Проблема намеченного на 2016 год т. н. «Всеправославного собора» получила широкую огласку. Рассматривая вынесенные на повестку вопросы, богословы и публицисты уделяют особое внимание угрозам легитимизации экуменизма и внедрения папского календаря во всех Поместных Церквах. Обсуждаются также темы сокращения и ослабления постов и искажения церковного законодательства о браке. Наименьшие опасения, на первый взгляд, представляют первые четыре пункта соборной повестки: православная диаспора, процедуры присвоения статуса церковной автокефалии и автономии и Диптих. Поэтому они зачастую упускаются из вида православной общественностью. Между тем именно эти вопросы, по нашему мнению, играют ключевую роль в деле подготавливаемой реформации вековых церковных устоев, поскольку могут быть использованы главным апологетом модернизма – Константинопольским Патриархом – для увеличения своих властных полномочий. Его притязания, получившие название «восточного папизма», не новы – в свое время они были глубоко изучены и исследованы с позиций святоотеческого предания профессором церковного права Московской духовной академии С.В. Троицким.

Сергей Викторович Троицкий родился 14-го марта 1878 года в семье священника, преподавателя Томской духовной семинарии. В 1891 году окончил Томское духовное училище, в 1897-м – Тверскую духовную семинарию. В Петербурге он продолжил свое образование, обучаясь одновременно в двух высших учебных заведениях. В 1900 году окончил археологический институт, а на следующий год – Духовную академию. С 1901 по 1915 год С.В. Троицкий преподавал в Александро-Невском духовном училище в Петербурге. С 1906 года состоял членом редакции «Церковных ведомостей», а в 1917 году был назначен помощником редактора этого издания. Также принимал участие в работе комиссии при Учебном комитете по пересмотру программ древних языков для семинарий и училищ (1909 г.). На Поместном Соборе 1917 года занимался делопроизводством соборной канцелярии. 1919–1920 годы провел в Одессе, где был избран приват-доцентом кафедры церковной истории Новороссийского университета. Советскую власть Сергей Викторович не признал, и в январе 1920 года эмигрировал в Югославию, где стал профессором церковного права сначала на юридическом факультете в Суботице, а позже – в Белградском университете. 2-го апреля 1924 года Совет Белградского университета признал магистерскую диссертацию С.В. Троицкого заслуживающей степени доктора. После Второй мировой войны в вопросах юрисдикционных размежеваний канонист решительно встал на сторону Московского Патриархата, вступив в активную богословскую полемику против карловацкого раскола («Архиерейского Синода Русской Зарубежной Церкви»). В 1947–1948 годах читал лекции на кафедре церковного права в Московской духовной академии. За широкую научную деятельность в указанной области в1961 году Ученый Совет МДА присвоил профессору ученую степень доктора церковного права. Скончался С.В. Троицкий 27-го ноября 1972 года, на 95-м году жизни, и был погребен на русском кладбище Белграда.
Сергей Викторович – наиболее крупный канонист 20 столетия. Духовные учебные заведения имели в его лице замечательного профессора, а Патриархаты и Синоды Поместных Православных Церквей – авторитетного арбитра по вопросам каноники. Его труды в области канонического права, церковной истории, богословия общеизвестны. Владея несколькими иностранными языками (английским, немецким, французским, сербским), он переводил богословские научные работы на русский язык.
В № 12 «Журнала Московской Патриархии» за 1947 год на стр. 31–42 была размещена работа С.В. Троицкого «Где и в чем главная опасность?», имеющая и другое название – «О границах распространения права власти Константинопольской Патриархии на „диаспору“». Эта публикация стала ответом на статью Закинфского митрополита Хризостома «Две главные опасности», напечатанную в официальном издании Элладской Церкви «Екклисиа» (№ 29–30 от 1 августа 1947 г.). Предлагаем ознакомиться с наиболее интересными выдержками из работы канониста, посвященной одной из ключевых тем повестки предстоящего «Всеправославного собора».

