грановский) в Заиконоспасском монастыре, выдвинув престол из алтаря на солею. На «соборе» Союза «Церковное возрождение» Антонин говорил: «Народ также требует, чтобы он мог созерцать, видеть то, что делает священник в алтаре во время богослужения. Народу хочется не только слышать голос, но и видеть действия священника. Союз «Церковное возрождение» дает ему требуемое» (Труды первого Всероссийского съезда или Собора Союза «Церковное возрождение», М., 1925, с. 25).

Антонин (Грановский) рассказывал, как он предлагал в 1924 году верующим похлопотать у власти открытие одного храма, но с условием: принять русский язык и открыть алтарь. Верующие обратились за советом к Патриарху Тихону. Святейший Тихон ответил: пусть лучше церковь провалится, а на этих условиях не берите.

Вот какие обвинения Патриаршей Церкви в «антимиссионерской» деятельности выдвигал талантливый «миссионер» Антонин Грановский: «Посмотрите на сектантов всех толков. Никто не устраивает в своих молельнях скворечников. Все католичество, вся реформация держит алтари отгороженными, но открытыми. Вот эти два наших приобретения: русский язык и открытый алтарь представляют два наших разительных отличия от старого церковного уклада. Они так претят Тихону, то есть поповству, что он рад, чтобы такие церкви провалились».

Антонин писал: «Мы, к примеру, молимся на родном живом языке... Но Тихон, по своей поповской профессиональной узости и корыстному крепостничеству, это запрещает и пресекает... и нам нет никаких резонов потакать его преступному ожесточению против нашего русского языка...».

Или такие сетования Антонина на препятствия, чинимые его «миссионерскому контексту»: «Тихону ненавистны наши богослужебные порядки, он душит в нас ту свежесть обряда, который мы дышим и живем. Он наш душегуб, как представитель, покровитель закостенелого, отупевшего, омеханизировавшегося, выдохшегося поповства. И мы отходим от его злобы, отрясая прах его от своих ног. Во имя мира и для единения в духе любви мы не должны, в угоду тупости Тихона, отказаться от русского языка богослужения, а он должен благословить одинаково и славянский, и русский. Тихон неправ, сто раз неправ, преследуя наш обряд и называя нас сумасшедшими, и мы во имя священного воодушевления своего, во имя жизненной и нравственной правоты своей, не можем уступить ему и сдаться. Это значило бы потворствовать человеческой близорукости, узости, обскурантизму, корыстничеству и отдавать правду и свежесть Христову на попрание отупевшему поповству».

А вот как описывалось в одной из провинциальных газет «миссионерское» богослужение, совершавшееся епископом Антонином (Грановским) в Заиконоспасском монастыре в Москве в 1922 году: «Антонин в полном архиерейском облачении возвышается посреди храма в окружении прочего духовенства. Он возглашает; отвечает и поет весь народ; никаких певчих, никакого особого псаломщика или чтеца... У всех ревнителей служебного благочестия и церковного Устава волосы дыбом становятся, когда они побывают в Заиконоспасском монастыре у Антонина. Не слышать “паки и паки”, “иже”, и “рече”. Все от начала до конца по-русски, вместо “живот” говорят “житие”. Но и этого мало. Ектении совершенно не узнаешь. Антонин все прошения модернизировал. Алтарь открыт все время... В будущем он обещает уничтожить алтарь и водрузить престол посреди храма».

Кроме русского языка и упразднения иконостаса богослужебные реформы обновленческого епископа-«миссионера» Антонина (Грановского) предполагали пропагандируемое нынешними церковными реформаторами общенародное пение всей службы, чтение вслух т. н. тайных молитв евхаристического канона (см., например, чин русифицированной литургии в редакции епископа Антонина Грановского, 1923 г.). Все эти богослужебные новшества с «миссионерским прицелом» широко практиковалось обновленцами в 1920-х годах.

В 1922 г. другой обновленческий деятель священник И. Егоров также самочинно реформировал традиционное богослужение аналогично епископу Антонину: перешел на русский язык и перенес престол из алтаря на середину храма.

