Прежде всего хотелось бы поддержать положение Проекта документа «О подготовке ко Святому Причащению», которое гласит: «Исповедь перед причащением является неотъемлемой важной частью говения» (п. 5). Действительно, даже и умирающего человека перед причащением мы исповедуем, и даже если он не способен говорить, от него требуется любой, пусть безмолвный, знак покаяния.

Поэтому следующая за этим оговорка о том, что «в отдельных случаях, с благословения духовника, миряне, намеревающиеся приступить ко Святому Причащению несколько раз в течение одной недели – в первую очередь на Страстной и Светлой седмицах, – могут быть в качестве исключения освобождены от исповеди перед каждым причащением», выглядит нарушением важнейшего традиционного принципа, уступкой противникам непременной исповеди перед причащением в день Литургии или накануне вечером. Стоит только сделать одну такую уступку, предоставить решение вопроса «на усмотрение духовника» (уже и звучит предложение прибавить сюда Святки) – и пошло-поехало. Сначала кажется, что – да, Страстная и Светлая седмицы – особые дни года, частые исповеди и причащения, отсутствие поста на Светлой есть вроде бы причины для отмены обязательной исповеди, – но эти причины угрожают главному: общему принципу непременной исповеди перед причащением мирян. Помнится, еще в 1994 году, на памятной церковной конференции в гостинице «Даниловская», обсуждавшей вопросы неообновленчества, один из представителей Троице-Сергиевой лавры сказал: ничего нельзя трогать в нашем богослужении совершенно; тронешь хоть что-то – начнет рушиться всё здание.

Наша вера – покаянная. Семь Таинств Церкви – это полнота Православия, ни одним из них невозможно пренебречь без ущерба для дела нашего спасения (в том числе и Таинством Браковенчания).

В этом существенная особенность нашей православной веры: мы храним заповеди Евангельские, правила Вселенских соборов, святых отцов, наши духовные традиции, не подвергая их ни малейшему сомнению, не отвергая в них ни йоты. А если не можем что-то из них соблюдать, то не правила отменяем в угоду своей немощи, а каемся в ней.

Часто исповедуешься? Даже, бывает, каждый день? Ведешь такую серьезную духовную жизнь? И при этом считаешь, что можешь прожить хотя бы сутки без греха? Только в одном случае такое возможно: если ты их не видишь, не замечаешь. Тогда смотри лучше. Молись, проси снова: «Дай ми зрети моя прегрешения». Вот тебе подсказка: а не грешишь ли ты недостаточным вниманием к своей внутренней жизни, ходишь ли ты перед Богом? Неужели за весь день ты не боролся с дурными мыслями, чувствами, с раздражением, с ленью? Со своеволием, самомнением, с праздномыслием, празднословием, осуждением? Во всем ли с тобой была согласна твоя совесть? А нет ли у тебя недостатка страха Божия, когда ты приступаешь к Страшным Христовым Тайнам? Крепка ли твоя вера? А может быть, ты думаешь, что грехи – это только какие-то явные проступки (убил, украл)? А лукавство? А недобрые намерения, пожелания? А отсутствие добрых дел? А самооправдание – даже такое вроде бы бесспорное: мол, я же не мог быть в двух местах сразу? Не мог, допустим, но покаяться-то кто тебе мешает? Было бы желание. Нет желания? Это опять-таки вопрос для исповеди, для покаяния: а почему его нет? А не беспечность ли это? Не кроется ли за этим гордыня-матушка, которая раньше нас родилась и всегда у нас за плечами ходит? Ведь мы грешим, даже когда вроде бы делаем добрые дела (тщеславимся ими, осуждаем тех, кто их не делает…). Когда молимся, исповедуемся, причащаемся…

Итак: нежелание мирянина приступать к исповеди каждый день, каждый раз перед причащением говорит, скорее всего, о недостаточно развитой у него глубокой, внимательной духовной жизни, о недостатке покаянного чувства. Короче говоря, о том, что ему-то как раз нужно стремиться стяжать потребность в исповедании грехов, не пропуская ни одной такой возможности. Нет потребности еще – ну, так есть, слава Богу, на то правило матери-Церкви: она, как мать, тебя подвигает на то, что тебе трудно делать, но полезно.

А то что же, именно в Страстную седмицу, самые покаянные дни года, когда, можно сказать, всё творение кается, – причащаться без исповеди?

Даже и при ежедневном причащении ежедневная исповедь нужна – она все-таки поможет человеку оглянуться на прожитый день (что полезно нам делать всегда, недаром в конце молитв на сон грядущим есть исповедание грехов повседневное) – хотя каждый день миряне причащаются очень редко.