В статье митрополита Хризостома славянство и славянские Церкви, главным образом Русская Православная Церковь, объявлены враждебными в отношении греческих Патриархий. Иерарх убежден, что они одержимы стремлением «помрачить славу Вселенской Патриархии и поставить Русского Патриарха Алексия на то почетное место, которое в течение веков занимает, по постановлениям Вселенских Соборов, Вселенский Патриарх». По его мнению, такая позиция была отражена в организации Московского Всеправославного Совещания 1948 года, на которое были приглашены Предстоятели всех Поместных Церквей. Славянские Церкви и Румынский Патриарх приняли приглашение Москвы, а греческие православные епископы посчитали это унизительным: «Православные Греческие Патриархии и Поместные Православные Церкви, кроме славянских, никак не согласятся на такое предприятие, никогда не примирятся с ним, так как этого требует славянство и эгоизм Русского Патриарха для того, чтобы Вселенская Патриархия была унижена, чтобы ее авторитет и слава поникли и чтобы ее заменил Русский Патриарх. Это противоречит святым канонам Вселенских Соборов, имеющим постоянную силу…»
Далее митрополит Хризостом ссылается на правила 3-е Второго Вселенского Собора, 28-е Четвертого и 36-е Шестого Соборов. Первые два канона говорят о даровании Константинопольскому Патриарху первенства чести после Римского Патриарха, поскольку Константинополь, столица Византийской Империи, считается Вторым Римом. Последнее правило касается порядка расположения остальных Церквей в Диптихе, который устанавливает следующую их очередность за Константинопольской: Александрийская, Антиохийская и Иерусалимская.
Затем автор пишет о некоем преимуществе греческой нации перед славянами, которых она «воспитала и просветила». Он утверждает, что по канонам якобы только Вселенская Патриархия имеет право созывать другие Церкви на «Конгресс Православных Церквей или Вселенский Собор всех Православных Церквей». В заключение выражается убеждение, что Греческая Церковь вновь призывается к борьбе против Ватикана и славянских Церквей, «но, пройдя между „Сциллой и Харибдой“, она все же выйдет неповрежденной и сильной, чтобы, с Божией помощью, как и прежде выполнять свою спасительную и просветительную миссию на благо всего человечества».
Обратимся теперь к ответу профессора С.В. Троицкого. В противовес мнению оппонента касательно национального превосходства греков он пишет: «В его статье все Православные славянские Церкви поставлены на один уровень с церковью римо-католической и объявлены врагами Церквей греческих. Как будто автор забыл, что и славянские и греческие Церкви суть только части Единой Святой, Соборной и Апостольской Церкви, в которой нет ни грека, ни скифа, но все и во всем Христос (см.: Кол. 3, 11) и в которой все должны быть также тесно соединены друг с другом, как соединены члены одного тела (см.: Рим. 12, 5; 1 Кор. 10, 17; 12, 13 и др.)».
Известный канонист указывает на исторические факты: «Что же побудило священнослужителя этой Церкви забыть такое ее возвышенное учение и обрушиться на Сестры-Церкви с таким тяжелым обвинением? Объясняет он это теми методами и средствами, какие будто бы применяли славянские Церкви для унижения Церквей греческих в прошлом и настоящем. Какие именно методы и средства применялись в прошлом, автор не говорит, не говорит, очевидно, потому, что вся история взаимоотношений между греческими и славянскими Церквами есть история постоянной жертвенности славянских и, главным образом, Русской Церкви, жертвенности и материальными средствами, и кровью своих сынов в пользу освобождения своих порабощенных греческих братьев от турецкого ига и козней их мнимых западных друзей».
Сергей Викторович опровергает ложное представление митрополита Хризостома о том, что якобы только Вселенский Патриарх имеет право созывать Соборы: «По канонам Православной Церкви (II Всел., пр. 2 и др.), глава всякой автокефальной Церкви имеет право в случае нужды приглашать епископов других Церквей, и не только для совещания, а и „для рукоположения или какого другого распоряжения“, и Церкви-Сестры обычно охотно отзывались на такие приглашения. Напомним хотя бы участие Восточных Патриархов на Московском Соборе 1666–1667 годов, на Соборе 1917–1918 годов, на Соборе 1945 года, избравшем Патриарха Алексия. В 1940 году, по инициативе Иерусалимского Патриарха, в Иерусалиме состоялось совещание Патриархов Александрийского, Антиохийского и Иерусалимского...»