Журнал живоцерковников «Церковное Знамя» (1922, 15 сент. №1) писал: «Мы горячо приветствуем совершение главнейшего богослужения Святейшей Евхаристии открыто на глазах молящихся, с непосредственным участием всего Тела Церкви Христовой – архипастырей, пастырей и мирян».

Все эти обновленческие реформы начала ХХ века нашли полное одобрение у современных реформаторов. Так, например, священник Александр Борисов в своей книге «Побелевшие нивы» писал: «Когда-то, в 20-е годы, смелый реформатор епископ Антонин Грановский пытался ввести служение литургии с престолом, поставленным посередине храма, с чтением вслух всем народом евхаристических молитв. Тогда это вызвало насмешки церковных снобов. Но может быть, это не так уж и смешно? Быть может, пройдет какое-то время, и наши потомки будут недоумевать, как могло случиться, что... миллионы христиан на много веков были отгорожены иконостасом... Очевидно настало время подумать о том, не будет ли служение литургии, подобное возобновленному епископом Антонином, способствовать более полному и сознательному участию всех находящихся в храме в Евхаристии» (Побелевшие нивы, 1994, с. 175–176).

Другой священник-неообновленец Георгий Кочетков ещё 20 лет назад писал: «Клир не должен быть отделен от остального народа Божьего, как и алтарь от остальной церкви. Вероятно этому будет способствовать установление в новых храмах низких иконостасов и служение при отверстых царских вратах... Неуместны в этом контексте и “тайные” от народа Божьего молитвы... Их надо читать вслух» («Православная община», 1995, № 28, с. 46).

II. О гласном чтении тайных молитв

В последнее время всё настойчивее внедряется практика гласного чтения священнослужителями во время служения литургии тайных молитв. И чем громче произносятся эти молитвы – тем бóльший миссионерский успех ожидается от такой практики.

Корни этого требования восходят к протестантскому учению о всеобщем священстве мирян и, как следствие, учению об их сослужении священнику, который есть лишь предстоятель, а не совершитель таинства: в основе этого – протестантское истолкование слов апостола: «Вы – царственное священство» (1Пет. 2,9). Это протестантское учение развил протопресвитер-модернист Николай Афанасьев (†1966). Согласно ему, все миряне не просто участвуют или молятся на литургии, а служат литургию вместе со священством. Следует отметить, что при таком протестантском понимании Евхаристии на литургии не может быть непричащающихся мирян (отсюда – требование неообновленческих священников причащаться мирянам за каждой литургией, так как в Православной Церкви служащий иерей не может уклониться от Святой Чаши). А так как, согласно учению прот. Н.Афанасьева, развитому затем до протестантской крайности свящ. Г.Кочетковым, предстоятелю в алтаре сослужат не только духовенство, но и все верные, то и недопустимы какие-либо «тайные» от мирян-«священников» молитвы. Следовательно, необязательна исповедь перед причастием. Отсюда и ненужность иконостаса, недемократично отделяющего одно священство, которое у престола в алтаре, от другого «священства», которое не у престола. Везде должно сохраняться равноправие, с которым наличие в Церкви иерархии, иконостаса, «секретных» молитв и прочего – несовместимо и недопустимо, ибо недемократично!

Согласно же православному пониманию слов апостола Петра о «царственном священстве» (1Пет. 2,9), миряне не обладают благодатью священства и поэтому не могут сослужить священнику. Необходимость тайного чтения молитв связана с природой самого священства. Тайные молитвы, как часть таинства, это священнические молитвы, а посему принадлежат священству. Их должен произносить священник единолично.

Богослужебная реформа Католической церкви 1969 года, проведенная папой Павлом VI после II Ватиканского собора (1962–1965), предусматривала в новом чине мессы и произнесение верующими слов молитв вместе со служащим священником.