Возможность частого исповедания – это, конечно, драгоценная возможность для мирянина. Это, можно сказать, духовная роскошь. Другое дело, что осуществить это не так просто для духовенства. В этом – другой аспект вопроса: о возможностях духовенства исповедовать всех мирян перед причащением в такие дни, как Торжество Православия – Вербное воскресенье – Великий четверг – Великая суббота, – то есть в течение нескольких дней года, когда больше всего причастников.

Конечно, батюшки очень устают в эти дни. Но выход, думается, лучше искать в улучшении качества исповеди прихожан, в их собственном сосредоточенном внутреннем покаянии – чему опять-таки способствует правило неукоснительной предварительной исповеди перед причащением.

В этом улучшении качества исповеди, думается, наша важнейшая забота сегодня (и слава Богу, что нас призвали об этом сегодня в Церкви думать и говорить). В том, чтобы она не была формальной, поверхностной, но живой. Нам нужно не расхолаживать народ православный в его отношении к Таинству покаяния и высшему Таинству Причащения, а, напротив, призывать лучше исповедоваться и всячески помогать в этом. Призывать наших прихожан на исповеди действительно просить у Бога прощения за свои грехи, учиться видеть их, учиться ни в чем себя не оправдывать, но быть построже к себе – тогда, может, кое-что и увидим за собой, и почувствуем, и появится потребность каяться даже чаще, чем причащаемся, – однако с пониманием относясь к возможностям священников. То есть, как и во всем: идти не назад, а вперед. Учиться на исповеди не многословить, не рассказывать историй со многими подробностями, не впутывать в свои грехи других людей, тем самым стараясь себя оправдать. Не осуждать других, прибавляя себе на исповеди новых грехов. Не путать исповедь с приемом у врача (болезни – не грехи, но следствие грехов). Не хвалиться на исповеди в том, что ты выполняешь, но просить у Бога прощения за содеянное, действительно обличая себя. Вот важнейшая общецерковная задача для нашего времени, для исправления наследия советских времен. Недаром богоборцы в советское время стремились насадить так называемую «общую исповедь», без общения священника с пасомым. Но и им, видно, не приходило в голову отменить исповедь совсем, хотя бы частично, – так зачем же в наше время стремиться их в этом превзойти?

Чтобы подвигнуть себя на настоящую исповедь, нужно усилие. Без усилия, без «самопосрамления» (святитель Феофан Затворник) исповедь не приносит той пользы, которую получает душа искренне и чисто кающегося.

Вряд ли возможно и механически накладывать правило подготовки к причащению для мирян на то же правило для духовенства, поскольку остальные обстоятельства в Церкви у них слишком разные. В частности, мирянин всегда имеет возможность исповедоваться перед причащением, а священник – далеко не всегда.

Кстати, принимая исповедь, священник тоже кается перед Богом – он слышит, в чем каются его прихожане, и они ему невольно напоминают о его грехах, иногда показывая батюшке хороший пример строгости к себе.

Если мы, священники, будем усерднее помогать прихожанам лучше исповедоваться, почаще будем говорить проповеди перед исповедью, то и сами будем при этом чаще каяться перед Богом. Ведь когда напоминаешь прихожанам о грехах, то говоришь на основании своего личного опыта, иначе это будут общие слова.

Известный лаврский старец схиархимандрит Пантелеимон (Агриков) говорил пастырям:

«Исповедь должна быть, как проповедь, а проповедь – как исповедь».

Что он имел в виду?

Возможно, то, что Таинство исповеди – удобная возможность для священника дать кающемуся индивидуальную положительную программу: как жить, как поступать именно ему так, чтобы избегать тех грехов, в которых он кается. Эта сокровенная индивидуальная проповедь, произносимая при особенном внимании к слову священника, – сильное пастырское средство.

У людей, слава Богу, есть потребность в исповеди. В том, чтобы их выслушали до конца, не торопили, не обрывали. Услышать совет, сказанный тебе лично, по твоей ситуации. Они приходят иногда исповедоваться и без причастия.

А «проповедь как исповедь» – это, возможно, о том, что всему храму говорить о грехах удобнее, не рискуя вызвать внутреннее ответное сопротивление кающегося.

Что касается Светлой седмицы, когда мы призываемся причащаться, но когда отменен пост, то и ради этих дней не стоит отменять общее правило исповедоваться каждый раз перед причащением. Не только для того, чтобы принести покаяние в тех промахах, которые мы допускаем и на Светлой седмице, и, может быть, не меньше, чем в другое время года. Это время не простое, здесь и искушения бывают, здесь важно духовно не расслабляться, чтобы не потерять то, что приобрели трудами Великого поста. Начинает иногда сказываться и уменьшенное молитвенное правило, и краткость богослужений, и отсутствие постных дней, обильные столы… До этого нас поддерживала аскетика Великого поста, а теперь начался своего рода экзамен: чему мы научились, можем теперь сами себя ограничивать? Ведь для того был Великий пост – чтобы мы духовно подросли, стали духовно свободнее. Работали Господеви со страхом – а теперь можем радоваться Ему с трепетом… Так что и в эти дни тоже нужно внимание к своей внутренней жизни, есть и в эти дни, в чем нам каяться. Кроме того, исповедь нужна в эти дни для того, чтобы не посягать на главное правило – а это очень важно.