Наконец, профессор Троицкий переходит непосредственно к интересующей нас теме: «А вот теперь, – пишет он, – греческими иерархами, создавшими в недавнее время папистскую теорию о подчинении Константинопольскому Патриарху всей православной диаспоры, создается другая папистская теория, что приглашать на совещание представителей других Церквей может только Константинопольский Патриарх».
Далее рассматриваются указанные греческим митрополитом правила, которые, по мнению канониста, он перетолковал «в духе папизма»: «Ошибочно, прежде всего, утверждение митрополита Хризостома, что эти три канона „имеют постоянную силу“. Постоянную силу имеют только те каноны, которые касаются неизменного догматического и нравственного учения Церкви, а никак не те, которые касаются приспособления административного устройства Церкви к изменяющимся политическим условиям. А упомянутые правила имеют именно такой характер. Все три правила не констатируют какое-либо неизменное учение Церкви, признаваемое semper, ubique et ab omnibus, а устанавливают новые права епископа Константинополя, причем указывают и единственную причину такого нововведения – то обстоятельство, что Константинополь сделался Новым Римом – столицей Империи. Но если единой причиной расширения прав Константинопольского епископа, по указанию канонов, является превращение Константинополя в столицу православной Империи, то ясно, что с потерей этим городом такого положения и превращением его в провинциальный город мусульманского государства теряется и каноническая основа особых прав Константинопольского епископа, ибо cessante causa cessat effectus.
Если же стать на точку зрения митрополита Хризостома и придавать канонам, говорящим о приспособлении церковного устройства к политическим условиям, неизменное значение, то мы придем к самым абсурдным выводам, например, что Иерусалимский Патриарх должен подчиниться Кесарийскому митрополиту, согласно 7-му правилу Первого Вселенского Собора; что Четвертый Вселенский Собор не имел права подчинить Константинопольскому епископу Фракийский, Асийский и Понтийский диэцезы, ибо их автокефалия была подтверждена 2-м правилом Второго Вселенского Собора; что Кипрская Церковь должна находиться не на Кипре, а в Геллеспонтской области, и Кипрскому архиепископу должен быть подчинен епископ Кизика, согласно 39-му правилу Шестого Вселенского Собора; что многочисленные правила Карфагенского Собора, говорящие об автокефалии и устройстве Карфагенской Церкви, должны и теперь иметь силу и т. д.
Таким образом, основу высокого ранга Константинопольского Патриарха после падения Константинополя нужно видеть вовсе не в канонах, а в общем согласии православных автокефальных Церквей и, главным образом, славянских, к которым принадлежит громадное большинство православного мира, руководящихся учением о первенстве Основателя Церкви (см.: Мф. 18, 1–5, 28; Мк. 10, 42–45; Лк. 11, 4; 13, 30; 14, 8–11 и др.) и не считающих нужным изменять старый порядок, пока этого не требует благо всей Церкви.
Неправильно утверждает митрополит Хризостом, будто 36-е правило Шестого Вселенского Собора „определяет первенство Константинопольского архиепископа“. Приводя текст этого правила, он намеренно заменяет многоточием слова о Константинопольском Престоле: „будучи вторым по нем“ (Престоле Древнего Рима). На самом деле как это, так и 3-е правило Второго Вселенского Собора, на которое оно ссылается, говорят о первенстве не Константинопольского, а Римского епископа, ставя Константинопольского на второе место, и ни одного канона, говорящего о первенстве Константинопольского епископа, не существует, так что его нынешнее первенствующее положение основывается опять-таки на том же согласии автокефальных Церквей, признавших за ним это первенство после отпадения от вселенского единства епископа Рима.