Протоиерей Игорь Белов пишет: «Литургия есть “общее дело”, и молитвы анафоры священник произносит не только от себя, но от лица всего народа. Но одинаковое ли принимают участие в служении литургии священник и народ? Священник (как и весь народ) не является совершителем таинства, совершитель – Сам Господь. Однако священник является служителем таинства (другие священники – сослужителями, при соборном служении). Господь именно через священника и посредством священника совершает таинство. Миряне же никак не являются при этом ни служителями, ни сослужителями, но сомолитвенниками. В этом принципиальная разница. У каждого церковного чина свое особое участие в “общем деле” совершения литургии. Молитвы анафоры являются тайносовершительными (а не благодарственными, просительными или покаянными, которые доступны для всех), читать их может только священник, получивший благодать священства при рукоположении. Их не положено читать не только мирянам, но даже диаконам, и простым монахам. Если же священник читает эти молитвы вслух, то миряне, таким образом, становятся уже не сомолитвенниками, а незаконными сослужителями таинства. Для сомолитвенного участия в таинстве евхаристии мирянам всегда было вполне достаточно тех возгласов и песнопений, которые произносятся громко в соответствии с уставом. Тайные же молитвы – принадлежность исключительно иерархии…

Для молитв же, которые по уставу полагается читать вслух (кафизмы, каноны, часы и проч.), в церкви специально принято т.н. псалмодическое чтение – без выражения, дабы скрыть, таким образом, личные страстные эмоции читающего, как принадлежащие не к духовной, а душевной сфере. Чтение же на литургии тайных молитв вслух мешает молиться не только мирянам, но и сослужащим священникам».

В литургии нет места эмоциям. Поэтому священник своим, так называемым, выразительным и громким чтением оземляет и профанирует службу, не помогает, а мешает людям молиться. Литургия – это тайна, а тайна переживается сердцем во внутреннем безмолвии.

О чтении вслух тайных молитв пишет и протоиерей Константин Буфеев: «Призыв к гласному чтению молитв анафоры является обновленческим “коньком”. Епископ Антонин (Грановский), например, для лучшего восприятия своей паствой читаемых им молитв, в Заиконоспасском монастыре, где он служил, даже распорядился вынести Престол из алтаря на центр храма.

Чтение в алтаре евхаристических молитв, в отличие от их заключительных возгласов, не должно быть слышно, согласно каноническим требованиям, в других частях храма. Не рассчитаны слова анафоры даже для слушания их служителями “клира”– певчими; их дело – петь: “Милость Мира…” А стоящие в храме верующие (“елицы верные”!) также должны воспринимать не молитвы, произносимые у Престола, а благоговейное пение клирошан (иначе, зачем оно предусмотрено уставной традицией Церкви?). Тем более неуместно слышать молитвы Евхаристического канона людям, стоящим в притворе, предназначенном для кающихся – “припадающих”. Попытка же подслушать тайную священническую молитву во время исполнения Херувимской является дерзостью, поскольку в ней предстоятель исповедует себя “грешным и непотребным рабом” и даже просит Бога избавить его “от совести лукавыя”.

Короче говоря, каждый в Церкви (мужчины, женщины, дети) должен находиться на своём месте: служители алтаря, клир, кающиеся, оглашенные.

В этом литургическом распределении по чину всех верующих проявляется, в частности, ангелоподобная иерархичность земной Церкви. Попытка нарушить эту Богом установленную гармонию сродни бунту сатаны, потерявшему по этой причине своё небесное достоинство. Практика громогласного “на весь храм” произнесения сокровенных евхаристических молитв принижает их до значения заамвонной молитвы.

Заметим, что радиотрансляция тайных молитв из алтаря на церковный двор и улицу, по нашему мнению, искажает сам дух и смысл Божественной Литургии, учрежденной Христом в уготованной закрытой горнице (“Двери, двери!”). Молитвы евхаристического канона отличаются по своему содержанию и форме от тех молитв, которые Церковный Устав предусматривает возглашать в притворе храма или за его пределами (молитвы на литии, во время Крестных ходов и др.)…

Борьба с церковной литургической традицией, наблюдаемая у обновленцев, всегда бывает обусловлена духовным повреждением их веры и благочестия» 

В «Луге духовном» Иоанна Мосха (550–619) приводится интересное повествование о том, как дети пытались «играть» в Литургию, повторяя над хлебом и вином слова анафоры, которые они слышали во время богослужения. Это стало возможным ввиду того, что «в некоторых местах священники имели обыкновение читать молитвы вслух, поэтому дети, стоявшие в священных собраниях весьма близко к ним, перед святилищем, слышали слова и запомнили их». Автор, очевидно, порицает такую практику, поскольку священные фразы могли использоваться не по назначению и подвергать Таинство насмешке и уничижению.