То есть, поскольку Православия нет без постов и покаяния, хорошо бы, сократив их в определенные дни перед причащением до минимума, всё же не отменять их совсем ни в один день года.

Наши старшие духовные наставники благословляли и на Светлой седмице перед причащением хотя бы обозначить пост: либо воздерживаться от скоромной пищи накануне вечером, либо не вкушать в день перед Причастием мяса (то есть самая первая ступень поста).

Да, разрешается не поститься на Светлой. Но апостол Павел сказал: «Всё мне позволительно, но не всё полезно» (1 Кор. 6: 12). Разговляться-то лучше осторожно. Так что нам можно позаботиться и о здоровье прихожан. Организм отвык от скоромной пищи за семь недель. Что-то не слышно было от врачей, чтобы кто-то умер от поста, а вот после разговления, говорят, в больницы поступают недавние постники. Ну, съели по пасхальному яичку, по кусочку кулича, пасхи – уже и разговелись, можно об этом не волноваться. Но «из принципа» есть всю неделю одно скоромное, «поскольку можно», даже и перед причащением?..

Хотелось бы, чтобы народ Божий сознательно относился к церковным правилам. Не бежал от поста, как советуют не постящиеся врачи, а шел ему навстречу, любил его, считал своим другом. Был бы не как школьники, которые ни в коем случае не выучат больше, чем задали, а если выучат, то расстроятся. Не как рабы, а как сыны. По слову Спасителя: «Не человек для субботы, а суббота для человека». Чтобы самим хотелось трудиться над душой своей.

Миряне хорошо знают, что поститься перед причащением обычно полагается три дня. И поскольку они, как показывает опыт, сами «успешно» сокращают это правило, то лучше их не расхолаживать. Если «официально» разрешить говеть в течение года один день, то может получиться, что и от этого дня ничего не останется. Ныне, сокращая правило самовольно, они все-таки каются в этом, у них есть покаянное чувство, которое нам нужно иметь всегда, а тем более приступая ко Святой Чаше.

На традиционные требования, к которым люди привыкли, они не ропщут. Они, может, и не примут нововведений, если, не дай Бог, таковые будут объявлены «нормой». Так уже было с обновленцами, которые вроде бы шли «навстречу народу» (под давлением богоборческой власти), а народ от них отошел.

Это важная духовная проблема – то, что у многих из нас образовались свои «молитвенные правила», свой личный «церковный устав». Кто постится только Великим постом, кто – только первую и последнюю его неделю, кто на всенощное бдение не ходит, а кто – приходит только на помазание, кто утренние молитвы читает, «когда успевает», а вечерние – не читает вовсе, «поскольку к вечеру устает»… Есть и «свой богослужебный устав»: сокращения богослужений, молебнов, чинопоследований совершения Таинств… Эти самочинные, но твердо укоренившиеся «правила» очень мешают нам двигаться по духовной лестнице. Мы к ним привыкаем, перестаем в них каяться, забываем возвращаться к тому, как было от начала, – как учит нас Сам Господь. На вопрос, позволительно ли разводиться с женой, Он ответил, как мы знаем, четко, раз и навсегда: «Нет». «Что убо Моисей заповеда дати книгу распустную и отпустити ю?» – возразили Ему. «Моисей по жестосердию вашему повеле вам пустити жены ваша, изначала же не бысть тако», – ответил Господь (см.: Мф. 19: 3–8). Одно дело – заповедь, правило, устав, а другое – наше жестокосердие.

Разумеется, мы идем на послабления для прихожан – но они должны оставаться в их понимании исключениями, в которых нужно каяться, а не превращаться в правила. То есть авторитет и незыблемость церковных правил поддерживают в нас покаянное чувство. Правило должно быть стимулом к духовному росту. По образному выражению В.С. Непомнящего из его выступления 1994 года, не нужно лестницу класть горизонтально – она должна вести вверх. Не снисходить к немощам людей, а призывать их к совершенствованию.

Твердость правил не мешает икономии. Напротив, икономия опирается на правила, без них ее нет.

Схиархимандрит Пантелеимон говорил:

«Не дай Бог, если кто-нибудь уйдет от вас не причащенным или не окрещенным».

То есть не отказывать в причащении или крещении, но если человек плохо подготовлен, наставить, принять его покаяние – и все-таки причастить и окрестить. А вдруг он во второй раз не придет? Такие случаи, прости Господи, увы, бывали… Разве это не большее зло, чем нарушение правила?