Наконец, на том же согласии автокефальных Церквей основывается и право Константинопольского епископа на высокие титулы Вселенского и Константинопольского, тогда как в канонах в настоящее время для них нельзя искать оснований. Ни один канон не называет Константинопольского епископа Вселенским, а до VI века эпитет этот и вообще никогда к нему не применялся. В VI веке его стали применять восточные епископы и чиновники патриаршей канцелярии, желая угодить влиятельному епископу столицы, а потом и сами Константинопольские Патриархи, что вызвало резкие протесты со стороны пап, в том числе и святого Григория Великого. Тем не менее, на Востоке титул „Вселенский“, „Икуменикос“, сделался обычным отчасти потому, что здесь он не имел того определенного претенциозного значения, каковое имел титул „Universalis“ на Западе. Дело в том, что слово „Икумени“ у греков означало не только мир, вселенную, но Римскую, а потом и Византийскую Империю. В таком смысле, например, употребляет это слово святой евангелист Лука (см.: Лк. 2, 1), говоря о повелении Кесаря Августа сделать перепись по всей Империи. Поэтому и слово „Икуменикос“ в отношении к Патриархам означало просто Патриархов Византийской Империи и применялось иногда не только к Константинопольскому, но и к остальным трем Патриархам в Византии. Например, Феофан Исповедник († 817) называет Вселенскими и Патриархов Александрийского, Антиохийского и Иерусалимского (изд. Bonnae, 1839. 4, 12). Но если понимать слово „вселенский“ в смысле всеобщий, всемирный, то получается чисто папистическое учение, противоречащее православному догматическому учению, что – как писал святой Григорий Великий, восставая против этого эпитета – в Церкви Христовой есть только Один Вселенский Епископ – Сам Христос.
Отсюда следует, что с титулом „Вселенский“ в применении к Константинопольскому Патриарху можно было мириться, только пока существовала „Икумени“ – Византийская Империя, а после того, как она прекратила существование, титул этот потерял всякое основание и свидетельствует лишь о папистских тенденциях его носителя. <...>
Итак, там, где митрополит Хризостом видит две опасности, на самом деле существует только одна – это тот же самый „дух дымного надмения мира“, по выражению канонического Послания папе Целестину Карфагенского Собора, тот же самый дух папизма, против господства которого в Церкви Древнего Рима восстает автор, но который не чужд и Церкви Рима Нового, в частности, и самому автору. Ослепленный этим дымом надмения, он вступает на гибельный путь разрушения духовного единства православного греко-славянского мира».
В подтверждение своих мыслей профессор Троицкий приводит выдержки из «Пидалиона» – составленной преподобным Никодимом Святогорцем греческой Книги правил, которая с 1800 года и до настоящего времени служит официальным каноническим кодексом Константинопольской и других Греческих Церквей. По его словам, эти цитаты показывают, что и в старое время среди греков были лица, подобно митрополиту Хризостому зараженные духом папизма, но православное сознание обличало такие тенденции, и они были осуждены самой Константинопольской Церковью в изданном ею каноническом сборнике.
Рассмотрим сделанный Сергеем Викторовичем перевод некоторых содержащихся в «Пидалионе» толкований на правила, используемые приверженцами теории «восточного папизма»:
«I. Комментарий к 9-му правилу Четвертого Вселенского Собора.
Как пчелы соты, так различные мнения окружили эту часть сего правила. Наши, противясь главенству папы и желая почтить Константинопольского [Патриарха], уклонились в крайность. Так, Макарий Авкирский под экзархами диоцезов мыслит прочих Патриархов, Константинопольскому же отдает право общей апелляционной инстанции и хочет, чтобы он был первым и высшим судьею над всеми Патриархами. Последовали за Макарием Алексиас в „Истории“ и Николай Мефонский, пиша против главенства папы.