Около 730 года святитель Герман Константинопольский пишет, что священник «отверзает уста пред Богом и, один собеседуя с Ним… втайне изрекает перед Богом тайны».

Но еще в XI веке византийский литургический комментарий «Протеория» сообщает нам, что тогдашние миряне интересовались содержанием священнических молитв: «Некоторые из стоящих вне алтаря часто приходят в недоумение, споря между собой и говоря: какая цель, мысль и сила тихо читаемых молитв, и желают получить об этом некоторое понятие». Автор текста предлагает такой ответ: единственная произносимая вслух молитва Литургии, заамвонная, содержит в себе все необходимое для мирян, будучи своего рода «конспектом» всех священнических молитв: «Поэтому божественные отцы и начертали (заамвонную молитву), как бы сокращение всего, о чем было просимо (во время Литургии)».

Напомним также, что в России вопрос гласного чтения тайных молитв активно обсуждался в начале XX века перед созывом Поместного Собора 1917–1918 годов. Как было сказано выше, практики чтения вслух тайных молитв придерживались представители обновленческого движения. На святой горе Афон в настоящее время, как правило, все тайные молитвы читают тихо, не велегласно. Такова и многовековая литургическая практика Русской Православной Церкви: читать тайные молитвы тихо, в полголоса. В некоторых Поместных Церквях сейчас сосуществуют обе практики тайного и гласного чтения литургических молитв священником.

В Окружном послании Синода Элладской Церкви от 31 марта 2004 года № 2784 говорится:

а) Всё в Божественной литургии имеет свое надлежащее положение, и ничего не должно зависеть от религиозного, или эмоционального, или пиэтического настроя служащего иерея.

б) Действия, совершаемые на Божественной литургии, имеют эсхатологический характер и переживаются не столько посредством ума и мысли, сколько посредством «сердца», как этот термин понимается в святоотеческом богословии умного трезвения.

в) Кроме того, верные должны получить от этого пользу и осознать, что в Божественной литургии они не «совершают» Таинства вместе с иереем, но соучаствуют в нем; поскольку первая точка зрения, как вера и восприятие, есть чисто протестантское понимание и практика, которая упраздняет как «иерархичность» и «иерархию» в Церкви, так и различение в ней благодатных даров. Именно это и может случиться и неосознанно укрепиться «в качестве вероучительной истины» в православном Народе Божием в результате нерассудительного чтения молитв «возгласно» или «велегласно».

г) Чтение молитв «тихим гласом», но не «шепотом», как они обычно читаются в позднейшей практике, предоставляет верным возможность следования за очередностью смены молитв и возгласов и канонической структуре Божественной литургии, которую очень часто «нарушает отрыв молитв от своего места и связи с читаемым и поемым контекстом» (Окружное Послание Священного Синода № 2683 от 8.11.1999).

д) Это указание на «тихогласие» молитвы, кроме всего прочего, будет оберегать иереев от нерадения или оставления сознательного чтения молитв, от механического их произнесения и вычитывания, от пробегания их, как говорится, «глазами», а верным помогать в разумении того, что иерей за Божественной литургией не произносит тайно некие магические фразы, но совершает и возносит от их лица «молитвы, моления и жертвы бескровные» за всю полноту Церкви.

е) Наконец, характерно, что издательская организация «Апостольское Служение» Греческой Церкви, после одобрения нашего Священного Синода и недавнего доклада на нем блаженнейшего Митрополита Сервион и Козани господина Дионисия, осуществила в недавнем прошлом указанную и согласную с древним и истинным преданием Церкви публикацию молитв и возгласов в соответствующих литургических изданиях (Архиерейском Служебнике и Служебнике) с заменой обрядового термина «тайно» термином «тихим гласом».