Можно идти на снисхождение и для детей, и для взрослых – лишь бы им была духовная польза, но не расслабление, не привыкание к «духовному минимализму». В эту сторону опасно двигаться. Отступать и так некуда, враг не собирается отступать, его победы мы все хорошо видим.

Есть проблема формальной исповеди: лишь бы только получить возможность идти причащаться?

Есть, конечно. И у взрослых, и у детей. Но и это говорит о том же: о необходимости совершенствования качества исповеди, но не отмены ее обязательности.

Противники правила исповеди перед причащением говорят о том, что прихожане, которые часто причащаются, высказывают недоумение: мол, на исповеди приходится говорить об одном и том же.

Ну, так что? Мы и молитвы читаем одни и те же, и службы у нас повторяются, и умываемся одинаково много раз в день – так что же, не молиться, не умываться?

Мы каемся не в новых только, а во всех совершённых нами к моменту исповеди грехах, до конца – тогда это будет чистая исповедь: «Аще ли что скрыеши от мене, сугуб грех имаши».

Нам что, нужно дожидаться, когда мы совершим какие-то новенькие, свежие, оригинальные грехи – и тогда будет смысл каяться? Или нам нужно обязательно получше споткнуться, а то и упасть побольнее, чтобы у нас появилось «желание исповедоваться»? А может быть, чтобы не шлепаться в греховную лужу так явно и мерзко, что даже самому будет невыносимо противно, именно для этого исповедоваться как можно чаще, постоянно, даже и профилактически, воюя со всеми своими грехами, не разбирая, новые они или старые, те, которые только, может, затеплились в нашей грешной душе, или те, которые живут в ней постоянно? Так почему же не постоянной должно быть и покаянное чувство, почему не постоянной должна быть исповедь? Может, ты, исповедуясь в одном и том же, наконец-то разозлишься на эту повторяемость и лучше будешь бороться с этими грехами, а не считать их чуть ли не «нормой»?

Нет, не отменять нужно исповедь, если приходится каяться в одних и тех же грехах, но, напротив, тут-то и нужна более глубокая исповедь, в том числе и в том, что человек духовно не совершенствуется, не избавляется от грехов, с выяснением причин, которые ведут к такому печальному топтанию на месте.

Надо от повторяющихся грехов отставать, а не от исповеди.

Есть грехи, греховные страсти, с которыми нам приходится бороться всю жизнь – и, может быть, они самые пагубные, самые трудноискоренимые. Так что же, в них и не каяться? Между тем важнейшим оружием борьбы со страстями и греховными навыками является именно исповедь.

Не такие уж они «одни и те же», наши грехи, если к ним приглядеться, если не сводить исповедь к перечислению греховных страстей, в разной степени общих всем людям, но быть внимательнее к собственной, вполне конкретной духовной жизни.

Вот как раз когда человек считает, что можно обойтись без исповеди, что она для него лишняя, да еще без исповеди идти причащаться, хотя священник каждый раз призывает приступать к великому Таинству со страхом и верою, – вот тогда-то она ему уж точно нужна.

А мысль о том, что, мол, «у меня маленькие грехи, больших нет», – это не причина отказываться от исповеди. Святые отцы отвечают на вопрос о том, какой грех самый большой, так: тот, который мы считаем самым маленьким. В духовной жизни нет мелочей. Любой грех отделяет нас от Бога.

И диавол ходит «рыкаяй, яко лев, ищяй кого поглотити». Но ходит очень осторожно и коварно, рыкаяй бесшумно. Он ненавидит покаяние и исповедь – и не устает бороться против них в наших помыслах и дискуссиях.

Покаянное чувство, сознание своей греховности – это соль, которая бережет нас от духовного гниения, от гордыни. Имейте соль в себе – это и о покаянии.

Святой праведный Иоанн Кронштадтский советовал священникам: «Не привыкайте служить». А к мирянам можно эту мысль отнести так: «Не привыкайте причащаться». При отсутствии обязательной исповеди привыкнуть легче.

Чем лучше мы готовимся к этому Таинству, тем больше пользы нашей душе, да и телу.

В Последовании ко Святому Причащению известный старец протоиерей Тихон Пелих особенное значение придавал 4-й молитве «Яко на Страшнем Твоем и нелицеприемнем предстояй судилищи, Христе Боже…» – самой покаянной. Хорошо бы она была во всех молитвословах.

Слишком высока, непостижимо высока и таинственна святыня Тела и Крови Христовых, причащения которых недостоин ни один смертный, чтобы перед принятием Страшных Христовых Таин мы по любым причинам пренебрегали необходимостью очистить свою совесть покаянием, да не в суд или осуждение будет принятие великой святыни.