Паписты же в свою очередь, желая установить единовластие папы, следуют за нашими и соглашаются на то, чтобы Константинопольский [Патриарх] был судьею над всеми с той целью, чтобы показать, что если Константинопольский [Патриарх] является над всеми судьею, Римский [папа], как первенствующий по канонам и над Константинопольским [Патриархом], является последним и общим судьею над всеми Патриархами и над самым Константинопольским [Патриархом], так что к нему восходит право последнего апелляционного суда над четырьмя Патриархами вселенной. <…> Однако все эти блуждают далеко от истины. Что Константинопольский [Патриарх] не имеет власти действовать в диоцезах и пределах других Патриархов, что настоящим каноном не дано ему право последней апелляционной инстанции во всей Церкви, ясно из следующего: <…>
3. Если мы примем, согласно с вышеназванными папистами, что Константинопольский [Патриарх] судит Патриархов и пересматривает их суды, то, так как канон не делает исключения для какого-либо Патриарха, значит он судит и Римского [папу] и пересматривает его суды, и таким образом Константинопольский [Патриарх] будет первый и последний, не исключая папу, судия.
И так вот, ища обосновать единовластие Римского [папы] своими ухищрениями, этими же ухищрениями они низвергают и разрушают его.
4. Если никто не имеет права: ни митрополит, ни Патриарх делать что-либо в запредельных Церквах, но только в пределах, подчиненных им, согласно канонам: 34-му, 35-му правилам Апостолов; 6-му, 7-му – Первого Собора; 3–8-му – Второго; 20-му, 36-му, 39-му – Шестого; 3-му, 11-му, 12-му – Сардикийского, 9-му – Антиохийского и др., то как может настоящий канон или другие постановлять обратное всем этим [правилам]?
5. Если Константинопольский [Патриарх] получил таковую привилегию, то почему в своих спорах с папами [Константинопольские Патриархи] не говорили, что имеют ее, но только, что имеют равные преимущества? Или почему ни один другой христианин в спорах не сказал, что Константинопольский [Патриарх] больше [папы] Римского?
Итак, жив Господь, жив! Истинное толкование этого канона есть следующее: <…> канон говорит, что если епископ или клирик имеет дело с епархиальным митрополитом, пусть обратится к суду экзарха диоцеза, что то же самое, что клирики и митрополиты, подчиненные Константинопольскому Престолу, пусть судятся или от своего экзарха диоцезального или от Константинопольского, как своего Патриарха. Не говорится, что если какой-либо клирик имеет тяжбу с митрополитом чужого диоцеза, или митрополит с митрополитом какого бы то ни было диоцеза или епархии, пусть судятся от Константинопольского [Патриарха]. Не говорится также, что [судящийся] сперва должен обратиться к суду диоцезального экзарха, затем к суду Константинопольского [Патриарха], как выше извращает канон папа Николай, но [канон] оставляет на волю судящегося обратиться к суду или диоцезального экзарха или Константинопольского [Патриарха] и судиться безразлично или одним или другим.
Поэтому Зонара в толковании на 17-й канон настоящего Собора говорит, что не над всеми вообще митрополитами поставляется судьею Константинопольский [Патриарх], но только над подчиненными ему. И в толковании на 5-й канон Сардикийского [Собора] он же говорит: „Только для подчиненных Константинопольскому [Патриарху] сей последний является апелляционной инстанцией, как и Римский [папа] только по отношению к подчиненным ему является таковою“.
Теперь же, так как ни Собор, ни экзарх диоцеза не существуют, Константинопольский [Патриарх] является единственным первым и последним судьею для подчиненных ему митрополитов, но не для подчиненных другим Патриархам, потому что единственно Вселенский Собор есть последний и всеобщий судья всех Патриархов, и никто другой, как мы сказали об этом. <…>