Имея это в виду, мы призываем Вас рекомендовать пресвитерам Вашей Священной Митрополии служить «со страхом Божьим, верой» и особенным благоговением на богослужении и содействовать сознательному участию в нем верных, в том числе и посредством чтения молитв «тихим гласом», удаляясь всякого формализма и пиетического восприятия и настроя в своем служении, также как и сакраменталистических проявлений и признаков «театральности», и устремляться, главным образом и прежде всего, к эсхатологической Трапезе Царствия Божия, т.е. к «Божественному Причащению» (оригинал Окружного послания Синода Элладской Церкви: http://www.ecclesia.gr/greek/holysynod/egyklioi.asp?id=257&what_sub=egyklioi).

Небольшое пояснение. Термин «тихим гласом» означает, что народ в храме слышит только, что священник в алтаре что-то читает, но сами слова молитвы не слышны; слышно только, что священник не молчит, а молится и вычитывает полагающиеся тайные молитвы.

Очевидно, что никакое простое внешнее копирование тех или иных форм других Церквей, или т.н. «возврат к практике Древней Церкви», которым обычно прикрываются нынешние неутомимые деятели реформации богослужения, без наполнения их соответствующим содержанием не принесет реальные плоды. Наивно надеяться, что, если все священнослужители алтаря будут читать евхаристические молитвы велегласно вслух, наши храмы как по мановению волшебной палочки сразу же наполнятся толпами новых прихожан.

Святейший Патриарх Тихон в Обращении к архипастырям и пастырям Православной Российской Церкви от 4/17 ноября 1921 года предостерегал от любых богослужебных обновленческих реформ под видом т.н. «миссионерской» необходимости:

«Ведомо нам по городу Москве и из других мест епархиальные преосвященные сообщают, что в некоторых храмах допускается искажение богослужебных чинопоследований отступлениями от церковного устава и разными нововведениями, не предусмотренными этим уставом. Допускаются самовольные сокращения в чинопоследованиях и даже в чине Божественной литургии. В службах праздникам выпускается почти все, что составляет назидательные особенности праздничного богослужения, с обращением, вместо того, внимания на концертное исполнение обычных песнопений, не положенных по уставу, открываются царские врата во время, когда не следует, молитвы, которые положено читать тайно, читаются вслух, произносятся возгласы, не указанные в Служебнике; шестопсалмие и другие богослужебные части из слова Божия читаются не на церковнославянском языке, а по-русски; в молитве отдельные слова заменяются русскими и произносятся вперемежку с первыми; вводятся новые во время богослужения действия, не находящиеся в числе узаконенных уставом священнодействий, допускаются неблагоговейные или лицемерные жесты, не соответствующие требуемой существом церковной службы глубине чувства смиренной, трепещущей Божия присутствия, души священнослужителя.

Все это делается под предлогом приспособить богослужебный строй к новым требованиям времени, внести в богослужение требуемое временем оживление и таким путем более привлекать верующих в храм.

На такие нарушения церковного устава и своеволие отдельных лиц в отправлении богослужения нет и не может быть нашего благословения…».

Тихон, Патриарх Московский и всея России

Град Москва 4/17 ноября 1921 г. № 1575.

Будем помнить это мудрое архипастырское указание Святого Патриарха Тихона и, руководствуясь его Обращением к духовенству Церкви Русской, бережно хранить Предание Церкви.

Будем также всегда помнить, что реформы в Церкви, да еще в нынешнее неспокойное время, никогда её не укрепляли, а разрушали. И не только Церковь, но и Государство. Укрепляла Церковь и верных ее чад всегда только благодать Божия, которую никакой русификацией, никаким чтением вслух тайных священнических молитв, никакой службой с открытыми царским вратами, никакими «миссионерскими литургиями» стяжать невозможно. Только благодать Божия и истовое совершение церковной службы в соответствии с традициями Русской Церкви способны дать почувствовать верующему человеку божественную красоту и глубочайшее догматическое содержание нашего традиционного церковнославянского богослужения.