II. Толкование 28-го правила Четвертого Вселенского Собора.
Так как на этом Четвертом Соборе было прочитано 3-е правило Второго Собора, определяющее, чтобы епископ Константинополя имел равное преимущество чести по Римском епископе, потому что град оный есть Новый Рим, то и отцы сего Собора настоящим правилом возобновляют и подтверждают упомянутое правило и постановляют и определяют то же самое относительно преимуществ Константинополя – Нового Рима. Так как, говорят они, Престолу Ветхого Рима, поелику в этом городе находилась царская власть, Отцы справедливо дали преимущество, т. е. чтобы он считался первым в ряду остальных Патриархатов, то подобным образом, побуждаемые тем же самым мотивом, и 150 боголюбезнейших епископов Второго Собора дали совершенно равные привилегии чести Святейшему Престолу Нового Рима, т. е. Константинополю, правильно рассудив, да град, получивший, подобно Риму, честь быти градом Царя и Синклита, должен, как и Рим, получить равные привилегии и быть возвеличен в церковных делах подобно тому, с тем лишь различием, что Ветхий Рим должен быть первым по рангу, а Новый – вторым по рангу. Вместе с тем мы постановляем и определяем, чтобы от вышереченного Святейшего Престола Константинополя поставлялись одни лишь митрополиты (а значит, не епископы, подчиненные этим митрополитам. Ибо каждый из таковых рукополагается от надлежащего митрополита вместе с епископами этой митрополии, как определили божественные каноны и, главным образом, 6-й канон Первого Собора). И не только чтобы рукополагались митрополиты перечисленных диоцезов, но и епископы в варварских местностях, соседних с этими названными диоцезами, ибо так называемые Аланы прилегают и граничат с Понтийским диоцезом, а Росы – с Фракийским. Кроме того, названные митрополиты да не рукополагаются Константинопольским [Патриархом], как он пожелает и определит, но пусть он произведет голосование своего Синода и по существующему в Константинополе обычаю пусть объявит его результаты, а он пусть рукополагает из них тех, которых пожелали голосующие – или все, или большинство.
III. Комментарий к 28-му правилу Четвертого Вселенского Собора.
[Существует] пять главных причин, по которым был издан настоящий канон. Три из них косвенные, а две прямые и близкие. <…>

Итак, по всем этим причинам, Собор настоящим каноном, возобновляя 3-е [правило] Второго Собора, дал Константинопольскому [Патриарху] привилегию чести, равную Римскому [папе], т. е. Патриаршеское достоинство (сан) и равные Римскому [папе] привилегии власти относительно митрополитов трех вышеназванных диоцезов и право хиротоний для них, как находящихся в периферии Константинополя. Подобно тому, как Римский [папа] имеет преимущество чести и власти, иными словами, Патриаршеское достоинство и управление в своей западной территории, так и Константинопольский [Патриарх] имеет то же преимущество, т. е. Патриаршеское достоинство (сан) и власть над вышеназванными митрополитами, как принадлежащими к его области (энории). Таково положение вещей в Церкви, о котором говорит данный канон, что насколько возвеличивается Римский [папа], настолько возвеличивается и Константинопольский [Патриарх] без какого-либо различия, за исключением одного, а именно, что Римский [папа] стоит первым по рангу, а Константинопольский [Патриарх] – вторым.
Эти привилегии Константинопольского [Патриарха] не только Отцы этого Собора подтвердили и санкционировали, но и весь Правительственный Сенат, хотя папские легаты, порицавшие сначала Диоскора, видя, как расширяются пределы Константинополя, в своем сопротивлении доходили почти до обморока, так что лгут поклонники папы, когда говорят, что первенство и старейшинство Римского [папы] и возвеличение его в церковных делах свидетельствуют о его особом преимуществе власти во всей Церкви, так сказать монархическом и непогрешимом достоинстве. Если бы что-либо подобное было, должен был бы иметь то же самое и Константинопольский [Патриарх], так как по канонам Константинопольский [Патриарх] имеет совершенно равную и неизменную меру чести, власти и величия с Римским [папой], но сего Константинопольский [Патриарх] не получал по канонам никогда, следовательно не получил их и Римский [папа]. <…> Итак, как мы сказали, преимущества и первенство Рима состоят в том, что он имеет власть над всеми епископами и митрополитами в Римском диоцезе, так что он рукополагает их совместно с другими епископами диоцеза и является первым в порядке прочих Патриархов. Привилегии же эти он получил не потому, что Рим – кафедра Петра, не потому, что Римский [папа] есть викарий Христа, как суесловят паписты, но потому, что Рим был почтен Царством. Так говорит [настоящий] канон: „Престолу Ветхого Рима Отцы прилично дали преимущества: поелику то был царствующий град“, а затем в силу существовавшего давнего обычая; так как Рим был столицею, его епископу приличествовало первенство, и уже затем, так как каноны дали ему такую привилегию, такая же привилегия была дана и Константинопольскому [Патриарху], так как и Константинополь – Новый Рим, стал царствующим градом, образовался давний обычай, чтобы он рукополагал в Азии, Понте и Фракии епископов, и в силу этого обычая были составлены каноны и закреплен старый обычай.
Заметим, что вместе с этими привилегиями, равными Римским [папам], которые получил Константинопольский [Патриарх], получил он еще и два титула, отличающие его от прочих Патриархов, а именно – Всесвятейший и Вселенский. <…>
В первом смысле Константинопольский [Патриарх] никогда не называется Вселенским, ни Римский [папа], ни иной кто-либо, а только Единый Христос, всей вселенной истинный Патриарх, Которому дана вся власть на небе и на земле. Во втором же смысле [Константинопольский Патриарх] именуется [так] потому, что значительную часть вселенной имеет под своей властью, а также за ревнование и заботу о хранении веры и соборных и отеческих преданий не только в своем диоцезе, но и в других.
Такая двусмысленность именования была причиной многих столкновений между Константинопольским [Патриархом] Иоанном Постником и Римскими Папами Пелагием и Григорием Двоесловом. Они, понимая [титул] Вселенский в первом смысле, называли его богохульным, диавольским и многими другими подобными именами и писали, что, кто хочет называться Вселенским, есть предтеча антихриста (см. письмо Григория к Маврикию), и в этом они были правы. Иоанн же Постник и Император Маврикий и последующие Патриархи и Цари титул этот понимали во втором смысле, и потому не волновались, и в этом отношении были правы также и они. Посему и Собор в Святой Софии (879 г.) при Василии Македонском и Патриархе Фотии ясно говорит, что не является антихристом [Патриарх], именуемый Вселенским, как управляющий значительною частью вселенной. К тому же оба эти титула (Вселенский и Всесвятейший) не Соборами или Отцами были даны Константинопольскому [Патриарху], а путем обычая» (перевод С.В. Троицкого из греческой Кормчей «Пидалион» Агапия иеромонаха и Никодима монаха (Святогорца). Издание 4-е. Афины, 1886. С. 161).
Суммируя учение указанных правил, С.В. Троицкий пишет: «Эти выдержки из официального греческого канонического кодекса доказывают следующие положения:
1. Константинопольский Патриарх не имеет судебной власти вне границ своей Патриархии в пределах других Православных Церквей (см. Комментарий на 9-е правило Четвертого Вселенского Собора).
2. Административная юрисдикция этого Патриарха никогда не простиралась на всю православную диаспору, а лишь на диаспору немногих соседних с подчиненными ему диоцезами варварских областей (см. Толкование на 28-е правило Халкидонского Собора).
3. И в границах в своей юрисдикции среди диаспоры он мог рукополагать лишь епископов (см. То же).
4. Причиной расширения прав Константинопольского епископа было не мнимое апостольское происхождение этой Церкви, а единственно политическое возвышение Константинополя как столицы Византийской Империи.
5. Титул Константинопольского Патриарха „Всесвятейший“ не имеет основы в канонах, а возник лишь путем обычая (см. То же).
6. Точно так же не основывается на канонах и титул „Вселенский“, а возник путем обычая, и притом он не указывает на какую-либо юрисдикцию Константинопольского Патриарха вне границ его Патриархата, а лишь на временную обширность этого Патриархата в эпоху величия Византийской Империи».
Как видим, профессор-канонист блестяще опроверг лжеучение «восточного папизма». Его статья «О границах распространения права власти Константинопольской Патриархии на „диаспору“» с опорой на неповрежденный святоотеческий канонический кодекс Константинопольского Патриархата «Пидалион» достойна стать основой для выработки непогрешимой позиции по первому вопросу каталога тем предстоящего «Всеправославного собора» «Православная диаспора. Определение юрисдикции православных объединений за пределами национальных границ». Некоторые ее положения могли бы послужить и для формирования православного ответа по второму, третьему и четвертому пунктам повестки – о процедурах признания статуса церковной автокефалии и автономии, а также о диптихах и правилах взаимного канонического признания Православных Церквей.